В XII веке жил во Франции один замечательный аббат, который говорил, что воззрение на драгоценные камни возводит ум к Богу. Аббат был очень хорошим человеком, его все любили и доверяли ему свои тайны и секреты. Однажды король Людовик Толстый, уезжая в Крестовый поход, оставил аббата управлять королевством, и за несколько лет монашеского правления Франция процвела и укрепилась. Звали аббата Сюжер. Он был настоятелем аббатства Сен-Дени. Мне кажется, что он тоже был толстый, как и его король, потому что по опыту знаю, что у таких людей как-то очень естественно получается примирять стремление к небу с любовью к земле. А еще Сюжера называют крестным отцом готики. Именно он начал возводить в своей обители храмы и здания, бросающие вызов косной материи, уносящиеся ввысь, преодолевающие земное притяжение, пронизанные светом витражей, потому что самое главное в готике — это свет, неземной свет, оживляющий холодные камни, дающий им голос для славословия Бога, даже тогда, когда умолкают люди. Говорят, что это творения Дионисия Ареопагита так вдохновили аббата, но есть книга, хорошо знакомая всем, и ее конечно же читал Сюжер, чудесная книга, в которой много света, надежды, радости и... драгоценных камней. Это Апокалипсис. На Западе его читали больше, чем на Востоке, и мне кажется, что именно под чтение этой таинственной книги рождались готические соборы.
Что мы знаем об Апокалипсисе? Страшная книга. Тревожная и пугающая. Ее написал апостол Иоанн Богослов, находясь в заключении на острове Патмос. Считается, что это прозрение о «последних вещах», о том, что ждет этот мир, когда время его закончится, когда оно сольется в своем последнем порыве с вечностью. Апокалипсис — книга пророческая, она предсказывает, и эти предсказания пугают. Финал человеческой истории так страшен, что мы забываем, что читаем книгу, написанную языком символов, образов, аллегорий. Птицы кружат над горами трупов, реки и даже моря крови, бледный всадник, бесконечные язвы и трубы — кто же это выдержит? Очень нравится современным подросткам, но взрослея, ужасаются и они. Книга Откровения пугала и наших предков и, может быть, в этом причина, по которой Апокалипсис — это единственная книга Нового Завета, не читаемая в православной церкви за богослужением.
Справедливости ради надо сказать, что церковный устав предписывает читать Апокалипсис во время утрени в дни памяти св. Иоанна Богослова. В западной церкви эта книга «воцерковилась» в самой глубокой древности, и я надеюсь, что придет время для богослужебного освоения Апокалипсиса и в восточной церкви.
Но вот когда мне грустно, я читаю именно Апокалипсис, потому что это светлая и утешительная книга, это книга о Христе. Он — главный персонаж, это все о Нем, и посмотрите, как автор Апокалипсиса описывает Спасителя. Как много образов у Него! Когда я открываю эту книгу, мне вспоминается легендарный Авгарь, прокаженный царь, пославший своего художника написать портрет Христа, и опытный мастер не смог выполнить такой простой работы: лик Спасителя постоянно менялся, не давал себя «схватить» в каком-то одном образе, будто сопротивляясь идолотворению. Так и в книге святого Иоанна Христос то кроткий и страдающий Агнец, то Владыка, степенно восседающий на троне над стеклянным морем, то всадник грозный на белом коне, с волосами белыми, как снег, с очами, как пламень огненный. Он смело разит, низвергает врагов и утешает своих друзей и братьев, ведет свидетелей своих на источники вод. Тайнозритель никак не может «поймать» какого-то одного Образа Христа, и это изобилие «портретов» есть лучшее свидетельство о Том, Кто подлинно Сущий, Кто воистину Есть, Кто есть Сама Неуловимая и Неописуемая Жизнь и Жизнь с избытком. Не язвы и кары — главный предмет Апокалипсиса, не антихрист, которого даже и не удостаивают имени, лишь брезгливо помечая змеевидным числом. Этой книгой святой Иоанн утешал своих братьев и сестер в те смутные времена, когда уже не оставалось никакой надежды, и утешал свидетельством о том, что снова видел своего Искупителя и приобщился той радости и «тишины неизглаголанной», что ждет нас при последней и желанной Встрече. Он смело и радостно описывает, то, что подлинно видел, в чем был снова удостоверен, и сердце каждого читателя и слушателя поет, как у Иова: А я знаю, Искупитель мой жив, и Он в последний день восставит из праха распадающуюся кожу мою сию; и я во плоти моей узрю Бога. Я узрю Его сам; мои глаза, не глаза другого, увидят Его (Иов 19:25—26).
Он победил смерть, Он убьёт и мою смерть, исцелит и мою боль. И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло (Откр 21:4). И дальше — описание небесного Иерусалима. Вот где торжество света и любви! Стены его украшены драгоценными камнями: тут и яспис кристалловидный, и нежно-голубой сапфир, и брат морской волны халцедон, и чудный смарагд, и строгий сердолик, и золотом сияющий хрисолит, и эльфийский вирилл, и величественный топаз, и переливчатый хризопрас, и волшебный гиацинт, и мой любимый аметист, а ворота — из цельных и чистых жемчужин! И река жизни несет свои воды, светлые и искрящиеся, как кристалл, через город, и народы ходят во свете Агнца, и дерево жизни, приносящее плоды свои для исцеления народов! Когда мне грустно, я перечитываю эти строки, окунаюсь в этот нетленный свет, и так естественно мне хочется звать вместе со святым Иоанном, вместе со всеми христианами, читавшими эту книгу света сквозь все расстоянья и сроки: Ей, гряди, Господи Иисусе! (Откр 22:20).
Потому что чем бы ни занимался каждый из нас, что бы ни делал, в конечном итоге, если вывести на свет Божий самую последнюю причину всех наших надежд и чаяний, самый нерв всех беспокойств и волнений, окажется, что движет нами желание любить и быть любимыми. Стремление к власти, славе, покою, признанию — мне просто очень одиноко и грустно и страшно не хватает любви, и как только я найду что-то настоящее, что-то подлинное и бескорыстное, уже не надо ни борьбы, ни тревог, ни доказательств.
Услышал у одного современного автора:
«Забери меня к себе.
Я так устал бежать за тобою вслед.
Открой глаза, закрой лицо руками.
Свет. Я хочу увидеть свет между нами».
Знает ли он, Кого зовет, по Ком тоскует душа его? Что увижу я в этом свете живых и любящих глаз? Что испытаю я тогда, когда лицо мое отразится в Его глазах, глазах подлинно любящего меня Бога? Кто отразится в них? Нет, не страх, не ужас, но великое изумление охватит каждого из нас перед очами Божиими, потому что не только грех и порок, не просто моя такая обычная и незатейливая жизнь отразится в очах Его, но красота моя, мне неизвестная, скрытая от меня самого, но всегда жившая в этом прекрасном, кротком, немного грустном и любящем взоре.
