Мне хочется рассказать об одном разговоре в московском кафе. Думаю, он из тех, которые называют непроходными. В «Фому» обратилась девушка Саша. Ее папа помогает восстанавливать храм близ Таганки. Денег катастрофически не хватает: то крыльцо, то покрытие, то цемент съедают огромные суммы (кто строил, тот знает). «А можно как-то написать про наш храм? Чтобы люди узнали и помогли?» — «Саш, понимаете какая штука…» Вопрос ведь не из простых. Как ни цинично это прозвучит, но храмы восстанавливают повсюду, и у всех одна и та же история — денег нет. А тут еще и Москва, и почти центр… Ну кто поверит, что у людей там средств не хватает? Хоть это и правда. В общем, мы с Сашей решили встретиться снова и подумать, что нам предпринять.
Про Сашу мне говорили, что она училась в Европе и где-то в Штатах, а потом вернулась в Россию. Честно говоря, об этом я ее при встрече первым делом и спросила. Журналистское любопытство: ну как же так, девяносто процентов молодых людей, знающих языки, только и думают, как «свалить из Раши», а она поступила ровно наоборот — приехала в «эту страну». С какого-то момента наш разговор в кафе побежал по совершенно непредвиденному сценарию.
— Вообще-то возвращаться было непросто. Я же из России совсем ребенком уезжала, мы переехали в Венгрию в 90-е, у папы там была работа. Там я ходила в интернациональную школу, все уроки шли на английском.
— Трудно было?
— Первое время да, потом привыкла. Детям такие вещи легче даются, чем взрослым. У нас в классе вообще было всего два венгра, а остальные — кто откуда. И была еще одна девочка из России. Вот мы вместе с ней и решили ехать в Лондон, поступать там в колледж, а потом в университет.
— А почему в Лондон?
— Не знаю… Город очень нравился. И сейчас нравится. Там все какое-то совсем другое.
— И люди другие, наверно?
— Да, и люди. Англичане очень… честные, что ли. Так это можно назвать. Они уважают свой закон и очень уважают друг друга. Жили мы хорошо. У нас был спортивный колледж, все в основном дружили кружками по интересам: у кого регби — те в одной компании, у кого баскетбол — в другой, была компания пловчих, мы их русалками называли. А у меня не было какого-то особого пристрастия. У нас была компания микс-интернационал: европейцы, китайцы, турки, был даже мальчик из Нигерии. Нам было очень весело. И еще я год училась в Швейцарии. Очень хорошо помню, как нас однажды привезли на экскурсию в Женеву, в ООН. Первое, о чем я подумала, когда увидела это здание, — что очень хочу здесь работать. Сама атмосфера мне понравилась. А если учесть, какие благородные цели у этой организации… В общем, у меня появилась мечта.
— И на кого вы пошли учиться в университет?
— На социолога-антрополога. Это такая гуманитарная наука, совокупность дисциплин по изучению человека: происхождения, развития, существования в природной и культурной средах. Специализация у меня была «международное право». И это давало возможность заниматься правовыми оценками разных конфликтов, спорных ситуаций… Следить за соблюдением прав человека в разных точках мира.
— Нравилось?
— Учиться — да. А потом, по окончании института, нужно было искать работу. Я начала с Лондона и, несмотря на свою специальность, устроилась на лето аналитиком в инвестиционном банке. Так получилось. И в принципе, это тоже мне очень нравилось. Каждый день — масса событий, тренинги, семинары, поиски людей, цитат, еще чего-то… Мы были заняты, реализованы на сто процентов. Знаете, было ощущение собственной незаменимости, как будто мир вращается вокруг тебя. И это было здорово. Но наступил август 2008 года, и рынки рухнули.
— И вы решили, что надо уходить из этой сферы?
— Не совсем. Я решила подождать. Но довольно быстро поняла, что это бессмысленно. А к этому моменту наша семья уже вернулась из Венгрии в Россию, и папа стал звать меня в Москву. Ему хотелось, чтобы я была ближе. И я приехала. Непривычно, конечно, было в этом городе. Но ничего…
— И где вы работаете сейчас?
— В детском доме. Сестрой милосердия.
— Сестрой? С европейским образованием и опытом работы с инвестициями?
— Ну… да. Понимаете, когда мы еще учились в школе, в Венгрии, у нас там были разные волонтерские программы. Это была своего рода установка — что мы обязательно должны сделать что-то полезное для общества. А в другой школе, уже в Англии, у нас даже был такой специальный день, когда к нам приходили гости из другой школы, дети с особыми нуждами и отставаниями. И мы делились на группы, организовывали для них игровую площадку, всякие кружки, шатер рисования… Каждому из нас выпадала возможность в течение дня сопровождать одного человека, все внимание уделять ему. Мне очень это нравилось.
— И в России вы решили продолжить это начинание?
— Не сразу. Сначала я устроилась работать в Московский кластерный офис ЮНЕСКО. Мне казалось, что это очень правильное место для тех, кто собирается менять мир. Ну, то есть для таких, как я.
— А вы собирались менять мир?
— Конечно. По-моему, в 22 года все этого хотят. Или, скажем так, большинство. Это потом понимаешь, что начинать надо с себя. Ну а в ЮНЕСКО я столкнулась с непредвиденной для себя ситуацией. По большому счету, это было логично: куда попадает новичок в бюрократической структуре? Конечно, в помощники по бумажкам. Распечатай, отксерь, принеси, переведи, повесь на сайт… Всё это нужные дела. Но мне хотелось совсем другого. И я не понимала, как можно тратить на это жизнь.
— Вам подвигов хотелось?
— Мне хотелось быть полезной. И вот однажды, лазая в Интернете, я нашла сайт художественно-реабилитационного центра «Дети Марии». Он сразу мне понравился. Он отличался от других подобных сайтов. Везде писали: пожертвуйте денег! А тут было написано: приходите нам помочь! Своих денег у меня почти не было, а вот помогать своими силами я была готова сколько угодно. И я туда пришла. Мне предложили преподавать английский нескольким мальчикам из интерната, которые занимались в этой студии. Я согласилась. Но уроки шли в рабочее время по четвергам, а у меня все-таки были свои обязанности на основной работе. Я не знала, что делать, и решила рассказать начальнице отдела кадров все как есть.
— И что она?
— Все-таки в ЮНЕСКО работают замечательные люди. Знаете, она все поняла и сказала: «Ладно, иди, все равно у тебя работы немного. Но если что понадобится от тебя в этот день — имей в виду…» И я, конечно, имела в виду. Но ничего, слава Богу, не понадобилось. И я регулярно ездила в студию по четвергам, а потом еще по субботам. Постепенно и другие люди там узнали, что я преподаю английский, и попросили взять еще одного мальчика из интерната. Но приезжать к нам он не мог. И тогда я поехала к нему и впервые попала в дом-интернат для детей с особыми нуждами. Мы познакомились. Было понятно, что кроме внимания и любви никаких особых нужд у этих деток больше нет.
— Саш, но скажите честно, неужели для вас там все было просто и легко? Все-таки детский интернат — это не парк Горького. Многие люди со стороны, попадая в такие места, испытывают шок, кто-то вообще старается поскорее забыть, что там побывал, — сознание не вмещает.
— В некотором смысле я была к этому готова. Работая в ЮНЕСКО, я записалась на патронажные курсы при Первой градской больнице. Я и раньше часто заходила на сайт Милосердие.ру, читала, плакала… И вот однажды увидела там объявление о наборе на такие курсы. К сожалению, увидела поздно — все сроки подачи заявлений прошли. Но все-таки я решила позвонить. И мне сказали, что есть еще какой-то один, последний дополнительный набор. В общем, повезло. Так у меня появилась учеба. Многие мне тогда говорили: «Подумай, куда ты идешь, это же патронажные курсы при больнице, ты будешь по уши вся в этих памперсах…» В принципе, даже хорошо, что мне так говорили. Я стала более трезво смотреть на эту работу. И мне еще больше захотелось этим заниматься. Ну а потом снова повезло. Меня направили на практику в детский дом, к деткам с отставанием в развитии. Тут я и работаю теперь сестрой милосердия.
— И памперсы вас не смущают?
— Знаете, с этим просто беда. Мы ведь сестры милосердия, это значит, что наша обязанность — помогать воспитателям, мы занимаемся детской реабилитацией. Деток много — тридцать человек, а воспитатель всего один. Но и санитаров тоже очень мало, а детки в основном лежачие, и почти никто из них не может сам за собой ухаживать. Санитарочкам трудно всех мыть, всем памперсы менять. У нас, у сестер, все-таки руки свободны, мы могли бы как следует и подмыть, и убрать, и мы это делаем с радостью. Нам хочется, чтобы детки были чистыми. Но нам не разрешают: если так, то другие останутся без работы, будут халатничать. Но разве это халатность, когда пять санитаров на тридцать человек, и за такие маленькие деньги…
— Но ведь и сестры милосердия тоже мало получают, да?
— Да, очень мало. Но с Божией помощью все как-то крутятся. Мне папа помогает, конечно. Я ведь когда ушла из ЮНЕСКО, работала в интернате просто как волонтер, без денег.
— Почему?
— Сначала это практика была, а потом… Понимаете, еще в ЮНЕСКО я стала подумывать о продолжении моей учебы. Мне очень хотелось в магистратуру. И я подала документы в Колумбийский университет, в Нью-Йорк.
— Который один из самых престижных вузов мира?
— Ну да. Там Обама учился и Мадлен Олбрайт. В общем, подала — и забыла. У меня тут совсем другая жизнь началась, дети, патронажные курсы... И вдруг приходит ответ из университета. Меня приняли, приглашают приехать на два года в магистратуру. Я не знала, радоваться мне или плакать. Очень не хотелось бросать патронажные курсы и деток.
— Но вы все же поехали?
— Да, решила, что отказываться не надо. Пока готовилась к отъезду, ходила в интернат как волонтер. Потом уехала учиться. Но прошла два года за один. Мне показалось, что два — это очень долго, и я решила выложиться по полной, чтобы сократить время и побыстрее вернуться.
— Саша, никогда не поверю, что вам, гражданину вселенной, в Штатах было плохо.
— Что вы! Очень хорошо! Это один из лучших этапов в моей жизни. Но очень хотелось снова к деткам. Они привыкают к нам, нельзя их бросать.
— А как же Нью-Йорк? Вы же могли там остаться и без проблем найти любую работу. И те же волонтеры там нужны…
— Честно говоря, да, был один момент, из-за которого мне сложно было возвращаться в Москву. Дело в том, что в Америке у меня началась по-настоящему осмысленная жизнь. Это связано, в первую очередь, с Кафедральным собором Московского Патриархата в Нью-Йорке, который на 97-й улице, между 5-й авеню и Мэдисон. Там замечательный приход. У меня появилось там очень много друзей, началась воскресная школа во главе с матушкой Аллой Выжановой, выпускницей Свято-Тихоновского университета… И знаете, там тоже всюду не хватало людей. А это всегда очень грустно. Мне вообще кажется, если выбираешь занятие, и выбор между тем, где народу и так много, и тем, где мало, надо выбирать то, где мало. Там ты нужнее. Из прихода мне было трудно уезжать. Мне казалось, я многих подведу, если уеду. Но в Москве ждали дети…
— А храм в вашей жизни появился именно в Нью-Йорке?
— Нет, еще в Москве. Это было в связи с патронажными курсами — к нам приходил один очень хороший священник. В Лондоне, конечно, я тоже бывала в храме. У меня тогда болел очень близкий человек, и я приходила в церковь, старалась молиться, как могла. Но полного погружения в этот мир тогда еще не было. А в Нью-Йорке я попала в настоящий приход, в коллектив, к людям, которых объединяет общее дело — Литургия. И погрузилась в это вместе с ними.
— И вот вы вернулись в Москву. И что?
— Вернулась в детский дом. Сестры милосердия ведь всегда нужны. Конечно, я думала о восстановлении на патронажных курсах. Но там все-таки уклон в сторону ухода за тяжелобольными взрослыми. А у меня так все складывается, что я занимаюсь детьми. Это разная специфика. Мне сейчас гораздо больше нужны занятия по педагогике, реабилитации. И, слава Богу, их для нас проводят. Нас учат, как правильно заниматься с ребенком. Мы ведь должны стараться хоть как-то разнообразить его мир. Тут от нас требуется много усилий.
— Но вы же не только отдаете, вы и получаете, наверно?
— Получаем гораздо больше, чем отдаем. Мы получаем безвозмездную любовь. Представляете, они нас узнают, хотя у многих слабое зрение. Они нас… чувствуют, что ли. И от этого, конечно, столько положительных эмоций! Много есть и негатива — это связано, прежде всего, с самой системой детских домов. Да, она чудовищна, в ней многое не так, как надо. Но если мы не можем эту систему взять и разом изменить, это не повод складывать руки. Надо прививать деткам навыки самообслуживания: кто может — пусть ест сам, кто говорит — пусть общается с другими... Они должны быть максимально приспособленными к жизни. И им, прежде всего, важна эмоциональная отдача. Потому что… для кого они будут ходить, говорить, развиваться, если вокруг них постоянно меняются санитарочки, воспитатели, другие дети? Нам нельзя оттуда уходить. Мы же им нужны.
— Саша, а как же храм, который вы восстанавливаете? Вас на это хватает?
— Это не я восстанавливаю, а приход, во главе со священниками. Но сил, конечно, мало. И люди, и деньги — все нужно.
— А почему именно этот храм?
— Не знаю, случайно все вышло. Папе позвонил знакомый батюшка, сказал, что он восстанавливает разрушенный храм. Там раньше банк один был, и общине это здание долго не передавали.
Но зато когда передали — люди сразу туда пришли, своими руками стали ломать стены, которые в советское время понастроили. Тут бабульки друг другу по цепочке кирпичи передавали, парни молодые этажные перекрытия разбирали и под самым куполом висели, электричество проводили. Мы когда это все увидели, поняли, что уже не уйдем. С тех пор вот вместе и строим.
— Там еще полно работы. Не пугает?
— Но это же нужная работа. И потом, я для себя все-таки решила: надо оставаться там, где людей не хватает. И вы же знаете, если Господь дал дело, Он и все остальное тоже даст, правда?
Сидя в кафе, я слушала Сашу и думала об одном: дивны дела Твои, Господи. Воспитать человека в европейской среде, чтобы привести потом в Россию, дать работу в детском доме и поставить восстанавливать храм… Кстати, я съездила туда, в церковь Василия Исповедника у Рогожской заставы. Помощь там действительно очень нужна. Впору повторить тут слова из Интернета, которые так впечатлили в свое время Сашу. Но мы в редакции посовещались и решили дать адрес храма и расчетный счет. С надеждой…
Подворье Патриарха Московского и всея Руси
ХРАМ СВЯТОГО ВАСИЛИЯ ИСПОВЕДНИКА
У РОГОЖСКОЙ ЗАСТАВЫ
Москва, ул. Международная, 10, стр. 2
Тел.: 8 (495) 678-54-92
E-mail: prpvasiliy@yandex.ru
Настоятель храма: протоиерей Олег Егоров
Реквизиты для пожертвований:
ОГРН: 1037739760277
ИНН 7709295300; КПП 770901001
р/с 4070 3810 6001 2000 0233
в Таганском филиале ОАО «МИНБ»
БИК 044525600
корр/с 3010 1810 3000 0000 0600
Если Вы можете оказать храму какую-либо трудовую помощь, пожалуйста, обращайтесь
к заведующему хозяйством храма Николаю.
Вся информация о богослужениях и нуждах храма размещена на сайте:
Василий Исповедник.рф
