Александр ГОРДОН родился 20 февраля 1964 года в поселке Белоусово Калужской области. Окончив в 1987 году театральное училище, работал в Театре-студии имени Рубена Симонова. В 1989 году уехал в США, где успел поработать мастером по ремонту техники, официантом в пиццерии, потом в телекомпании RT – монтажером, диктором, помощником оператора, режиссером; работал старшим корреспондентом в корпорации WMB. В 1994-1997 годах был автором и ведущим публицистической программы “Нью-Йорк, Нью-Йорк…” на телеканале ТВ-6. Вернувшись в 1997 году в Россию, он стал корреспондентом публицистической программы “Частный случай”, был ее автором и ведущим, вел на радиостанции “Серебряный дождь” программу “Хмурое утро”, был автором и ведущим программ “Собрание заблуждений", “Процесс” на “Первом канале”, автором и ведущим программ “Гордон”, “Стресс” на канале НТВ. Автор и ведущий программы “2030” на “Первом канале”.
Возможно ли, на Ваш взгляд, “воцерковление” телевидения?
В целом – думаю, что нет, так же, как невозможно воцерковление всего российского общества. Да и задачи такой никто не ставит: у нас страна очень большая и не совсем православная, в ней проживает огромное количество людей, исповедующих другие религии, а также тех, кто упорно считают себя атеистами.
Я сам человек не воцерковленный, скорее, сочувствующий Православию. Но Церковь, по-моему, должна присутствовать на телевидении. Конечно, необходимы и подробный, интересный рассказ об истории Церкви, и изложение библейских и евангельских текстов, и публикации в телевизионном формате выдающейся церковной литературы, и подача в профессиональном современном виде шедевров православной музыки. Но все перечисленное так или иначе присутствует в телеэфире. А вот кроме этого необходимо в любую передачу, начиная с программы “Время” до передачи “Спокойной ночи, малыши!”, вносить запал христианской проповеди: “Люди, где вас хотя бы двое, там должны установиться такие отношения, чтобы основное, что есть в учении Христа, было бы не только услышано, понято, но и осуществлено”. Мне кажется, телевидение с его влиянием на довольно большое количество людей, преступно ничего не делает в этом смысле.
Вот Вы говорите, что в любой программе должна, так или иначе, быть христианская проповедь. А как, интересно, ее можно “вмонтировать” в ток-шоу, где бурно до истерики обсуждаются такие “актуальные” для народа вопросы, как, например, развод Пугачевой с Киркоровым?
Все зависит от установки. Когда я говорю, что это можно делать в любой передаче, то я ведь не лукавлю. Можно делать такие передачи, с условием, что проявления нелучших человеческих качеств в людях не поощряются, а – осуждаются. Просто людям, делающим данные программы, нужно четко видеть грань между “хорошо” и “плохо”. Когда мне пришлось вести программу “Стресс”, я, к примеру, и там пытался делать зрителям какие-то намеки: “Если вы считаете, что происходящее в студии – нормально, то будущего у нас нет”. Там был эпизод: лишившаяся матери, оставленная отчимом девочка оказалась на внешней стороне подоконника девятого этажа. К счастью, ее геройски спас охранник. А из соседнего дома молодой человек снимал все это на видеокамеру. И он появился в студии, как герой. Я спросил его: “Ты, наверное, сначала позвонил в скорую, в милицию, а затем взял в руки видеокамеру?” Он ответил, что нет, просто снимал, и девочке помочь не пытался. Я не счел нужным и возможным сдерживать свой гнев...
А может, нужно просто избегать подобного рода программ и пытаться выразить свои благородные идеи другим способом? Почему Вы согласились вести “Стресс”, ведь это был явный компромисс?
Конечно, компромисс. Я сидел в то время без работы, получая от канала небольшую сумму денег только за то, что я есть и присутствую на этом канале. Все мои предложения касаемо различных передач были по разным причинам отвергнуты. Поэтому, когда мне предложили эту работу, я был вынужден согласиться. Компромисс – вещь стыдная, но неизбежная, особенно в таком пространстве, как телевидение. Мы же живем в реальном мире, а не в идеальном…
Но если на телевидении так непросто привить христианские ценности, тогда, может быть, стоит обратиться хотя бы к общегуманистическим?
Так они же противоречат друг другу. Ведь в центре “гуманистических ценностей” – человек, который становится самодостаточным и священным. На мой взгляд, это та самая беда в сознании, которая и привела нас к современной западной культуре потребления с девизом: “Есть я, а все остальное – ради меня”. Начали это великие гуманисты, затем продолжили великие романтики, а закончилось все – “макдональдсами”. Человек во имя себя, или человек во имя Бога или хотя бы во имя другого человека – разные способы жизни. Мы (я имею в виду современное российское общество) выбрали первый, самый простой путь. И столкновение различных “эго” и рождают современную действительность (в том числе и телевидение) – от рынка до семьи.
То есть просто мораль, безотносительно веры, религии, не подходит?
Понимаете, какая проблема тогда возникает: а кто ответит “за базар”, авторитет-то кто? Когда вы перечисляете десять заповедей, вы не можете не сослаться на то, что Господь Сам дал их Моисею, а затем их, в измененном виде, подтвердил Христос… А если вы говорите: “не убивай – это плохо”, “не кради – это не хорошо, попадешь в тюрьму”, тогда остается единственный авторитет – авторитет тюрьмы, закона, наказания. А он всегда плохо работает. Мы живем в таком мире, что тюрьмой не испугаешь. Ведь можно легко уговорить себя: “Ну, откуплюсь!” или “Ну, посижу!”.
Но есть же что-то “разумное и вечное” – ведь такие телефильмы как “Идиот” и “В круге первом” – смотрела почти вся страна.
Эти сериалы – самая страшная подмена, которая может быть в искусстве. Есть рамки телевизионного пространства, они очень жестко очерчены, за них вырваться нельзя: трагедия на телевидении не проходит. Она не даст рейтинга, человек не будет искать (да это и невозможно) катарсиса в подобном зрелище. Единственный жанр на телевидении, который собирает большие рейтинги – это мелодрама. Даже комедия заметно от нее отстает. И когда из такого великого материала как “Идиот” Достоевского делают мелодраму, конечно, фильм побивает все рейтинги. А что такое мелодрама, в отличие от трагедии? Это фаст-фуд вместо хорошей кухни, шашки вместо шахмат, это то, что проще, то, что можно воспринять между ванной и туалетом. И когда взрослые дядьки говорят: “А я плакал, когда смотрел”, то они просто путают собственную сентиментальность с тем самым катарсисом, который ты если дважды в жизни испытал от художественного произведения, то считай, что тебе повезло. И я считаю, что лучше уж вообще ничего не делать, чем идти на подобные компромиссы.
Дети, естественно, гораздо впечатлительнее взрослых. Может быть, им вообще не стоит проводить время у “голубых экранов”?
Здесь невольно напрашивается аналогия лекарства и яда. Телевидение может быть лекарством, но оказывается ядом, поскольку ребенок получает его безнадзорно, не в той пропорции, не в то время и не того качества, не того содержания. И это, конечно, отравляет мозги и душу. Я уже давным-давно говорю, что нужно сделать так же, как на американском телевидении, когда перед программой появляется узнаваемый значок – для какого возраста рекомендуется данная программа, является ли она семейной или рассчитана лишь на взрослых. И текстом сообщается: в этой передаче вы можете встретить сцены насилия, обнаженное тело и нецензурную брань. Таким образом, хотя бы появляется возможность вовремя переключить канал или увести ребенка в другую комнату. Я хочу, чтобы ни я, ни дети не были заложниками телевизионных программ. Причем сделать подобную “страховку” элементарно. Однако это требует дополнительных расходов, ведь тогда на каждом канале должны сидеть какие-то люди, оперирующие общими критериями, общими стандартами, отсматривать все передачи и предварять их комментарием. Но если у нас норма – продавать лекарство с инструкцией, как его применять, товары с обязательным указанием их состава, то почему мы должны на телевидении покупать кота в мешке? Я всякий раз, когда натыкаюсь на какое-нибудь непотребство, чувствую лично себя униженным. А если пульт затерялся или батарейка села?!
А не преувеличиваете ли Вы влияние телевидения на зрителей?
Когда телевидение только появилось (именно как средство массовой коммуникации), оно очень сильно зависело от общества. Сейчас времена совсем другие, и наоборот, общество находится в огромной зависимости от телевидения. Эта “четвертая власть” становится первой. Властью над умами. К сожалению, не над душами, что должно было бы быть в идеале. Причем пространство телевизионной нормы почти моментально репродуцируется в обществе. То, что возможно и хорошо на телевидении, становится нужным и принятым среди “широких масс”, а не наоборот. Средний российский зритель смотрит телевизор в среднем около трех-четырех часов в день. Назовите мне, пожалуйста, какого-нибудь “среднего российского человека”, который бы три-четыре часа в день общался с женой, с ребенком, с друзьями, со священником?! Даже этот статистически установленный факт говорит о том, что телевидение не может не иметь огромного влияния в обществе. Другое дело, что использует оно его не так.
Однако не стоит ждать от телевидения чудес. Я давно определил основные функции телевизионного пространства: телевидение должно информировать, развлекать, просвещать и провоцировать – например, на покупку того или иного товара, на выбор образа жизни и так далее. Никаких других задач оно, даже если бы очень хотело, выполнить не может. Оно не в состоянии ответить ни на один из важных вопросов, стоящих перед людьми, оно не способно сделать человека хуже или лучше, но оно в силах изменить его образ жизни. И так же, как нам был навязан образ жизни общества потребления, с помощью телевещания можно привить другой способ повседневного существования – сострадания, сочувствия, сопереживания, сотворчества. Но это “со-” сейчас на телевидении, к сожалению, очень плохо продается.
Существующее сегодня телевещание нуждается в изменениях. Причем, чтобы получился какой-то результат, менять нужно все. Начиная со способа, каким телевидение зарабатывает деньги. Основной источник его существования – это реклама. Принято считать, что “низкий вкус толпы” определяет рейтинг той или иной программы, а чем выше рейтинг, тем больше продажа. На самом деле ситуация более запутанная и парадоксальная. Как правило, вкусы диктует не толпа и не телевизионные профессионалы, а рекламодатели. У них есть откуда-то взявшиеся, может быть, позаимствованные у больших ученых умов Запада представления о том, кто составляет их целевую аудиторию, и что именно эта аудитория, в среднем, хочет увидеть. Этим и кормят зрителей.
Я абсолютно убежден, что если бы еще раз сгорела Останкинская телебашня, и не осталось бы ни одного телевизионного канала, а потом появился бы только канал “Культура” и никаких других, это был бы самый влиятельный источник информации в стране. Лучший фон для искусства, говорил Пастернак, – серый. А у нас телевидение, к сожалению, сверкает, как искусственный алмаз – всеми цветами радуги, и разглядеть там действительно что-нибудь стоящее практически невозможно.
Наверное, можно пойти по пути создания общественного телевидения. То есть телевидения, которое питалось бы не за счет рекламы, и не за счет государственного бюджета (поскольку, кто девушку кормит, тот ее и танцует), а за счет добровольных или не очень взносов всего общества… Разговоров об этом ведется сейчас очень много. Но, думаю, нужно немного подождать, пока мы догоним западные технологии: на сегодняшний день у нас всего шесть метровых каналов; вот когда число общедоступных каналов увеличится, скажем, до 128, можно будет говорить и об изменении “идеологии” вещания. Но при этом нужно понимать, что суммарное влияние телевидения на общество из–за того, что оно будет растаскано по нишам, сильно снизится.
Это неплохо, если есть другие механизмы управления. А если их нет, если книжек умных никто не читает, хороших радиопрограмм не слушает, в Церковь люди ходят только по праздникам, то, наверное, это не очень хорошо.
Для меня люди делятся всего на две группы. Одни считают, что первыми живут на земле, и до них ничего не было, а после них останутся лишь их собственные дети. Другие – слышат гул истории, понимают, что даже для того, чтобы произошел акт их собственного рождения, должны были сойтись и расколоться материки, возникнуть и умереть цивилизации, исчезнуть народы. То есть для того, чтобы их родители встретились, произошло множество исторических событий. Таких людей, которые стоят на перевернутой пирамиде времени и понимают, что они в ответе не только за себя, за свое время, но и за то, что было до и будет после, я считаю избранными. Но когда те, кому предназначено говорить так, чтобы их слышали, вещают лишь о себе или молчат, эта ситуация представляется мне просто предательством по отношению к истории и к народу. Причем происходит это не только на телевидении, но и в литературе, и в живописи… Человек, вдруг избавившись от страха Божия, стал неинтересен сам себе.
Но христианство сейчас во всем мире уже не имеет такого влияния на умы и души, как было, скажем 200 – 300 лет назад. Поэтому мне представляется утопией ожидать, что не расслышанное даже в лучшие времена, будет расслышано и распробовано сегодня.
