Загадки Евангелия от Луки

Действительно, евангелист Лука не упомянут в числе двенадцати апостолов, которых Господь Иисус Христос избрал во время Своего земного служения, чтобы с Ним были и чтобы посылать их на проповедь, и чтобы они имели власть исцелять от болезней и изгонять бесов (Мк 3:14–15). По преданию, святой Лука был родом из сирийской Антиохии (современная Антакья на юге Турции). То есть из города на берегу реки Оронт, впадающей в Средиземное море, где впоследствии целый год пламенно проповедовали апостолы Павел и Варнава и где ученики… впервые стали называться Христианами (Деян 11:26). Там, в Антиохии, Лука познакомился с Павлом и вскоре стал его постоянным спутником. Тот неоднократно упоминает в своих посланиях о Луке как о верном сподвижнике, а Лука описал странствия Павла в книге Деяния святых апостолов, примерно половина которой (как раз и повествующая о благовестнических путешествиях Павла) написана от первого лица, с использованием местоимения «мы».

По роду занятий Лука был врачСведения об этом появились уже в конце II века в так называемом антимаркионовском прологе к Евангелию — анонимном предисловии, сообщавшем об авторах, обстоятельствах и целях написания Евангелий.. В подтверждение этому исследователи написанных им книг — Евангелия и Деяний — приводят целый ряд убедительных примеров. Так, рассказывая об исцелении в синагоге бесноватого (Лк 4:35), Лука использует точный медицинский термин «конвульсии»; повествуя, как ко Христу обратился некий человек с мольбой взглянуть на сына, которого терзал злой дух (Лк 9:38), евангелист употребляет характерный глагол, означающий посещение больного доктором. А упоминая о болезни тещи Симоновой, которую другие евангелисты называют просто «горячкой», Лука уточняет, что это была, согласно тогдашней терминологии, «горячка большая» (πυρετῷ μεγάλῳ) (Лк 4:38).

По происхождению Лука был грек или, во всяком случае, выходец из грекоговорящей среды. Апостол Павел, упоминая Луку в одном из посланий среди своих «сотрудников», явно отделяет его от группы спутников-иудеев (ср.: Кол 4:14). Греческим языком Лука владел прекрасно — много лучше, чем другие евангелисты. Марк, Матфей и Иоанн писали по-гречески вынужденно — просто потому, что хотели донести Благую Весть о Христе до как можно более широкого круга людей, а языком международного общения в ту пору был именно греческий. Лука же, видимо, писал на своем родном языке. Этим может объясняться, кстати, и сравнительно большой объем его Евангелия: изъясняться по-гречески для него не составляло никакого труда, он писал легко и свободно.

Но откуда апостол Лука узнал подробности о земной жизни Христа? И какой же он апостол, если даже не встречался со Спасителем?

Встречался он со Христом или нет — однозначно сказать все-таки нельзя. Историк древней христианской Церкви Епифаний Кипрский (живший во второй половине IV века) считал, что Лука видел Господа и даже входил в число семидесяти апостолов, которых Христос избрал во «вторую очередь», уже после двенадцати, и посылал проповедовать по палестинским городам и селениям (ср. Лк 10:1). Хотя более распространена, действительно, другая точка зрения — что Лука был лично знаком со многими из ближайшего круга апостолов, но не с Самим Христом во времена Его земной жизни. Недаром же автор третьего Евангелия признается, что строит свое повествование так, как передали… тó бывшие с самого начала очевидцами и служителями СловаБог Слово, или, по-гречески, Логос, — так называет Сына Божия вся святоотеческая традиция христианского богословия, начиная с апостола и евангелиста Иоанна Богослова: В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Всё через Него нáчало быть, и без Него ничто не нáчало быть, что нáчало быть … И Слово стало плотию, и обитало с нами, полное благодати и истины; и мы видели славу Его, славу, как Единородного от Отца (Ин 1:1–3,14). Так же именует Бога Сына и апостол Лука, писавший свое Евангелие еще до Иоанна. (Лк 1:2). Вряд ли эта оговорка понадобилась бы, если бы Лука сам был таким очевидцем.

Вот, собственно, и ответ на вопрос, откуда Лука узнал о событиях земной жизни Иисуса Христа: из рассказов тех, кто видел Спасителя собственными глазами. Что это были за люди? Прежде всего, конечно, ближайшие ученики Спасителя, которых евангелист Лука называет служителями Слова. Апостолы служили Христу в том смысле, что исполняли Его поручения — ходили проповедовать, исцеляли больных и бесноватых, раздавали пищу тем, кто следовал за Господом и слушал Его речи.

Кроме того, из самого содержания Евангелия от Луки ясно, что ряд сведений он получил от Пресвятой Богородицы, Которая, как известно из церковного Предания, еще много лет после Вознесения Своего Сына жила в Иерусалиме среди апостолов и находилась на попечении любимого ученика Христа — апостола Иоанна. Ни от кого другого (если не считать обручника Святой Девы Иосифа, но он к тому времени уже почти наверняка умер) Лука не мог бы узнать ни о явлении Пречистой Деве Архангела Гавриила, известившего Ее о грядущем Рождестве Спасителя (Лк 1:26–38); ни о Ее встрече с матерью Иоанна Предтечи, праведной Елисаветой (Лк 1:39–56); ни об обстоятельствах Рождества Христова (Лк 2:6–19); ни о знаменательной встрече Марии и Иосифа, принесших Младенца Иисуса в Иерусалимский храм, с праведным старцем Симеоном (Лк 2:22–39); ни о том, как двенадцатилетнего Отрока Иисуса однажды потеряли в Иерусалиме и затем нашли в храме сидящего посреди учителей, слушающего их и спрашивающего их (Лк 2:41–51)… Лука бывал в Иерусалиме неоднократно (по крайней мере, когда путешествовал с апостолом Павлом) и, наверное, имел возможность увидеться там с Божией Матерью.

Сам апостол Лука говорит, что им двигала цель по тщательном исследовании всего сначала, по порядку описать события земной жизни Господа Иисуса Христа (Лк 1:3; выделено автором статьи). Он хотел не сгруппировать рассказы о Христе по отдельным темам, как это сделано в Евангелии от Матфея (считается, что, например, Нагорную проповедь тот сложил из многих поучений Христа, сказанных в разное время), и не зафиксировать разрозненные воспоминания о Христе, как сделал евангелист Марк (который, по общепринятому мнению, построил свое Евангелие во многом на рассказах апостола Петра). Лука действовал как историк — старался выстроить все события хронологически верно. В этом смысле характерна историческая точность, с которой он указывает точку начала описываемых им событий: В пятнадцатый же год правления Тиверия кесаря, когда Понтий Пилат начальствовал в Иудее, Ирод был четвертовластником в Галилее, Филипп, брат его, четвертовластником в Итурее и Трахонитской области, а Лисаний четвертовластником в Авилинее, при первосвященниках Анне и Каиафе, был глагол Божий к Иоанну… (Лк 3:1-2).

И, как всякий историк, Лука старался тщательно исследовать все, о чем писал, расспрашивая свидетелей евангельских событий. Среди них могли оказаться не только апостолы и Богородица, но и, например, Иосиф Аримафейский с Никодимом, которые были членами СинедрионаСинедрион — верховный совет еврейского народа, своего рода национальное правительство Иудеи, заседавшее в Иерусалиме. Иосиф Аримафейский и Никодим были членами этого совета и одновременно учениками Христа.. Именно они могли рассказать Луке, как проходил ночной суд над Христом у первосвященников Анны и Каиафы. Они могли присутствовать и при допросе Спасителя у Понтия Пилата (Лк 23:1–7, 13–25), и в иерусалимском дворце правителя Галилеи Ирода, когда тот в надежде увидеть от Него какое-нибудь чудо… предлагал Ему многие вопросы, а Спаситель ничего не отвечал ему (Лк 23:8,9).

Можно ли Луку называть апостолом? Однозначно да, даже если считать, что он не встречался со Спасителем во время Его земной жизни. Ведь мы, не сомневаясь, называем апостолом (и даже одним из первоверховных) Павла, который поначалу вообще был идейным противником христианства и не знал Христа в те времена, когда Он ходил по земле!

«Апостол» (по-гречески ἀπόστολος) значит «посол, посланник». Это тот, кого Христос послал в мир нести Благую Весть о том, что Бог примирился с людьми, послав Своего Единородного Сына искупить наши грехи и открыть нам вход в Царство Небесное и жизнь вечную. Как человек, написавший Евангелие и Деяния святых апостолов, Лука эту миссию, безусловно, выполнил.

В Евангелии от Луки есть рассказ о встрече двух апостолов — Луки и Клеопы — с воскресшим Христом. Разве это не свидетельство того, что автор третьего Евангелия все-таки видел Спасителя?

В конце Евангелия от Луки в самом деле есть рассказ о том, как в первый день недели, следующей за Пасхой Страданий Господа на Кресте, двое учеников шли в селение, отстоящее стадий на шестьдесят от Иерусалима, называемое Эммаус... И когда они разговаривали и рассуждали между собою, и Сам Иисус, приблизившись, пошел с ними. Но глаза их были удержаны, так что они не узнали Его. Услышав, как ученики обсуждают недавнюю казнь Иисуса и крушение их надежд на то, что Он есть Тот, Который должен избавить Израиля, Спутник разъяснил им, опираясь на Писания, что именно так и надлежало пострадать Христу и войти в славу Свою, а затем открылся перед ними во время трапезы: взяв хлеб, благословил, преломил и подал им. Тогда открылись у них глаза, и они узнали Его (ср.: Лк 24:13–33).

Но этот рассказ дает нам имя только одного из учеников — Клеопа. О том, что вторым был сам Лука, говорят в предположительном тоне некоторые толкователи (например, блаженный Феофилакт Болгарский). Но высказывалось и много других идей — что это мог быть апостол Нафанаил (версия Епифания Кипрского), Петр или Симон Зилот (версии Оригена и Кирилла Александрийского), а может быть, и какой-то вовсе неизвестный нам ученик (версия Амвросия Медиоланского). Все это, как писал известный русский библеист и профессор Санкт-Петербургской духовной академии Александр Павлович Лопухин (1852–1904), «одни предположения».

Повторим еще раз: будь апостол Лука свидетелем событий земной жизни Иисуса Христа, он наверняка вставил бы об этом какое-нибудь упоминание (как он сделал это в Деяниях святых апостолов). А не ссылался бы на других очевидцев и служителей Слова.

Кто такой Феофил, для которого писал свое Евангелие Лука?

С этим Феофилом тоже много неясного. Лука обращается к нему и в Евангелии: рассудилось и мне… по порядку описать тебе, достопочтенный Феофил, чтобы ты узнал твердое основание того учения, в котором был наставлен (Лк 1:3), — и в Деяниях: Первую книгу написал я к тебе, Феофил, о всем, что Иисус делал и чему учил от начала до того дня, в который Он вознесся… (Деян 1:1,2). Из этого некоторые толкователи сделали вывод, что Феофил был неким высокопоставленным человеком, возможно, чиновником, которого Лука желал познакомить с истоками христианской веры.

Святитель Иоанн Златоуст (ок. 347 — 407) считал, что Феофил был игемон, то есть римский наместник, правивший в какой-то области Римской империи. «Находясь в должности», он, по мнению Златоуста, «принял проповедь (евангельскую); как некогда проконсул Кипра последовал проповеди Павла во время своего проконсульства, так и Феофил, будучи игемоном, был обращен (ко Христу) проповедью Луки».

Но в переводе с греческого (на котором, напомним, Евангелие и создавалось) имя Феофил имеет еще и конкретное значение — «боголюбец», «тот, кто любит Бога». Поэтому высказывались предположения, что Лука обращался вовсе не к конкретному Феофилу, а ко всякому боголюбцу, желавшему узнать твердое основание того учения, в котором был наставлен. Как писал британский святой Бéда Достопочтенный (672/673–735), «всякий любящий Бога может верить, что это написано о нем, и обрести здесь спасение своей души».

Почему Евангелие от Луки — третье? Он действительно написал его после Марка?

Традиционную святоотеческую точку зрения выразил в V веке блаженный Августин, епископ Иппонийский: первым было написано Евангелие от Матфея, Марк и Лука опирались на него, а Иоанн дополнил то, о чем не сказали евангелисты-предшественники. Существуют сильные аргументы и в пользу первенства Марка: в частности, тот факт, что его текст написан гораздо более простым языком и стилистически хуже «отшлифован», чем два других синоптических ЕвангелияСиноптическими — от греческого σύνοψις, «совместный рассказ» — библеисты называют Евангелия от Матфея, Марка и Луки как наиболее схожие друг с другом по содержанию. (и в особенности те их фрагменты, в которых они расширяют, дополняют рассказ Марка).

Но Лука в любом случае не был первым из евангелистов. Он и сам начинает свое повествование с признания того, что уже многие начали составлять повествования о совершенно известных между нами событиях (Лк 1:1), стало быть, на первенство уж точно не претендует.

А вот на полноту рассказа о событиях земной жизни Господа Иисуса Христа — пожалуй. Еще церковный историк Евсевий Кесарийский, живший в IV веке, подсчитал, что в Евангелии от Луки уникальный, нигде больше не повторяющийся материал занимает около ¼ всего содержания — это гораздо больше, чем у Матфея (1/6) и тем более у Марка (менее 1/10). Только в третьем Евангелии мы находим, к примеру, подробное повествование о событиях, предшествовавших зачатию Иоанна Предтечи и Рождеству Спасителя; уникальный (совершенно иной, чем у Матфея!) рассказ о самом Рождестве; бесконечно глубокие притчи о милосердном самарянине, о блудном сыне, о мытаре и фарисее, о богаче и Лазаре; рассказы о воскрешении сына Наинской вдовы, об исцелении десяти прокаженных; о том, как Пилат направил Иисуса к царю Ироду. Только здесь есть важнейший эпизод с покаянием одного из разбойников, распятых на Голгофе близ Спасителя, и та самая история о встрече учеников, шедших в Эммаус, с воскресшим Спасителем. Наконец, из всех евангелистов один только Лука описывает Вознесение Христово — сначала коротко в Евангелии, а затем, более подробно, в Деяниях святых апостолов.

Словом, этому евангелисту Церковь обязана очень многими ценнейшими сведениями из евангельской истории.

Лука, как и Матфей, приводит перечень прародителей Иисуса Христа. Но имена в этих перечнях совсем разные! Как так?

Смысл обоих евангельских родословий — совсем не в том, чтобы изобразить генеалогическое древо Господа Иисуса. Это было бы и невозможно. Ведь и у Матфея, и у Луки четко звучит принципиально важная мысль: Христос родился не от человека, а от Бога — Духа Святого. Бог избрал Деву Марию как драгоценный сосуд, способный вместить и произвести на свет Сына Человеческого, но зачат Иисус был сверхъестественным образом, и человеческой «наследственности» у Него не было. А значит, не было и человеческого родословия в прямом смысле слова. Не случайно Лука оговаривается, что Иисус был, как думали, Сын Иосифов, Илиев, Матфатов, Левиин …Сифов, Адамов, Божий (Лк 3:23–24, 38; выделено автором статьи).

Что же тогда имели в виду два евангелиста, описывая длинную вереницу прародителей Спасителя?

Целью Матфея, который писал в первую очередь для своих соотечественников-иудеев, было показать, что Иисус есть истинный Христос, или, по-еврейски, — Мессия, а по-русски — Помазанник Божий. Что Он — Тот самый, о рождении Кого на протяжении сотен лет возвещали великие пророки Израиля: Давид, Исаия, Иеремия, Михей, Захария, Даниил… Великий Царь, на Которого израильский народ надеялся как на своего спасителя и избавителя от бед и завоевателей, и Кто на деле оказался Спасителем и Избавителем всего человеческого рода. Из пророчеств было известно, что Мессия будет дальним потомком Иуды, одного из двенадцати сыновей ветхозаветного патриархаПатриархами в древние времена именовались отцы больших родов, главы племенных союзов. На их плечи ложились обязанности и правителя, и первосвященника, то есть человека, имеющего особые отношения с Богом. Таковы были ветхозаветные праведники Ной, Авраам, его сын Исаак, сын Исаака Иаков, Моисей и некоторые другие. Иакова, и родится в доме Давидове (Зах 13:1 и др.), то есть в роде царя Давида.

И Христос действительно родился в доме Давидове — во-первых, в семье праведного Иосифа, который вел свой род от царя Давида (что и следует из родословия Евангелия от Матфея), и во-вторых, в Вифлееме, том самом городе, где Давид появился на свет и был помазан на царство (1 Цар 16). При этом отсчитывает Матфей родословие Иисуса от Авраама, родоначальника всего иудейского народа. Именно Аврааму Господь заповедовал совершать над всем его мужским потомством обрезание как знак посвящения Богу; именно Аврааму обещал потомство, многочисленное как песок земной (ср.: Быт 13:16).

Так что родословный список в Евангелии от Матфея — это своего рода богословский текст, доказательство того, что Иисус и есть давно ожидаемый Мессия.

Лука же возводит родословный список Христа к Адаму, первому человеку, сотворенному Богом. Тем самым он как бы показывает: Иисус Христос стал новым Адамом, Который, в отличие от первого, исполнил замысел Божий о человеке — прожил жизнь в строгом соответствии с заповедями и достиг обóжения. Лука завершает «родословную» Христа на Самом Боге — и этим как бы намечает тот путь, который призван пройти вслед за Спасителем всякий человек. Матфей же, наоборот, идет в направлении от древних патриархов к непосредственным земным «предшественникам» Господа Иисуса, желая этим подчеркнуть: Иисус — подлинный Человек из плоти и крови, а не некий бестелесный дух, только кажущийся человеком (как позже утверждали еретики-докеты).

Может смутить, что Матфей и Лука по-разному именуют даже одного из ближайших «родственников» Господа Иисуса — отца праведного Иосифа. Первый называет его Иаковом (Мф 1:16), а второй — Илием (Лк 3:23). Тут возможны разные объяснения. Средневековый толкователь Евангелия Феофилакт Болгарский (1055–1107) ссылался на предания о том, что Илий был родным отцом Иосифа, а Иаков — его дядей, взявшем мать Иосифа в жены после того, как Илий умерВ те времена это была устоявшаяся практика, часть древнееврейского брачного права, так что отцом ребенка могли называть и супруга, умершего бездетным, и его брата, который, взяв в жены его вдову, стал фактическим отцом..

А русский библеист Александр Павлович Лопухин полагал, что если Иаков был отцом Иосифа, то Илий — отцом Девы Марии (Она, как и Иосиф, тоже происходила из потомков царя Давида — в то время жене и мужу было положено принадлежать к одному «колену»Предание утверждает, что отца Девы Марии звали Иоаким, а вовсе не Илий. Возможно, предполагал А.П.Лопухин, мы имеем здесь дело со свойственным иудеям обычаем носить по два имени, из которых одно давалось при рождении, а другое человек принимал «по случаю какого-нибудь необычайного события в жизни». Например, первоначальное имя апостола Петра было Симон, апостол Матфей назывался также Левием, и т.д.. То есть по сути дела Лука приводит родословный список Богородицы — представительницы рода человеческого, оказавшейся к Господу ближе всего.

Покаяние разбойника, которого Спаситель пообещал взять в рай: такое вроде бы важное события — а о нем рассказывает один Лука! Можно ли тогда доверять этому рассказу?

Вообще-то, о том, что по обе стороны от Спасителя были распяты два разбойника и что поначалу они ругали Его, сообщают и другие евангелисты. Но что один из разбойников потом повел себя «благоразумно» и, претерпевая невыносимые мучения на кресте, покаялся, когда увидел страдания распятого рядом Праведника, — об этом, в самом деле, упоминает только Лука. Вот как он об этом говорит:

Один из повешенных злодеев злословил Его и говорил: если Ты Христос, спаси Себя и нас. Другой же, напротив, унимал его и говорил: или ты не боишься Бога, когда и сам осужден на то же? и мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли, а Он ничего худого не сделал. И сказал Иисусу: помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое! И сказал ему Иисус: истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю (Лк 23:39–43).

А теперь давайте задумаемся: кто мог быть свидетелем этого диалога? Очевидно, только тот, кто стоял совсем близко и мог все слышать. А подле Креста с распятым Господом стояли, как пишет евангелист Иоанн, всего несколько человек: он сам, Богородица, Ее сестра Мария Клеопова и Мария Магдалина (Ин 19:25). Да еще римский сотник и охранявшие Крест солдаты, которые видели все бывшее и засвидетельствовали самую кончину Христа (Мф 27:54, Мк 15:39, Лк 23:47).

Евангелие от Марка написано в основном со слов апостола Петра — но Петр не был свидетелем казни на Голгофе! Не было у Креста и автора первого Евангелия апостола Матфея — он, подобно прочим ученикам (всем, кроме Иоанна), бежал и где-то скрывался после ареста Своего Учителя... Так стоит ли удивляться, что о покаянии разбойника в их Евангелиях ничего не сказано? А апостол Иоанн писал свое Евангелие уже после всех, как считается, около 100 года по Р. Х., и ставил целью лишь заполнить те лакуны, которые остались после его предшественников. Он и про разбойников-то едва упоминает — просто говорит, что распяли Его и с Ним двух других, по ту и по другую сторону, а посреди Иисуса (Ин 19:18). Почему так скупо? Да просто потому, что подробно об этом уже написал Лука!

Итак, Петр и Матфей знали о событиях на Голгофе только со слов их очевидцев, без подробностей. Иоанн не стал писать о них подробно по другой причине. Ну а Лука-то откуда узнал обо всем в деталях? Мы уже об этом сказали: он изначально задался целью тщательно исследовать все события евангельской истории, доискивался именно подробностей — и опрашивал всех, кто что-то знал. Мы уже убедились, что он подробно разговаривал с Матерью Божией (благодаря чему в Евангелие от Луки вошли эпизоды из детства Спасителя). Он, несомненно, общался с апостолом Иоанном, которому Христос поручил заботиться о Своей Матери. Менее вероятно, но вовсе не исключено, что он сумел разыскать даже того сотника, который, видев происходившее [на Кресте], прославил Бога и сказал: истинно человек этот (Иисус. — Прим. ред.) был праведник (Лк 23:47).

Не будучи лично свидетелем евангельских событий, Лука предпринял множество усилий, чтобы разузнать о них во всех деталях от очевидцев. И это делает его рассказ абсолютно достоверным. В том числе и рассказ о покаянии разбойника.

А как объяснить, что только у Луки встречается еще один важнейший рассказ — о Вознесении Иисуса Христа? Остальные что, не видели, как Господь возносился на небо?

Строго говоря, упоминание о Вознесении есть все-таки не только у Луки. О Вознесении кратко говорится в концовке Евангелия от Марка: И так Господь, после беседования с ними, вознесся на небо и восселОдесную — по правую руку. «Воссесть одесную» — это образное выражение, которое означает «принять наивысшую честь»: по правую руку от земного императора всегда располагались самые приближенные к нему вельможи, наделенные наивысшей после царя властью. Отсюда и крылатое выражение «быть чьей-то правой рукой». — Прим. ред. одесную Бога (Мк 16:19). Другое дело, что в самых древних рукописях Евангелия от Марка этой концовки нет. Многие библеисты считают, что последние строки Маркова Евангелия (со слов: Воскреснув рано в первый день недели… и далее, то есть весь фрагмент Мк 16:9–20) был добавлен позже уже переписчиками как краткий конспект концовок других Евангелий, прежде всего Луки.

Намеки на предстоящее Вознесение можно усмотреть и во многих беседах Христа, которые приводит евангелист Иоанн: Никто не восходил на небо, как только сшедший с небес Сын Человеческий, сущий на небесах (Ин 3:13); Что ж, если увидите Сына Человеческого восходящего [туда], где был прежде? (Ин 6:62); Когда Я вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе (Ин 12:32). (Последние из приведенных здесь слов часто истолковываются еще и как пророчество о Распятии, то есть о вознесении на Крест.)

Да и апостол Павел неоднократно говорит об Иисусе Христе, сидящем одесную Бога Отца на небесах, превыше всякого Начальства, и Власти, и Силы, и Господства, и всякого имени (Еф 1:20–21), как о Первосвященнике великом, прошедшем небеса (Евр 4:14), и т. п.

Но в целом этот вопрос закономерен: как же так вышло, что, говоря словами Иоанна Златоуста, «Иоанн и Матфей совсем не вспомнили о Вознесении, а Марк упомянул, но лишь вскользь», и что «только Лука продолжил полный рассказ до Вознесения»? Лука, который, скорее всего, еще и не присутствовал при Вознесении сам…

Возможно, мы сможем приблизиться к ответу на этот вопрос, если несколько сменим угол зрения на само событие Вознесения. Ведь зачастую мы воспринимаем его как прощание Господа с учениками, да еще и усиленное чудесными «спецэффектами»: …И, когда благословлял их, стал отдаляться от них и возноситься на небо (Лк 24:51). Вознесение представляется нам чем-то таким, что должно было ярчайшим образом запечатлеться в памяти апостолов — во-первых, как последний раз, когда они видели любимого Учителя, а во-вторых, как одно из величайших чудес, под стать вознесению на небо пророка Илии в огненной колеснице (событие, в свое время предвестившее Вознесение Христово).

Но дело в том, что сами апостолы вовсе не воспринимали Вознесение как расставание со Христом! Это событие стало для них чем-то совершенно противоположным: отныне Господь уже всегда пребывал с ними!

Ведь и небо, на которое вознесся Христос, — вовсе не та толща воздуха, которую мы зрительно воспринимаем как некий голубой купол над нашими головами. Это образ той Божественной славы, в которую вошел Сын Человеческий; того горнего мира, в котором вечно пребывает Бог и о котором мы не можем ничего сказать нашим скудным человеческим языком, а можем только повторить за апостолом Павлом: не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его (1 Кор 2:9). Святые отцы, толкуя этот евангельский эпизод, ведут речь вовсе не о каком-то вертикальном перемещении Иисуса Христа в физическом пространстве, а о чем-то совсем ином…

Апостол Матфей завершает свое Евангелие мощным аккордом: се, Я с вами во все дни до скончания века. Аминь, — говорит Христос апостолам (Мф 28:20). И это вовсе не диссонанс с повествованием евангелиста Луки. Лишь на первый взгляд может показаться странным, что в том месте, где вроде бы должно говориться о прощании Господа с учениками и о восхождении Его куда-то высоко и далеко, в небеса, звучат эти, совершенно противоположные по смыслу, слова! А на самом деле они как раз и говорят о сути Вознесения: облекшись в Свою Божественную славу (теперь уже — и как человек!), Христос приобщил к ней Своих апостолов. Вознесшись к вечному Богу Отцу, Сын Человеческий сделался вечно пребывающим и среди людей. Как пишет современный библеист архимандрит Ианнуарий (Ивлиев), Вознесение Христово означало не только «конец тех дней, когда ученики общались с Иисусом как с человеком во плоти и крови, ограниченным своими естественными земными пределами», но одновременно и «начало тех дней, когда общение с Господом не будет знать никаких препятствий. Отныне… Его Божественная власть не ограничена никакими земными формами, никакими физическими пределами». «Вознесение означает, что ныне уже ни пространство, ни время и ничто другое не может быть препятствием для нашего теснейшего общения с нашим Спасителем».

Недаром Лука добавляет, что апостолы возвратились в Иерусалим с великою радостью (Лк 24:52). Радуются не разлуке, а встрече. Вознесение стало для апостолов окончательной Встречей со Христом, которую с этих пор уже ничем нельзя было прекратить — ни Его, ни их смертью.

Об этой Встрече, о постоянном присутствии Господа среди нас свидетельствуют все евангелисты. И передать радость от этого живого присутствия Господа для кого-то из них оказалось важнее, чем в подробностях рассказать о том явлении Господа, которое им дано было пережить как Его Вознесение.