«Я была равнодушна к людям»
В МВД я попала сразу после школы. Сначала просто работала в картотеке, а потом отучилась на вечернем отделении юридического института и приняла присягу. И это слово — «присяга» — стало для меня определяющим. Следовать ей неукоснительно, быть исполнительной, трудиться — это и составляло мою жизнь. На работе меня уважали, да и в целом отношения с сослуживцами были нормальными, приятельскими. И все же… Я была закрытым человеком. И сейчас, оглядываясь назад, понимаю, что к людям я была равнодушна.
В основном моя работа была связана с бумагами. Справки, отчеты… А в 1990-е годы стали восстанавливать биографии тех, кто был репрессирован ранее. К нам в управление стали приходили бабулечки — родственники репрессированных и пытались вернуть справедливость. Для меня это было новым опытом работы с людьми: приходилось много общаться, что давалось мне с трудом.
Общение с другими — вообще отдельная проблема. Я была рада новым знакомствам, могла поддержать беседу, но первой знакомиться никогда не шла. Я так утомлялась от общения с гражданами по долгу службы, что просто хотелось побыть одной.
«Любить людей» — эта ключевая для христианина установка была мне чужда. Да мне как-то и не выпадало возможности кому-то помочь, проявить какие-то хорошие качества. Сейчас я понимаю, что так происходило от того, что меня не волновали чужие проблемы — скорее всего, я их просто не замечала.
«Раньше меня раздражали медленно идущие люди»
Однажды со мной произошел случай, немного повлиявший на мое отношение к окружающим. Во время одной туристической поездки я подвернула ногу и получила серьезную травму. Моя жизнь изменилась — мне пришлось ходить не спеша, думать о том, какой маршрут выбрать. Раньше, когда я бежала на работу и опаздывала, меня очень раздражали идущие медленно. А теперь я стала такой же. Это событие заставило меня думать о других — вот к такой простой истине я пришла в весьма зрелом возрасте.
В 33 года я стала офицером. Работа, квартира, семья, ребенок — все шло своим чередом, как у людей. С этим периодом жизни связано еще одно важное, но трагическое событие. Умерла моя бабушка. Я ее очень любила и тяжело пережила ее смерть. С бабушкой было связано начало моего пути к Богу. Во всей семье верующей была только она. Именно глядя на нее, я крестилась в сознательном возрасте, в 21 год. Правда, это мало повлияло на мою жизнь. Крестилась я, как и исполняла свой служебный долг, — скорее, потому что «так надо». Регулярно ходить в храм я тогда так и не стала.
«Кому я теперь нужна»
В 50 лет офицеры уходят на пенсию по выслуге лет. Этот ждало и меня. Правда, я как-то несерьезно относилась к этому событию и была уверена, что останусь работать. Но меня отправили в законный бессрочный отпуск. Я была не готова к такому, не успела продумать, чем же себя займу. Всю свою жизнь я каждый день просыпалась и знала, что меня ждет, а теперь — неизвестность. Ради чего вставать, куда идти, чем себя занять? Кому я теперь нужна?
Семьей мы всегда путешествовали по России. Посещали монастыри — скорее как туристы, чем как паломники. Постепенно я начала ходить и в ближайший к дому храм на праздничные службы. Тогда же увидела объявление на приходском листке о патронажных курсах. Подумала: «Я ведь даже давление измерять не умею! Вдруг с мамой что-то случится или с кем-то из родных, а я не смогу помочь?» Эта мысль отложилась в моей голове, а через год, когда я вышла на пенсию и свободного времени стало больше, привела меня на собеседование.
Собеседование я прошла и стала одной из тех, кого благословили пойти на эти курсы. Снова началась учеба, которая захватила и увлекла меня. Преподавались новые, неизвестные мне ранее, но очень интересные дисциплины: сестринское дело, десмургия (учение о повязках и методах их наложения), лекции о духовной составляющей в деле служения. Несколько раз к нам приходила и требная сестра с рассказом о том, как помочь священнику во время совершения Таинства в палате больного. Постепенно началась и практика. Нас водили к лежачим больным и показывали, как ухаживать за ними, переворачивать, обрабатывать пролежни.
По условиям курсов после их окончания ты должен был работать по полученной специальности. Когда я впервые пришла к подопечному домой, наибольшее смущение испытала от того, что мне придется залезть к нему в шкаф и достать его вещи. Нет, мне было нетрудно ухаживать за ним, переодевать его… но войти к чужому человеку домой, оказаться в его личном пространстве да еще и копаться в его вещах казалось мне настоящей дикостью!
Мне помогли беседы с подопечными. Я решила, что лучше десять раз переспрошу, чем сделаю что-то в чужой квартире сама. И больным это было приятно: их мнения спрашивают, ждут, относятся к ним с уважением.
Главным и самым трудным оказалось найти с подопечными общий язык и начать с ними общаться. Будучи добровольцем, можно прийти к человеку на дом, сделать всю необходимую работу за час и уйти. Но мы, сестры милосердия, составляем расписание процедур на весь день — не отставляем больного и вечером, чтобы он как можно меньше оставался один перед сном.
Помню, как ко мне на стажировку пришла юная девушка лет 20-ти. Пока я показывала, как управляться с больным, она стояла и гладила его по руке — так ей было его жалко. Но мы приходим, чтобы быть полезными, чтобы сделать все то, что немощный не может сделать сам.
«Такую любовь к людям я видела в своей жизни впервые»
С приходом на это служение моя духовная жизнь начала меняться — в храм ходила уже каждую неделю, старалась регулярно исповедоваться и причащаться. Перед глазами был и пример сестер, сотрудниц московской больницы святителя Алексия. Мы вместе молились утром и вечером, делились историями и переживаниями. Меня трогало, с какой теплотой они относятся друг к другу, — такую тягу и любовь к людям я видела в своей жизни впервые.
Я смотрела на них и понимала, что все это время была сосредоточена только на себе и своей семье: беды мира меня не касались. Для меня стало открытием, что есть люди, которым нужна помощь. Еще меня восхитило отношение владыки Пантелеимона, руководителя Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению, к своей маме, к своим чадам, к батюшкам и к прихожанам. «Спасибо тебе большое, мама, за все», — говорит он часто своей маме. Его пример помог и мне перестать воспринимать как должное все то, что делают для меня окружающие.
Я вспомнила, как была несправедлива к бабушке, как часто капризничала: хочу, чтобы меня не бабушка из школы встречала, а мама! А мамы дома нет, она работает. Или бабушка начнет что-то говорить, а я ей: «Да ну тебя, бабуль!» Ее это очень обижало. Теперь я по-другому отношусь к старикам. То, что не додала родному человеку — любовь, внимание, заботу, уважение, — пытаюсь восполнить на других.
Больше всего на новом этапе моей жизни меня поддерживала моя мама. Она тоже пришла к Богу, и моя новая работа не могла не радовать ее. «Ты на таком хорошем пути!» — говорила она и молилась за меня. И я очень чувствовала ее молитву. Один из наших стареньких подопечных был очень ворчливый. К нему боялись идти все сестры — после каждой смены что-нибудь да случается. Но со мной такого ни разу еще не было. Все удивляются и спрашивают: «Как ты с ним нашла общий язык? Почему он на тебя не срывается?!». «Это мама за меня молится», — всегда отвечаю я.
«Тяжело принимать их смерть»
Среди наших подопечных в основном пожилые люди. Особенно их много в паллиативном отделении. Тяжело принимать их смерть. Вот только разговаривал с человеком, а к вечеру его не стало… За день может быть несколько таких случаев. И ты едешь домой в метро, кто-то рядом смеется, радуется, а у тебя нет никаких сил. Еще и подумаешь с осуждением: «Чего ты радуешься? Только что человек умер». Потом, конечно, сама себе ответишь: «И что, не радоваться теперь, что ли, не жить?» Так и переживаешь эти события.
И все же на нашем попечении не только престарелые люди. Например, я помогаю мужчине, которому 49 лет. Инсульт — и его полностью парализовало. Жена теперь одна работает, чтобы прокормить четверых детей. Но они не отчаялись: верующая семья. Супруга переключилась на детей, но не оставила мужа — он по-прежнему глава их семьи, и она всегда придет к нему за советом.
В другой семье парень 25 лет. Авария, кислородное голодание мозга — и красивый мужчина стал инвалидом. Он — единственный сын своей матери. Она не теряет надежду на его выздоровление. Подойдет к нему, толкнет с улыбкой: «Ты мне еще внучку обещал!»
***
За годы работы сестрой милосердия я наконец почувствовала себя счастливой, нужной. Когда закончила работать тогда, в 50, подумала: кому вообще были нужны эти бумажки? Был ли какой-то смысл в моей работе? Оказалось, все, чему я посвятила свою жизнь, не принесло никакой пользы ни моей душе, ни чьей-то еще. А сейчас у меня появился шанс это исправить.
Подготовила Анастасия Бавинова
Фотографии Владимира Ештокина
