Как известно, в Римской империи в первые века Церковь подвергалась жестоким гонениям. В этих условиях нельзя было не только открыто исповедовать себя христианином, но и создавать изображения, напрямую рассказывающие о вере. Поэтому в раннехристианском изобразительном искусстве появились различные символические изображения. Они были своего рода тайнописью, по которой единоверцы могли опознавать друг друга. Пример подобной тайнописи приводит польский писатель Генрик Сенкевич в своей замечательной книге «Камо грядеши». Роман начинается с того, что один знатный римлянин влюбился в молодую красивую девушку, оказавшуюся христианкой. И вот он рассказывает, как застал эту девушку что-то чертящей на песке:
— А что она чертила на песке? Не имя ли Амура, не сердце ли, пронзенное стрелой, или что другое, из чего ты мог бы понять, что сатиры уже нашептывали этой нимфе на ухо некие тайны жизни? Как можно было не посмотреть на эти знаки!
— Я надел тогу раньше, чем ты думаешь, — сказал Виниций. — Пока не прибежал маленький Авл, я внимательно рассматривал эти знаки. Я ведь знаю, что и в Греции и в Риме девушки часто чертят на песке признания, которые отказываются произнести их уста. Но угадай, что она начертила?
— Если что другое, я, пожалуй, не угадаю.
— Рыбу.
Девушка была христианка, и этот рисунок она начертила неслучайно. Действительно, рыба — один из самых распространенных рисунков в раннехристианской живописи. И символизировала она не кого-нибудь, а самого Господа Иисуса Христа. А причина этого — древнегреческий язык. Дело в том, что по-древнегречески рыба ὁ ἰχθύς (ihthys). Христиане увидели в этом слове своего рода акростих (стихотворение, в котором первые буквы каждой строки составляют осмысленный текст), рассказывающий о Христе. Каждая буква «древнегреческой рыбы» была для них соответственно первой буквой других, очень важных слов, выражающих исповедание христианской веры: Ἰησοῦς Χριστός, Θεοῦ Υἱός, Σωτήρ. С древнегреческого на русский это переводится так: Иисус Христос Сын Божий Спаситель. Т. е. древние читали древнегреческое слово ἰχθύς (рыба) как аббревиатуру этой фразы.
Вообще в Новом Завете часто используется символика рыбы. Например, Господь говорит: «Есть ли между вами такой человек, который, когда сын его попросит у него хлеба, подал бы ему камень? и когда попросит рыбы, подал бы ему змею? Итак если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец ваш Небесный даст блага просящим у Него» (Мф 7:9-11). Как считают многие толкователи Священного Писания, образ рыбы здесь символизирует Христа как истинный Хлеб Жизни, а змея символизирует диавола. Поэтому, например, иногда рыбу в раннехристианской живописи рисовали вместе с корзинами, наполненными хлебами и вином. Т. е. этот образ имел евхаристическое значение.
Также Христос насыщает множество народа, взяв семь хлебов и «немного рыбок»: «И, взяв семь хлебов и рыбы, воздал благодарение, преломил и дал ученикам Своим, а ученики народу. И ели все и насытились» (Мф 15:36–37). При другом таком же чуде было пять хлебов и две рыбы (см.: Мф 14:17–21).
Кроме того, Христос называет апостолов, бывших рыбаков, «ловцами человеков» (Мф 4:19; Мк 1:17), а Царствие Небесное — «неводом, закинутым в море и захватившим рыб всякого рода» (Мф 13:47).
Интересно еще и то, что Отцы Церкви сравнивали с рыбой и самих христиан, последовавших за Спасителем в «воду вечной жизни». Вот что, например, писал раннехристианский писатель Тертуллиан (II-III в. после Р. Х.): «Животворно таинство нашей воды, ибо, смыв ею грехи вчерашней слепоты, мы освобождаемся для жизни вечной! <...> Мы же, рыбки, вслед за „рыбой“ нашей Иисусом Христом, рождаемся в воде, сохраняем жизнь не иначе, как оставаясь в воде» («О крещении» 1.1).
