В южнокорейском городе Пусан есть «западный» американский размах — небоскребы из стекла и железа, многоуровневые эстакады, неоновый свет — но нет «западного» уюта и плотности старых европейских улиц. То и дело чувствуешь себя потерявшимся в гигантских пустынных декорациях.
Для человека, раньше бывавшего только в Европе, здесь непривычно: небоскребы из стекла и металла, нагромождения неоновых вывесок, перекрикивающих друг друга, — в столицах «старого света» они всплывают там и тут, они — лишь фрагменты города. В Пусане они — и есть город.
Конечно, не весь. Есть «низкие» трехэтажные районы, в них поражает как раз плотность — наслоение дверей и окон. Здания не сочетаются одно с другим ни по форме, ни по цвету и ни по высоте, но сплюсованы настолько беспардонно, что отсутствие всякого стиля само становится стилем. Корейцы, кажется, боятся, чтобы ни один сантиметр пространства не остался праздно пустующим. Оно и понятно: семьдесят процентов Корейского полуострова — горы. Только на оставшихся тридцати можно жить и строиться.
Как в любом городе, здесь есть спальные районы, где приезжему делать нечего, там однотонные многоэтажки и никакой подсветки. Но такие районы — не всегда на конечных станциях метро и могут почти прилегать к коммерческим туристическим улицам. Представьте себе, что в Москве сворачиваете в переулок, скажем, с Новослободской - и через пятьсот метров уже начинается Перово…
В каких-нибудь парижах все новое и современное — неоново-небоскребное — когда-то к старому пристраивали. В Пусане же ничего старого не осталось — оно было разрушено или разорено корейской войной 1950-53 годов. Город строили как будто с нуля — и, само собой, сразу по-современному, по-передовому. Индустриальной стиль, который обычно воспринимают как позднейшее добавление к классике, здесь сам по себе — классика, в том смысле, что до него ничего не было, он отправная точка. В этом плане весь Пусан на удивление единообразен.
В фильме «Облачный атлас», где фигурирует киберпанковский Нео-Сеул XXIII века, все показано верно. Это и вправду классический корейский город — только все основные черты в нем гиперболизированы. Многоуровневые эстакады стали лазерными, автомобили — летающими, а небоскребы — еще более высокими. Одна героиня даже скажет про жителей Нео-Сеула, что они, возгордившись, стали строить себе жилища на небесах.
Странное ощущение: гулять по городу и понимать, что иностранца в тебе выдает просто разрез глаз. В Европе можно хоть попытаться сойти за местного, там такие чувства недоступны.
Городское пространство Пусана живет и работает для людей. Здесь не просто постарались все сделать удобным, но еще подумали на несколько шагов вперед. Например, в метро — не просто автоматы для покупки билетов, но еще автомат, который разменивает крупные купюры на мелкие. В поездах по громкой связи не просто напоминают уступать место беременным и пассажирам с детьми, но еще выделили для них два специальных места в каждом вагоне, о чем сообщает табличка со стрелочками. Впрочем, люди есть люди, на этих местах спит, уронив голову, молодой кореец.
Первый вопрос, который возник в Пусане: где все? Вопреки тому, чего ждешь от крупного города индустриальной страны, народу на улицах немного даже в нерабочее время. Кто тогда населяет все эти небоскребы в рабочее? Кто-то же населяет, иначе не построили бы. Так куда большинство людей прячутся? И это — даже на тех больших улицах, что рассчитаны на полноценную жизнь пешеходов — с широкими тротуарами, магазинами и ресторанами, типа Тверской в Москве. Даже на пляже Хендай — «самом известном пляже страны», полностью пешеходной туристической зоне под открытым небом, где, кстати, запрещено курить.
А есть ведь еще улицы, где тротуар — узкая формальность для людей, непонятно зачем сюда забредших — магазинов и ресторанов, равно как и жилых домов тут нет — в сущности нет почти ничего, кроме самой трассы.
А есть еще дороги вовсе без пешеходной зоны — как класс не рассчитанные на то, чтобы ходить по ним пешком. Эти эстакады — запруженные автомобилями, огибающие небоскребы — символ экономического чуда азиатских стран второй половины XX века. Похожи на МКАД или Третье кольцо в Москве. Только в Москве таких дорог — «всего лишь» две, а в Пусане — полгорода.
И город получается как будто разделен на два смысловых пространства: здесь — мы ходим пешком и, значит, живем, едим, общаемся, а здесь — едем на машине, и, значит, работаем, не отвлекаемся, спешим. Эти два пространства почти не пересекаются. И есть в таком разделении что-то правдивое. Какая-то полезная размеренность и трезвая разборчивость в средствах.
И с трудом верится, что чуть больше пятидесяти лет назад на этом месте была небогатая аграрная страна. И поневоле задумываешься: а как связан взрывной рост экономики и взрывной рост христиан в Корее за последние пять десятилетий? Римейк «Протестантской этики и духа капитализма» в южнокорейских реалиях напрашивается сам собой — но это, конечно же, тема для серьезного социолога. Я же могу только поделиться впечатлениями и наблюдениями, не обобщая и не претендуя на объективность.
Корейцы говорят, что Южная Корея сегодня — государство, где быстрее всего в мире увеличивается количество христиан. В первую очередь — протестантов. В Сеуле есть пресвитерианская церковь, которая насчитывает 150 000 членов. Поясню: некоторые протестантские деноминации, насколько я понял, исповедуют принцип «один приход — одна церковь». То есть, 150 000 тысяч человек относят себя только к этому храму, только к этой конкретной общине — и осознают себя отдельной церковью. И называют себя второй по величине в Сеуле (а значит, и в Южной Корее). Первой по величине считается другая протестантская община, куда входит 500 000 человек.
Объяснить мне разницу между самыми распространенными в Корее протестантскими деноминациями — пресвитерианами, баптистами, пятидесятниками, методистами и т.д. — я попросил бывшего ректора Пресвитерианского колледжа и богословской семинарии в Сеуле, профессора Янг Ир Чана. Он ответил, что для корейцев принципиальной разницы нет — не в смысле официально задокументированного единства вероучений, а, скорее, на уровне личных ощущений. Баптисты устраивают жизнь своей церкви, вдохновляясь примером пресвитериан, пресвитерианам нравится молиться как пятидесятники — и все вместе ощущают себя «просто христианами».
В этом читается стремление к единству. И если даже кореец этого специально не проговаривает, подсознательно идея единства всех христиан напрямую связана для него с идеей единства двух корейских государств.
Как мне показалось, корейская война 1950-1953 годов для корейцев — то же самое, что Великая отечественная для нас. В том смысле, что та же живая память, то же понимание, что речь идет о событиях не позавчерашнего дня, а вчерашнего. У многих по ту сторону границы остались близкие родственники. О трагедии разделения двух Корей и о надежде на воссоединение дети слышат с пеленок. Гостям страны показывают спектакли, на разные лады рассказывающие о событиях той войны и о борьбе за преодоление раскола. История корейского протестантизма насчитывает 130 лет — и удивительным образом история всей страны последних 100 лет — едва ли не самый болезненный период за весь период существования Кореи. В каком-то смысле христианская вера пришла на полуостров именно тогда, когда нужда в источнике утешения была самой острой.
На рубеже XIX-XX веков Корея была бедной крестьянской страной. Производство даже того немногого, что можно было бы выращивать и продавать — типа риса — взяли под свой контроль японцы и китайцы. В 1910 году Корею захватила Япония, и 35 лет года длился жестокий период оккупации, как это называют сами корейцы. В 1945 году Япония, как побежденная во Второй мировой, ушла, но через пять лет передышки в 1950-м году северная часть Кореи, находящаяся под контролем СССР, попыталась захватить южную, находящуюся под контролем стран Запада. Так начался еще один жестокий период — война. В 1953 году воюющие стороны принимают решение заключить перемирие и разделить полуостров на два государств по 38 параллели — линии, на которой застопорились боевые действия. Так единый народ двух новообразованных государств, между которыми установили демилитаризованную зону, начал поднимать из руин свои страны.
Пастор крупнейшей в Сеуле пресвитерианской церкви начинают свою проповедь с благодарности Богу за то, что Он даровал Южной Корее процветание и рост благосостояния людей. И соседство с Северной Кореей — своего рода молчаливое свидетельство: даже отдаленного подобия таких экономических успехов не смогло достичь государство, где насаждают атеизм.
Наверное, неслучайно мне показалось, что для христиан Южной Кореи мечта об объединении двух государств неотделима от веры в Бога. У такой взаимосвязи — две причины.
Во-первых, от многих корейских верующих я слышал, что объединение севера и юга — это колоссальные возможности расширения миссии. Дескать, раз даже в одной маленькой Южной Корее так много христиан, то их число увеличится минимум в два раза, если к ним прибавить потенциальных верующих севера. А за этой мыслью читается и другая: «И как много тогда мы, корейцы, сумеем дать миру!»
И вторая причина, по которой мечта о единстве нации и вера в Бога — связаны. Дело в том, что явных политических предпосылок для объединения двух Корей, насколько я знаю, нет. И едва ли не главное, что дает людям надежду — это вера в действенность молитвы. Об этом на Юге молятся едва ли не на каждой службе.
P.S.
В Сеуле холодно — нам дали свитера.
В Сеуле дождь — нам зонтиков не дали.
На стыке двух миров понять пора,
Что две страны — как два лица медали.
Стоит тридцать восьмая параллель,
Чертой на карте прекратили битву.
На Юге знают, что достигнет цель:
Молитва и… да нет, одна молитва.
Она сама забьет и вынет гвоздь,
Она сама создаст свои резоны
И незамеченной никем проникнет сквозь
Демилитаризованную зону.
Восточный шарм и западный шаблон,
Все страшно остро, хоть и страшно вкусно.
Корейская еда — аттракцион.
Корейское радушие — искусство.
Поезд Пусан — Сеул,
2 ноября 2013 года
***
Фото автора
Фото 1. В столицах «старого света» небоскребы всплывают там и тут, они — лишь фрагменты города. В Пусане они — и есть город.
Фото 2. В фильме «Облачный атлас», где фигурирует киберпанковский Нео-Сеул XXIII века, все показано верно. Это и вправду классический корейский город — только все основные черты в нем гиперболизированы.
Фото 3. Индустриальной стиль, который обычно воспринимают как позднейшее добавление к классике, здесь сам по себе — классика, в том смысле, что до него ничего не было, он отправная точка.
Фото 4. Всюду люди. В вагоне метро — на местах, выделенных для беременных и пассажиров с детьми…
Фото 5. На границе демилитаризованной зоны между Северной и Южной Кореями. Со стороны Юга люди на пишут свои имена на пестрых лентах и вешают на колючую проволоку, тем самым призывая к миру и объединению двух Корей.
Смотрите также:
"Твердая пища" для корейских христиан
