Еще полтора века назад в России начали говорить о том, что Европа стара, Европа загнивает, в Европе стремительно идут процессы всеобщего «опрощения» и разрушения. После того, как этот промышленный центр мира в сердце своем развязал войну, погубившую миллионы людей, уже и сами европейцы принялись обсуждать исчезновение «старой доброй Европы», говорить о размывании нравственных основ ее. Шпенглер вострубил: Европа стара, ее возраст — глубокая осень…
И Вторая мировая как будто подтвердила его печальные прогнозы. Страшное, саморазрушительное действо показало нравственную опустошенность целой страны света. Этика, образование, вера — ничто не удержало людей от фатального падения на дно моральной деградации.
Другое дело, что советская Россия оказалась на том же самом дне. И когда советский идеолог с честными глазами громоподобно вещал, как глубоко зашло разложение Западного мира, он, конечно, и мысли себе не позволял, что его собственная страна — вовсе не образец нравственной чистоты.
Советский средний класс в послевоенное время чем дальше, тем больше умилялся, глядя на тот материальный комфорт, который был обеспечен среднему классу Европы. Грянула перестройка, произошел распад СССР, и огромное количество людей, живших относительно стабильно, благополучно, оказались… как бы повежливее сказать? В самой глубокой точке выгребной ямы. С этой позиции размеренная, обеспеченная, спокойная жизнь Западной Европы выглядела настоящим раем. Мнилось: если здесь совсем прижмет, есть куда бежать! Хоть голеньким, хоть неприкаянненьким — ничего, авось в таком богатом месте кости быстро обрастут жирком…
И вот теперь этот «вечный» материальный комфорт, этот сытый упорядоченный рай исчезает. Те самые обеспеченность, покой, чистота, кои так радовали сердце советского, да и постсоветского интеллигента оказались эфемерными. Под натиском мирового кризиса европейский средний класс чувствует себя всё более неуютно. У него понемногу исчезают социальные гарантии, урезается доход, его теснят на работе выходцы из Азии и Африки, он не чувствует себя в безопасности. У власти — какие-то чужие люди, совершенно не слушающие то, что говорит представитель этого среднего класса, не понимающие его чаяний, навязывающие какую-то новую идеологию, абсолютно для него чуждую. Земля колеблется под ногами. Париж, Мадрид, Рим — города, где митинги сегодня идут с редкими и недолгими перерывами.
Средний класс кричит, и его крик слышат творческие люди, в том числе и кинематографисты. Но передать его в художественных формах… как-то неудобно… невыигрышно… непрогрессивно. А по большому счету — неполиткорректно. Это же проблемы «не самых бедных белых», а от них сейчас принято отворачиваться. Ведь это они «во всем виноваты».
Но с течением времени крик становится всё громче, всё явственнее. И вот один за другим появляются фильмы, где страхи и поражения среднего европейца выведены на сцену с пугающей ясностью.
Четыре ярких примера:
«Мужской стриптиз» (Великобритания, 1997)
«Сады осенью» (Франция, Италия, Россия, 2006)
«Спящая красавица» (Австралия, 2011)
«Полетта» (Франция, 2012)
Первый из фильмов — милая, исключительно «крепкая» в сюжетном смысле комедия, обеспечившая превосходные кассовые сборы. Английские работяги с металлургического комбината лишились работы, живут на пособие и пытаются как-то устроить свою жизнь. Нищета, руины промышленности, грубоватый юморок парней с промасленными руками и сварочным аппаратом в душе. Отчаянно стараясь выкарабкаться со дна, они решаются устроить мужской стриптиз… силами бывших токарей, сварщиков и фрезеровщиков.
Весь фильм смеешься, а потом начинаешь думать: а ведь много тысяч квалифицированных рабочих лишились заработка, поскольку производство оказалось более выгодным разместить в Третьем мире. Там такие же работяги, но жизнь давит на них еще сильнее, и они готовы работать вообще за копейки. Но этим-то, английским, что делать? Идти в охранники? В стриптизеры? Навсегда?
Фильм «Сады осенью», поставленный Отаром Иоселиани, это уже смех сквозь слезы. Некий Венсан, министр сельского хозяйства во Франции, когда-то был умным, волевым, деятельным человеком. С течением лет он обрюзг, одряблел. Для него политика превратилась в сумасшедший дом. Какие-то бессмысленные митинги, невнятные вопли, крикливые нападки на его особу. Он уходит в отставку, лишается жены. Пытается поселиться в своей квартире, но ее заняли незаконные иммигранты. Когда полиция помогает ему все-таки отвоевать жилплощадь, он получает от экспансивных «гостей» по лбу. Неприкаянная душа, Венсан хотел бы только отдохнуть от бурной жизни. Его удел — прогулки по чудесным французским садам и паркам, тоже созданным когда-то умными, деятельными, волевыми людьми… Он никому не нужен. Да все его время, вся его культура, весь старый мир его никому не нужен. Старой Европе еще разрешено гулять по собственным садам и жить не впроголодь. Но… ее осень и впрямь наступила. В садах — холодновато. Сила ушла. Страсть ушла. Всё вокруг живет в заторможенном ритме; всюду царят безделье и расслабленность. Резвец-популист, занявший место Венсана в министерском кресле, быстро обращается в пародию на бывшего хозяина кабинета. И, в общем, очень хорошо видно: кого ни посади за министерский стол, разницы — никакой. Всё бессмысленно. Даже высокопоставленные политики не в состоянии всерьез повлиять на ход жизни: осень европейского общества быстро набирает силу, им ее не остановить.
Сцена, содержащая прозрачный намек, происходит в мастерской гробовщика. Для многого в милой Франции скоро понадобятся «деревянные костюмы»…
И только компания бодрых старичков-пьянчуг сохраняет какую-то живость. Они устраивают маленькую диверсию: громят тупую безобразную скульптуру, образец новейшего «искусства». Потом, разумеется, идут в тюрьму, но с удовольствием! Они хотя бы от души пнули «прекрасный новый мир».
«Полетта» — фильм о Франции, сделавшей еще один шажок вниз. Эксцентричная бабулька, бывшая искусная кондитерша, потеряла мужа, лишилась и общего с ним дела — кафе. Теперь она живет очень скудно, находит много полезного на помойках, лается с зятем-«черноногим». У нее ничего нет. И, кажется, она на грани того, чтобы потерять жилье. Во всяком случае, мебель у нее увозят. Однако в даме ветхих лет осталась витальная сила. Старая кошелка становится… наркодилером, да еще и преуспевающим! Ее дела идут в гору, она вырастает в крупную фигуру криминального мира… Вот только по складу личности она все же не способна переступить черту, после которой уголовщина станет для нее родным домом. А потому оказывается в состоянии смертельно опасного конфликта с настоящими отпетыми преступниками. Ей с подругами — французский вариант «старых кляч» Рязанова — удается разделаться даже с мафией. Но… чтобы не вляпаться в новую уголовщину и не впасть в нищету, французские «старые клячи» должны переехать в Амстердам. Там у них открывается «конопляная кондитерская»…
Превосходная комедия положений. Эксцентричная, парадоксальная и… до крайности невеселая по сути. Обедневшему среднему классу не остается места на собственной земле. Так же, как отставного министра-Венсана чуть не выперли из квартиры иммигранты, Полетту и ее товарок вытесняет из жизни юная поросль чужаков — лихой арабской молодежи, поделившей город на «участки сбыта». У бабулек есть выбор между нищетой и занятиями прибыльными, но не достойными. Ведь наркобизнес для французских пенсионерок — примерно то же, что и стриптиз для британских металлистов.
Безнадега.
Но страшнее всего фильм «Спящая красавица». В нем ничего комедийного нет. Это… это… хроника агонии. Картина снята австралийскими кинематографистами, но речь идет о «мире белых людей» в целом, то есть, и о Европе.
Нормальная красивая девушка, студентка, мечтает о хорошей работе, о замужестве. Но в окружающем ее мире действует одно правило: хочешь обеспеченной жизни, — переступи очень важную нравственную грань. Тогда всё «наладится». Тебя выпирают из дома? Тебе надо снять квартиру? Тебе не дают иной работы, кроме работы уборщицы или низшего клерка в офисе? Ничего. Пойди в элитный клуб. Поприслуживай там топлесс, а потом дай богатым старцам насладиться твоим обнаженным телом. Им нельзя в него проникать, но можно смотреть, щупать, обнимать его, проделывать с ним парадоксальные штуки. От тебя не убудет, ведь ты в это время пребываешь в отключке под действием снотворного…
Трудно привыкнуть? Зато сколько денег!
Мир «Спящей красавицы» — в какой-то степени аллегория на библейский сюжет о Сусанне и старцах. Только мир, в котором происходит действие, показан смертельно холодным и перевернутым с ног на голову. В нем принимать наркотики — норма, право богатых «старцев» веселиться с неподвижным телом «Сусанны» — норма. В нем только любовь, да хоть бы тень ее, хотя бы слабое тепло добрых человеческих отношений — за пределами нормы. Единственный человек, от которого главная героиня получала это тепло, ее молодой товарищ, гибнет от интоксикации, и она остается одна, без надежды, без радости, без любви.
А что такое богатые белые старцы, которым позволено пользоваться «спящей красавицей»? В сущности, властители общества. И среди них — либо откровенные извращенцы, либо же люди, уставшие от жизни, потерявшие волю, утратившие энергию — куда глубже, чем отставной министр Венсан. Их маршрут скоро приведет к смерти; лучший из них — лучший! — и единственный вызывающий хоть какое-то сочувствие, кончает жизнь самоубийством.
Собрать эти четыре фильма воедино, и чудовищная получится картина. Можно сказать, предсмертная. А ведь это лишь верхушка айсберга, таких фильмов много. Как видно, сама европейская цивилизация ставит себе неутешительный диагноз.
Теперь посмотрим на это издалека. Отсюда, из России. Из-под сени Русской православной Церкви. Если всё так, чего жалеть? Что хорошего сохранилось в такой Европе? Что доброго? Тающие год от года остатки материального комфорта? Прекрасные старинные сады? Призраки огромной литературы, философии, науки, созданных когда-то Европой и ныне превращающихся в наследие титанов, доставшееся карликам? Вера, опрощенная и отброшенная на окраину жизни?
Как видно, что-то важное сломалось там еще в годы Первой мировой. Сломалось, и уже больше не восстановится.
Или, может быть, еще при Вольтере.
Или, может быть, еще при Лютере…
