Когда девушка выходит замуж, ее первые семейные размолвки часто бывают связаны с открытием: муж (или свекровь, свекор, сестра мужа…) поразительно много вещей в жизни делают абсолютно неправильно! Свекровь варит свеклу в борще, хотя «все нормальные люди» знают, что ее надо обжаривать, свекор смотрит «телик» в то время, как папа супруги всегда читал по вечерам Ключевского, а значит и все должны. Ну а муж – он вообще «не такой»: вырос, и до сих пор не понял, что выносить мусор – мужская обязанность, что не есть борщ с поджаркой может только ненормальный и что джентльмены завтракают бутербродом, а не ждут первое-второе и третье… А муж, разумеется, примерно то же самое открывает про жену, мусор, круг чтения и что-нибудь еще.
Важно то, что молодожены не только от склочности характера друг к другу придираются – они искренне уверены, что их претензии объективны: ну разве можно спокойно смотреть, как человек все делает неправильно и вообще не так живет! Откуда только это четкое представление о правильном и неправильном… Из поваренной книги? Учебника по домоводству? «Домостроя»? Из трехтомной энциклопедии какого-нибудь НИИ Всезнайства?
Нет, конечно, наш критерий обычно не книжный, он гораздо проще: так и только так поступали в тех или иных ситуациях наши родители. До подросткового возраста действия мамы и папы не требуют оправданий: если мама не выносила мусор, а заставляла папу, значит так надо, если не заставляла – значит, тоже так надо. Позже, по идее, должен случиться кризис критического осмысления опыта родителей. Но протекает он у всех по-разному, и, чем бы ни закончился, в голове подростка все равно остается много поведенческих моделей, которые кажутся единственно возможными.
Подростковые претензии к «предкам» — это еще не взросление. Взросление именно тогда и начинается, когда мамины-папины привычки и модели поведения не подвергаются критике, а просто открываются человеку во всей своей объективной не-единственности. Тот факт, что свеклу можно варить, жарить, тереть на терке и резать звездочками – не дает превосходства никакому из методов и не позволяет смотреть свысока на кулинарные способности свекрови.
Но дело не только в свекле, и даже не только в проблемах молодоженов. Кажется, абсолютно такой же подход мы привносим в наше церковное «детство» и церковную «юность», когда приходим в храм и находим там священника, который становится нашим духовником. Пообщавшись с духовником год или два, усвоив традиции его прихода, запомнив его манеру служить, проповедовать и принимать исповедь, мы становимся обладателями очень четких критериев «правильной» и «неправильной» церковной жизни.
Человек, который является чьим-то духовным чадом не слишком давно (или напротив, «слишком»?), в другом храме и при другом священнике сразу встает в позу судии. Священника «другой школы» и его прихожан это чадо начинает осуждать так же, как придиралась бы к свекрови или мужу молодая жена, только поводы немного иные: «Боже! Здесь не читают двупсалмие, модернисты несчастные!» — «Что за страстные распевы на клиросе…» — «Ну станет ли благоговейный батюшка так странно держать Чашу?» —«Не смотрит на меня во время исповеди – какое равнодушие к таинству и человеку!» — «Смотрит на меня во время исповеди, сразу видно – похоть очес!...» — «А наш бы батюшка так не сказал…»
Особенно трудно бывает взрослеть чадам известных духовников. Мало того, что «послушник» еще не вырос из этого наивно-детского «А вот мой па-а-па…» и делит всех священников и прихожан на два лагеря: батюшкиных чад и остальных несчастных, в большей или меньшей степени отстоящих от «христианского идеала» — духовника. Так еще состояние это осложняется объективной высотой жизни священника или всеобщим почитанием, окружающим пастыря, из-за чего лагерь «несчастных» только подогревает это детское самомнение «избранных чад»: «Ой, а правда, что ваш духовник – отец N? О, какая милость Божия, как бы и мне хотелось с ним хотя бы познакомиться…». А «избранное чадо» снисходительно кивает: не переживайте, мол, может, и вы когда-нибудь дорастете духовно, чтоб познакомиться.
Много можно наломать «духовных дров» в этом инфантильном, но не по-детски греховном надмении, которое со стороны выглядит откровенно смешным, а то и страшным. Говорю это как человек, которому довелось изрядное время проходить такой вот надменной девицей, духовной дочерью отца такого-то, духовник которого – сам такой-то. Здесь осуждение и придирки к окружающим легко преступают границы не только христианской любви к ближним, но и общих правил приличия, а сам осуждающий уверен, что он лишь радеет о правильности и чистоте веры.
Проходит, к сожалению, довольно много лет, прежде чем наступает хотя бы относительное взросление и понимание: если твой папа любит Ключевского, а духовник служит вечернюю службу не меньше шести часов – это не повод презирать тех, кто предпочитает детективы или служит только два часа, снисходя к немощам старушек и супруги с десятью детьми.
Фото Владимира Ештокина.
