Благословенный край, пленительный предел! Там лавры зыблются, там апельсины зреют...«, — писал об Испании Пушкин. И вряд ли в наших северных краях восприятие призрачной Иберии, «где небо вечно ясно, где жизнь ленивая проходит сладострастно», сильно изменилось за последние двести лет...
Мы живем в Мадриде уже полтора года, и все еще продолжаем открывать для себя Испанию. Она везде разная — в Галисии и Астурии леса, березы, трава по пояс. Центральная часть — Кастилья-Леон и Кастилья-ла-Манча, прославленная Сервантесом — выжженные степи с редкими фермами и еще более редкими мельницами (да, да, теми самыми!). Южная часть Испании, Андалусия, и вовсе ни на что не похожа — долгие годы арабского владычества не прошли для нее даром. Но именно в Андалусии можно увидеть то, что сливается в нашем сознании в образ Испании — черноволосых красавиц, фламенко, апельсиновые деревья на улицах Севильи... И оливковые рощи — без конца и без края. Сквозь них можно ехать часами, глядя, как в красной испанской земле рождается елей.
А в центре — Мадрид, изнывающий от жары летом и замерзающий зимой. Отец Константин Кустодиев, настоятель домовой церкви при российском посольстве, писал зимой 1862 года: «Иберия не имеет снегу, ни великих морозов, среди дня имеет летнее солнце; но зато в той же Иберии у дворца королевы замерзают часовые, замерзают любимые собачонки в спальнях королевы; сеньоры и сеньориты ужасно мерзнут от холода... В этом отчасти виновата природа, хотя отчасти виноваты и испанцы, поставившие город на таком месте. В Мадрите по крайней мере пять месяцев нужно топить комнаты, потому что на горах бывает снег, который при малейшем дуновении ветерка наделяет Мадрит страшным холодом, а испанцы не имеют в своих домах ни каминов, ни печек. И как же они избавляются от холода? Испанцы ходят в своих классических копах, — это плащи довольно короткие с широкими полями, из которых одну испанец всегда закидывает на плечо. Воздух под этими копами гуляет свободно, и испанец дрожит от холода...»
* * *
Тут дожди зарядили, довольно прохладно. Мы были на море, но там был ужасный ветер. Все равно море понравилось, очень красивая природа. Впервые смогли вживую посмотреть и почувствовать, как цветут апельсины. Ехали в Альмерию на поезде, который идет семь часов. Долго, конечно, но зато красивый вид из окна. Мы проезжали через горы Сьерра Невада: ущелья и облака, снег и долины, заброшенные дома и бесконечные оливковые рощи...
На море можно смотреть бесконечно, волна за волной набегают о берег и оставляют пену. Все смотришь, и кажется, что вон та, следующая будет выше и больше предыдущей, и не можешь отвернуться. Примерно то же испытываешь, слушая музыку Баха или смотря на картину Боттичелли...
* * *
Мадрид отличается сам от себя, два потока жизни в нем текут параллельно друг другу. С одной стороны — небольшой, но уютный центр, изящные дома начала двадцатого века, фонтаны у королевского дворца. С другой стороны — жилые массивы, построенные в послевоенную эпоху. Из них большей частью и состоит любой испанский город. Глядя на них, думаешь: неужели, чтобы увидеть это, нужно лететь из Москвы пять часов? Знакомые пятиэтажные силуэты, унылые однотипные конструкции. Будто это и не воспетая Гарсиа Лоркой Испания, а рабочая окраина индустриального русского города — разве что почище. Где еще в Европе крепкие мужчины стоят на площади с плакатами «куплю золото», рядом с надписью «почта» соседствует забытое «телеграф», а сантехника можно ждать неделями? В какой другой европейской стране в начале лета у станций метро появляются железные ангары с арбузами и дынями, которые исчезают с приходом осени?
* * *
С каждым днем Испания раскрывает перед нами свою жизнь, свою историю. Приходится много ездить по стране, и чем больше городов и весей посещаешь, тем больше хочется увидеть. Как же уехать из Испании, не помолившись в древних бенедиктинских монастырях, не увидев виноградники в Риохе...?
Но что привлекло сюда десятки, сотни тысяч выходцев из Украины, Молдавии и других республик бывшего Советского Союза? Возможно, то, что раньше здесь было довольно просто найти работу, даже не имея документов и почти без знания языка (со временем это приходит). Теперь мужчины работают на стройке, женщины убирают в домах. Кто-то устроился лучше, кто-то хуже. Те, кому удается получить документы (вид на жительство с правом на работу), имеют больше возможностей — у них выше зарплата, а значит, лучше жилье и выше уровень жизни. Но главное, документы дают возможность съездить домой, повидать родных. Те же, у кого документов нет, знают, что выехав из Испании, вернуться уже не смогут. И их родители умирают, так и не увидев своих детей, уехавших в далекую, неизвестную, но, как говорят, счастливую страну, а дети растут, годами видя имена родителей только на корешках денежных переводов. Часто семьи распадаются.
Некоторые, не выдержав испытаний, опускаются на самое дно: живут в парках под открытым небом или в подземных переходах в картонных коробках из-под холодильников, открывают перед покупателями двери магазинов, зарабатывая этим на сигареты и вино. Литр вина стоит 60-70 центов — в хороший день можно заработать на 6-8 литровых пакетов. Но от вина пухнут ноги, на них появляются язвы. Один из наших прихожан, Виктор, который сам работает на стройке, помогает таким людям встать на ноги ( в прямом и переносном смысле) и вернуться домой. Он рассказывает: «Многие из них думают: я не могу вернуться домой без денег. Они ходят в бесплатные благотворительные столовые, общаются только друг с другом, и работу найти уже не могут. А дома у многих была хорошая работа, там их знают другими. И если на улице их встречают одноклассники — не узнают. У многих на родине остались долги, поэтому домой они даже не звонят. Один так молчал больше двух лет — мать в Черкассах ослепла от слез. У другого был долг в 1300 долларов, которые пришлось заплатить за визу. Его жена лишь недавно вернула эти деньги, работая не покладая рук. Продает домашнее молоко, печет караваи. Я ему помог с работой — а через неделю он ее бросил и снова начал пить.
Я им говорю: «Главное не деньги, а чтобы вы вернулись домой. Здесь вы уже не сможете ничего заработать. Лучше вернуться здоровыми, а не садиться на шею родственникам, будучи уже инвалидом. А ведь многих увозят домой вообще пеплом, неужели вы хотите для себя того же?». Покупаю им телефонные карточки, помогаю оформить документы на выезд, провожаю.
Без Бога человек становится несчастным, скатывается на дно...
* * *
Большая часть наших прихожан привезли с Родины главный багаж — непоколебимую веру во Христа и любовь к церковной молитве. Но есть и такие, кто пришел к Богу здесь, в Испании. Один из них — болгарин Стилиан, сторож нашего храма. Он был бомжом. Первый настоятель нашего прихода, иеромонах Арсений (Соколов), который сейчас несет пастырское служение в Португалии, разглядел в Стилиане «образ неизреченной славы», приютил его, а главное — крестил. В Великую Субботу, в городском фонтане, полным погружением. Сам Стилиан вспоминает об этом так: «К Богу насильно привести нельзя, Бог сам призывает человека. Я пришел в храм случайно — помогал знакомому монтировать иконостас. Неприятностей было столько, что я почувствовал: только Господь может помочь. На Богоявление я стал оглашенным, до Пасхи меня готовили к крещению. Вода в фонтане была очень холодная, но когда я вошел в нее, она показалась мне горячей...»
* * *
Богослужения совершаются в небольшом помещении на первом этаже жилого дома, переоборудованном под церковь. Те, кто приходят к середине воскресного богослужения, молятся уже на улице.
Первое время было тяжело — мы приехали в Испанию совсем без языка. Но язык — не самое сложное. Как соработник Богу в деле спасения людей, священник за пределами России сталкивается с тем же спектром проблем, что и на Родине. Они довольно подробно описаны в любой серьезной книге о духовной жизни — в «Лествице», к примеру. Как писал преподобный Макарий Египетский, «само сердце — малый сосуд; но там есть змии, там есть львы, там есть ядоносные звери, там все сокровища порока, там пути негладкие и стропотные, там пропасти; но там также и Бог, там Ангелы, там жизнь и царство, там свет и Апостолы, там сокровища благодати, там есть все. Ибо как бывает мгла распростертая по всей вселенной, и человек не видит человека: так, со времени преступления, тьма века сего лежит на всей твари, на всем естестве человеческом; почему, люди, покрытые сею тьмою, ведут жизнь в ночи, в местах страшных». Изводя человеческие души из «мест страшных», священник оказывается втянутым в борьбу, по сравнению с которой организационные вопросы являются второстепенными. Впрочем, они тоже перестают быть чисто организационными. Как говорит наш архиерей, строительство храма — прежде всего молитвенный подвиг, а организационные вопросы в жизни прихода невозможно решать без духовного рассуждения.
* * *
Основная пастырская проблема среди наших соотечественников — не столько неверие (явление редкое), сколько безразличие и безответственность. Людям вообще не свойственно ощущать ответственность за то, что происходит с ними и в них самих. О. Михаил Немнонов так расшифровывает расхожие изречения в своей книге «С нами Бог»: «Я человек мирской», — в переводе: «Хоть я и считаю себя православным, но духовной жизнью жить не собираюсь».
«Это для меня слишком высокая задача, мы ведь люди немощные», то есть: «Не для того я пришел (пришла) в храм, чтобы напрягаться».
«Грешный я человек!», что означает: «Понимаю, что живу плохо, но что-либо менять пока не хочу».
«Нас не научили» — «Что я, сам должен учиться?»
«Нам не разрешали» — «Терпеть неудобства ради своей веры я не собираюсь».
«Мы ведь неграмотные» — «Что мне придет в голову, то и буду делать».
Поэтому и покаяние (по-гречески «перемена ума»), является крайне сложным для тех, кто не привык осмыслять жизнь в категориях ответственности за свои мысли, чувства и поступки.
* * *
Совершая богослужения в русских храмах, обращаясь к «Богу отец наших», я всегда ощущал, что я вливаюсь в то, что было до меня и, наверное, будет после. И стены, и люди помогают молиться. Священник на Западе лишен этой привилегии. Особенно это ощущается во время «выездных» богослужений, если Литургия совершается в каком-нибудь конференц-зале. Большая часть наших соотечественников «пользуются услугами» Церкви вне богослужения — зайти, перекреститься, поставить свечку, поэтому на Литургии ощущают себя не в своей тарелке. Священник же, как говорит один мой друг, «фелонью чувствует» настроение людей — ведь он предстоит Богу от имени тех, что стоят за его спиной, через него проходят их унылая отстраненность, или, наоборот, горячая молитва...
* * *
Когда человек не может придти в храм, Церковь сама приходит к нему: приезжает на поезде или на автобусе, прилетает на самолете. Часто в субботние дни Божественная Литургия совершается в Малаге, в Севилье, в Альмерии, в других городах. В Севилье сердце общины составляет семья музыкантов-виолончелистов. Он — фламандец, принявший Православие, она — москвичка. Иногда и в древнем храме в старинном районе Санта-Круз субботнее утро начинается со знакомых распевов: «На всяком месте владычества Его, благослови, душе моя, Господа».
* * *
Совершаются богослужения и на Канарских островах. Рассказывая читателям «Православия.ру» о первом богослужении на острове Гран Канариа в день памяти свв. Бориса и Глеба, мы писали: «Когда-то острова населяли гуанчи — канарские аборигены. В конце XVI века острова посетил и описал итальянский хронист Леонардо Торриани. О жителях Лас-Пальмаса он писал: „Это были белые и толстые люди, которые, как говорят, вместе с жителями Гомера и Ферро происходят от одного и того же народа, они были идолопоклонниками, почитали бога в виде собаки — Хагуанрана. Женщины у них такие же смелые, как и мужчины, дрались палками и камнями. Умирали от меланхолии и безразличия к болезням. Заболевая, они говорили, что хотят умереть. Их клали в пещеру, ставили рядом молоко и замуровывали выход“.
Правда, трудно представить, что на этих островах можно умереть от меланхолии. Небольшой аэропорт у самой воды, шелест пальм, каменистые горы в дымке и разноцветные дома вдоль берега океана...
Несмотря на асфальт, машины и тянущиеся вдоль берега отели, город сохранил свой дух. Главная улица практически целиком застроена домами в стиле модерн, в центре много домов XVI — XVII веков. Когда гуляешь по мощеным мостовым среди старинных домов с деревянными балконами и ставнями, кажется, что вот-вот из-за угла покажется сам Христофор Колумб, направляющийся в церковь помолиться перед долгим путешествием в Америку...»
Город Лас-Пальмас, столица острова Гран-Канариа — крупный порт. Раньше сюда каждый день приходило до нескольких десятков советских кораблей. Поэтому большая часть общины на острове — моряки из Севастополя и Калининграда, нашедшие свой второй дом «на Пальмасе». Один из них, Влад, сделал первые шаги к Богу на Гран-Канариа, когда там еще не было регулярных богослужений. Сам он об этом рассказывает так: «Вопрос о смысле жизни и о том, что будет после смерти, начал меня волновать в раннем детстве, но мои родители тогда не могли на него ответить. Говорили то, что обычно говорят в таких случаях: наше будущее — это наши дети, а после смерти ничего не будет, просто темнота... Эта последняя фраза вызвала у меня ужасающий страх. Выходит, в жизни каждого человека существует грань, за которой нет ничего, пустота, вечная темнота без единого проблеска света. И тогда я усомнился в словах моих родителей — ведь получалось, не было никакого смысла, в том, что я появился на этот свет и существую.
Прабабушка моя Мария была очень набожная, но почти никто этого не замечал — молилась она тайком от всех. Кротко, с большим смирением и упованием на Господа переносила она тяготы жизни. Во время войны потеряла мужа, фашисты угнали дочь в Германию, в концлагерь. После войны, когда дочь вернулась, поднимала на ноги двух внучат — мою маму и ее брата, работала на двух работах, а потом еще девять лет воспитывала меня, своего правнука, и, наконец, отошла ко Господу. Ее все очень любили — жила она благочестиво, по-христиански несла тяготы людей, приходивших к ней за помощью, всегда усаживала их пить чай и с любовью и нежностью разделяла их заботы. Для меня она была первым примером христианки...
К первому приезду к нам на остров батюшки я готовился тщательно. Я тогда прочел свою первую религиозную книгу — Житие Афонского Старца Паисия (Арсения) «Избранный сосуд». Но чем ближе был приезд отца Андрея, тем тяжелее мне становилось готовиться к исповеди, ведь я до этого никогда не исповедовался, и мои грехи убивали меня изнутри, а среди них были и такие, за которые меня осудило бы все общество. Как будто какие-то силы не позволяли мне очиститься исповедью и причастием Святых Тайн от всей грязи, в которой я полностью увяз.
В храме Святого Духа все шло чинно, прихожане готовились к исповеди, а в моем сердце нарастало какое-то беспокойство, какие-то сомнения. Чтобы не забыть исповедовать все свои грехи, я заранее вписал в блокнот все, что помнил (особенно трудно было вписывать туда особо тяжкие прегрешения, а читать еще сложнее — все казалось, что священник сразу осудит и будет презирать). И вот все прошли исповедь, подошел мой черед, сердце начало колотиться все быстрее и быстрее — вот-вот выпрыгнет из груди, ноги стали ватными, как будто все мое существо восстало против этого святого таинства Господня. А батюшка оборачивается, смотрит мне в глаза и ласково, без принуждения зовет меня к себе. Дрожащим голосом, сгорая от стыда, рассказываю все что написал, склоняю голову, раскаявшись, чувствуя, что достоин наказания, но священник тихо покрывает мне голову и читает разрешительную молитву...
Я не в силах передать словами радость и благодать воскресения, которую Господь даром дает всем. И каждый способен ощутить вкус спасения и утешение Вечной Жизни«.
* * *
Какое будущее у православной общины в Испании? Останется ли она, по слову Спасителя, солью земли, или ослабнет, превратится в «клуб по интересам»? Бог даст — испанская столица обретет свой православный храм, который станет домом не только для наших многочисленных прихожан, но и для тех, кто будет здесь жить спустя десятки, а может быть, сотни лет. Европа стремительно теряет свои христианские ориентиры. И не пытаясь никого «переманить» в Православие, наша Церковь просто обязана поделиться свидетельством о небесной красоте Божьего Царства, которая преображает жизнь человека там, куда его приводит Божий промысел.
Бог нам прибежище и сила, скорый помощник в бедах,
Посему не убоимся, хотя бы поколебалась земля,
И горы двинулись в сердце морей. (Пс. 42.2-3).
