Современный мир устроен так, что мы всю жизнь (хотим того или нет) вынуждены заботиться о своем образовании. Несколько лет мы учимся в школе, до этого с помощью родителей освоив грамоту и счет. Усваиваем массу знаний, большая часть которых никогда нам в жизни не пригодится. Потом стремительно получаем высшее образование. Затем самые способные идут в аспирантуру. Последовательно защищают кандидатскую и докторскую диссертации. Но при всем обилии знаний и навыков в душе почему-то остается пустота.
Вот актуальный пример из соцсети на эту тему. В Фейсбук (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) пишет преподаватель самого престижного вуза страны:
«Первый курс, МГИМО, пара по литературе, читаем «Мелкого беса». Дети говорят про Серебряный век, декаданс, распады смыслов и прочее.
Одна девочка, очень стесняясь:
- Я, наверное, неправа, но у меня ощущение… многие наши проблемы – тогда и сейчас – оттого, что нам… нечего из себя достать. Пусто внутри. А если и есть что достать – то мы не знаем, куда это положить и что с этим делать. Мне кажется, поэтому люди начинают болеть…»
Совсем не случайно это откровение о себе произошло на занятиях по литературе. Писатели своими методами «изучают» душу человека. А она – величина постоянная и, как это ни странно, не готова себя менять в угоду переменчивому духу времени, влиянию пола, возраста, политическим пристрастиям, веяньям моды, короче, внешним воздействиям. Как стрелка компаса она всегда занимает единственно правильное положение.
Вот пример. В автобиографическом во многом романе Павла Санаева «Похороните меня за плинтусом» два взрослых человека, бабушка и дедушка, пытаются внушить девятилетнему внуку неприязнь к матери. И вроде бы это удается. Но как только их влияние чуть-чуть ослабевает, в сердце мальчика загорается любовь к ней. Это нравственное чувство, оно заложено в нашей природе. В этом, можно сказать, мы подобны Богу.
Это не зависит от времени. Люди начала XXI века мало чем отличаются от тех, что жили два столетия назад.
Возьмем роман Пушкина «Евгений Онегин». Там, кстати, тоже один из эпиграфов гласит: «нравственность в природе вещей». Герои романа, представители молодежи начала позапрошлого века, по-своему начитаны, образованы. Восемнадцатилетний Онегин (при отсутствии систематического образования) английского экономиста Адама Смита читал, скорее всего, в оригинале. Равно как Вольтера и Дидро. Четырнадцатилетняя Татьяна Ларина, если вы помните, по-русски не писала: «Доселе дамская любовь не изъясняется по-русски». Пушкин ее письмо Онегину, которое издавна учат наизусть все школьники, помещает в вольном переводе. Молодой Ленский свободно читает стихи и философские трактаты на немецком языке. И даже думает немного по-немецки.
Эти молодые люди – вполне зрелые плоды воспитания постпетровской эпохи. Их отличают безупречная по тогдашним - и даже во многом по нынешним - меркам образованность.
Но при всей наполненности знаниями каждый из них страдает от внутренней пустоты. Той самой, о которой говорила девушка на занятиях в МГИМО.
Счастливы ли они, имеют ли мирный дух, о котором говорил современник Пушкина преподобный Серафим Саровский?
Онегин при всех своих многочисленных дарованиях и состояниях, полученных по наследству, не может устроить ни карьеру, ни семейную жизнь. В итоге доживает «без цели, без трудов до 26 годов, томясь в бездействии досуга».
Талантливый Ленский гибнет на случайной и очень глупой дуэли.
Татьяна удачно выходит замуж. Из провинциальной девушки она вырастает в светскую даму, хозяйку петербургского салона. Ее муж, генерал, «в сраженьях изувечен», и, видимо, они обречены на бездетность. Но Татьяна не готова в духе тогдашней свободы ради развлечения завести интрижку с некогда любимым ею человеком, «переменить участь». «Я другому отдана и буду век ему верна», - отвечает она Онегину на его запоздалое письмо.
Ее несчастье не в той де-факто «аскетической» жизни, которую она сознательно ведет среди роскоши столицы - это как раз очень христианская черта, которая способствует стяжанию мирного духа. А в том, что она любит другого и по-другому, чем он может.
Человек же не способен быть счастлив без мира и любви. И ничто не приносит этого, кроме веры во Христа, на которой стояла та самая «злосчастная» киевско-московская культура, от которой так старательно дистанцировалось «пост-петровское» поколение, обратившись лицом к Европе.
Но не в таком ли положении находимся и мы сейчас? Разве мы не бросили ради абстракций, утопий и призрака материального благополучия свое христианство со всеми его заповедями и органичными для нас идеалами? И не это ли причина нашей внутренней пустоты и неспособности к действию?
