Иеродиакон Прохор (Андрейчук) решил стать монахом в совсем юном возрасте — ему не было и 16 лет, судьба привела его в Свято-Успенский Псково-Печерский монастырь, единственную обитель, которая не закрывалась в советские годы, где никогда не угасала молитвенная лампада и из века в век сохраняется традиция старчества. В этих записках отец Прохор рассказывает о своем призвании, о тайне монашеского пострига, о жизни в монастыре, об удивительном человеке, с которым ему довелось общаться, — известном старце архимандрите Иоанне (Крестьянкине).

Монах — человек, который оставил мир (по-простому, светское общество) для того, чтобы сосредоточиться на служении Богу, чтобы чаще и внимательнее наблюдать за своей душой, бороться со своими греховными наклонностями. У простого человека, мирянина, часто не хватает времени, чтобы остановиться и подумать, а что у него творится внутри? Может, он давно, сам того не замечая, завидует коллеге или его раздражает сосед-хам… На эти грехи многие люди не обращают внимания, ведь куда важнее, кажется, найти работу получше, вовремя накормить детей, посадить кабачки на даче… А уж там, если время останется, и о душе подумать можно. Монах же, отказываясь от семьи, от жизни в обществе, сосредоточен на духовном мире. Кажется, как легко ему живется! Но это не так.

Во время монашеского пострига начинается страшная борьба с духом лукавым. Произнося обеты, ты бросаешь ему вызов. Встречаешься с ним лицом к лицу. Пик этой брани — три дня, которые новопостриженный монах должен провести, бодрствуя, в храме. Ты собираешь все внутренние, душевные силы, ты должен, как воин Христов, вступить в борьбу с мечом духовным, с молитвой. Есть люди, которые не верят в существование злых духов и объясняют все необычные происшествия рационалистически. Я приведу примеры, а вы делайте выводы. Бывают невероятные случаи, когда монахи не выдерживают и засыпают во время этого монашеского бдения, бодрствования: одного брата никак не могли найти наутро после пострига, оказалось, он лежит замотанный в ковер высоко на хорах. У нас в монастыре однажды было такое: утром открывает пономарь храм, где оставался новопостриженный, а там дым клубится! Что такое? А это монах заснул над аналоем со свечой в руках, и клобук загорелся от свечки! Ну, потушили его, обошлось… еще одному брату все три дня казалось, что в храме играет радио. Конечно, не стоит везде искать мистику, бывают и просто нелепые случайности. Меня постригали вместе с моим другом, послушником Георгием (сейчас он иеромонах Гавриил, благочинный монастыря), прямо перед постригом у меня случился сильнейший приступ аллергии, я выпил кучу таблеток, но они плохо помогали, и обеты я давал совсем охрипшим голосом. Было и другое искушение: мы с братом уже стояли у дверей в храм, их традиционно закрыли перед началом пострига, мы должны были ползти к амвонуТак начинается монашеский постриг: послушники, одетые в белые рубахи, на локтях ползут к алтарю, их окружают монахи, закрывая распахнутыми мантиями от посторонних глаз. — Авт., и тут чугунная дверь заходила ходуном, какая-то женщина стучала и орала: «Впустите меня!!! Я голая!» Мой брат по постригу задрожал от страха, начал читать молитву, а я почему-то был абсолютно спокоен. Оказалось, что женщина вышла на пару минут, оставив верхнюю одежду в храме, а тут двери закрыли, и она осталась на холоде без пальто. Ситуация забавная, конечно.

Конечно, постриг — это не только битва. После него ощущаешь себя будто вышедшим из купели, принявшим только что Крещение, очищенным, обновленным, уготованным для Царствия Небесного. Такая благодать!

♦♦♦

Не могу сказать «я решил» — это Господь меня призвал в монастырь. И призывал Он долго, в течение нескольких лет. Как это было? Расскажу два случая. Впервые Он призвал меня в детстве, мне было тогда пять лет. Однажды заболела бабушка, и ей пришлось жить у нас дома. А у бабушки было много церковных книг, и она часто читала мне про Иисуса Христа. Как-то ночью мне приснился сон: я увидел, как Господь плывет по небу с крестом в руках, а от креста исходит такое яркое сияние, что казалось, я ослепну. Я почувствовал к Нему какую-то совершенно особенную любовь и понял: я призван.

Постепенно этот случай забылся, я стал жить как обычный подросток и не думал о каком-то призвании: ходил на дискотеки с друзьями, иногда возвращался домой нетрезвым... А к шестнадцати годам у меня развилась очень сильная аллергия, через каждые два дня меня мучили сильнейшие приступы, в это время моя мама воцерковилась и подолгу молилась за меня, и вот однажды она предложила съездить в Дивеево. Ехать нужно было в выходные, во время дня города, поэтому идея мне не понравилась: какое еще Дивеево, лучше с друзьями погулять! Но мама схитрила: сказала, что это своего рода санаторий с лечебными источниками, где я могу исцелиться от своей хронической болезни. Под воздействием такой рекламы я и поехал. Приехали — а санаторием и не пахнет! Храмы, монашки, бесконечные богослужения… я был просто в шоке. Сперва меня это все очень удручало: день и ночь молитва, и никакой тебе комфортной гостиницы — убогий домик с удобствами на улице (монастырь тогда только-только начал восстанавливаться, и паломников расселяли в частном секторе). Но мама каждый день молилась преподобному Серафиму Саровскому, и сердце мое потихонечку начало оттаивать. Она не читала мне нотаций, не внушала, как прекрасна монастырская жизнь, не заставляла сутками бить поклоны, я сам стал присматриваться, размышлять — и вдруг понял, что в монастырской жизни нет ничего лишнего, ничего суетного, это чистая жизнь, в которой есть только ты и Бог. Когда в день отъезда я подошел приложиться к иконе Божией Матери «Умиление», меня вдруг пронзила мысль: я должен стать монахом.

Мы с мамой вернулись домой, в Волгоград, а через месяц поехали в паломничество в Псково-Печерский монастырь — нам сказали, что там есть старцы, и это единственная обитель в России, которая не закрывалась во время советских гонений. Мы приехали, и я решил остаться здесь навсегда. А мама отправилась к старцу отцу Николаю (Гурьянову), который жил также в Псковской области, на острове Залит. Я попросил ее взять у него как благословение скуфейку (шапочку, которую носят монахи и священнослужители), а батюшка ответил: «Не нужна ему скуфейка, он и так ее уже носит». Это окончательно укрепило меня в решении стать монахом.

♦♦♦

Послушание — это обет, который монах дает при пострижении. Это подчинение своей воли духовнику и настоятелю монастыря. Не отдача своей воли, а подчинение. Разница большая. Кто-то может подумать, раз у монахов нет своей воли и свободы никакой нет, то за что им отвечать на Страшном Суде? Да и вообще, Бог создал человека свободным, почему кто-то отнимает эту свободу? Нельзя сказать, что у монахов не должно быть своей воли — не должно быть своеволия. Иначе чему ты научишься? Непослушный и небрежный ученик вряд ли станет мастером. Свобода выбора остается всегда, и рассудительность тоже должна быть. И когда мы добровольно подчиняемся священноначалию, мы знаем, что предаем себя в руки Самого Господа. Обычный человек, не монах, тоже может быть подчиненным. В светском обществе тоже есть начальники. И каждый волен выбирать: смиряться и выполнять порученное начальством или наперекор поручению пытаться сделать все по-своему.

♦♦♦

Тяжелее всего было приучить себя к постоянному хождению в храм. Монастырские службы достаточно продолжительные, немного монотонные, очень трудно их было выстаивать от начала и до конца каждый день. А легче всего… да ничего легкого в жизни христианина вообще быть не может! Спасение — это тяжелый труд и для монаха, и для мирянина.

♦♦♦

В нашей обители всегда были старцы. Это опытные монахи высокой духовной жизни. Старец в монастыре — это как мама в миру. Всегда можно прийти и поплакаться, ведь в жизни монашеской очень много искушений, скорбей. Когда у монаха случается духовный кризис, одолевают сомнения, как поступить, обиды, тоска и уныние… он бежит к старцу, прося молитв, наставления, хотя бы нескольких теплых слов. Монашеская жизнь — это житейское море, только не снаружи, а внутри обуревающее человека, клокочущее, кипящее. Сердце и ум монаха — это утлый челнок, носящийся на этих волнах… и когда уже совсем теряется надежда на спасение, сердце и ум монах несет к старцу, в тихое пристанище, чтобы под покровом благодати Божией, исходящей от старца, пережить эти часы душевной бури. Сейчас у нас в монастыре два старца — отец Адриан и отец Таврион.

♦♦♦

Самые радостные воспоминания из моей монашеской жизни — это те моменты, когда мы с батюшкой, с отцом Иоанном (Крестьянкиным), гуляли по Святой горкеМонастырский сад. — Авт., читали каноны, акафисты на свежем воздухе под пение птичек, белочки к нам спускались, их можно было покормить из рук. Это были самые-самые радостные, благодатные, неповторимые минуты! Такое спокойствие, такой свет от него исходил! До сих пор помню, как ласково он меня всегда встречал: «Ой, Проша пожаловал!..»

А самые тяжелые воспоминания у меня связаны со службой в армии. Армия — это монастырское послушание, все послушники обязательно его проходят. Отец Иоанн говорил: «Ты обязан отдать долг царю земному, чтобы потом ничего тебя не отягощало на службе Царю Небесному». Когда я уезжал служить, старец благословил меня и дал в утешение шоколадку, в самые тяжелые минуты армейской жизни я откусывал от нее по крошечному кусочку, и становилось легче. На целых два года растянул эту шоколадку!

Воин Христов. История одного монаха

♦♦♦

Отец Иоанн требовал всегда от братии послушания начальству монастыря и любви между собой. Он часто повторял: «Любите друг друга». Он никогда не приказывал, а просто давал советы, как поступить. Никогда своим авторитетом он не давил. Чаще всего он приводил примеры из своей жизни, а не диктовал: «Иди туда и делай то-то». Вот когда он меня в армию провожал, он рассказывал о самых тяжелых моментах своей жизни — как он был в ссылке, в тюрьме. Помню, он рассказал об одном происшествии: когда их этап привезли к лагерю, заключенных погнали через обледеневший мост, половина досок была разрушена, он был похож на решето, нужно было перепрыгивать через дыры, люди срывались вниз, в лоно черной речки, слышны были крики умирающих, останавливаться и замедлять шаг не разрешалось, а конвой с собаками шел по бокам по специальным трапам… У отца Иоанна украли накануне очки, и он ничего не видел перед собой: «Сам не помню, как очутился на другом берегу, — вспоминал он. — Только молитвами святителя Николая Господь меня помиловал!» Это было мне уроком: никогда не стоит унывать и отчаиваться, даже перед лицом смерти.

♦♦♦

Категорически не допускал отец Иоанн ухода из монастыря, однако он до конца жизни молился за тех, кто ушел, чтобы Господь вразумил их и привел обратно. Не только монахов, но и иноков, и даже послушников он не благословлял уходить из обители. Оставивших монашество он приравнивал к самоубийцам и говорил, что они недостойны даже христианского погребения. (Это, кстати, подтверждается 77 правилом Номоканона). Почему к самоубийцам? Но ведь они же убили себя как монахов. Когда человек уходит из общества, дает обеты Богу, одевает черные одежды, обязуется вести совершенно особенный образ жизни, он становится, можно сказать, другой личностью, неслучайно монаху при постриге дается новое имя.

Конечно, ошибки могут быть, некоторые люди, например, уходят в монастырь самочинно, не прислушиваясь к советам духовника, берут на себя непосильный крест. Об этом отец Иоанн очень часто говорит в своих письмах: есть крест истинный, а есть крест самодельный, но, даже избрав самодельный крест монашества, человек должен нести его до конца. «С креста не сходят, с креста снимают», — говорил наш старец.

♦♦♦

Даже после смерти отца Иоанна я продолжаю чувствовать его помощь. Однажды, во время паломничества на Афон, я решил один подняться на его вершину. Я шел очень долго и в какой-то момент понял, что сбился с дороги. Пришла ночь, стало нестерпимо холодно, дул сильный ветер, я бессмысленно плутал среди скал и вдруг осознал, что это конец: дороги нет, кругом пропасть, и я просто замерзну, не дожив до утра, у меня уже начались судороги от переохлаждения. И я в последней надежде закричал в кромешную тьму: «Батюшка, помоги! Не должен я здесь умереть, не готов я умирать!»

Я пытался куда-то идти, ползти из последних сил, и тут увидел храм, обычный храм на склоне горы! Внутри никого не было, видимо, службы там проходили нечасто, в церкви было прохладно, но все же теплее, чем снаружи. Я всю ночь согревался поклонами, чтобы не замерзнуть. А утром, когда взошло солнце, я нашел на одном из склонов свой как кол стоящий заиндевелый рюкзак. Я ужаснулся: это же должно было случиться и со мной! Но по молитвам отца Иоанна я остался жив.

Воин Христов. История одного монаха

♦♦♦

День в нашем монастыре начинается в 6 часов утра с братского молебна у мощей преподобномученика Корнилия, после этого рядовая братия расходится на хозяйственные послушания, а священноиноки остаются на совершение Божественной Литургии, у нас в монастыре ежедневно совершается две Литургии: одна начинается сразу после братского молебна, другая — в 10 часов специально для паломников, которые приезжают утренним поездом. После ранней Литургии служится водосвятный молебен, панихида. Священноиноки также несут чреду дежурства в Сретенском храме, проводя духовные беседы с паломниками. Завтрак в монастыре по желанию (можно перекусить, попить чайку в маленькой трапезной), а вот на обеде вся братия обязательно должна присутствовать. После обеда у нас читается молитвенное правило, снова все расходятся на послушания, а в 17 часов — вечернее богослужение, потом ужин, вечерние молитвы и сон.

♦♦♦

Свободное время… а есть ли оно вообще у монаха? У нас все построено так, чтобы монахи не были праздными. Наш отец-наместник очень щепетильно относится к этому, и если у кого-то из братии возникает окно между послушаниями, он обязательно его закроет — ну, например, назначит дежурить на монастырских вратах. Я в свободное время очень люблю колоть дрова. Это у меня своего рода хобби. А вообще у нас каждый должен в обязательном порядке участвовать в хозяйственных трудах, каждый день два часа: снег убирать зимой, летом работать на полях, те же дрова колоть, разгружать машины со стройматериалами или продуктами…

♦♦♦

Монастырь — не тюрьма, нас насильно не изолируют от общества. Но лишний раз без дела слоняться по городу неполезно для монаха, ведь он должен молиться, читать духовную литературу, наблюдать за тем, что творится в его душе, трудиться, а в городе ты попадаешь в суету, голова быстро наполняется мусором бесконечной рекламы, которая предлагает тебе сиюминутные призрачные удовольствия: наслаждайся едой, наслаждайся кино, наслаждайся новым шампунем… какой уж тут духовный мир! Поэтому выйти за пределы монастыря нам можно только с разрешения благочинного, за пределы Печор — по благословению наместника, за пределы Псковской епархии — по благословению владыки. Все это для того, чтобы монахи не были праздными и не шатались незнамо где незнамо зачем. Отпускают на лечение, если в монастырском лазарете нет возможности помочь и необходимо лечение в стационаре, в городской больнице. Навестить родственников разрешают, конечно. А насчет паломничества скажу вот что: на Преображение к нам приезжал Патриарх Кирилл, в проповеди он высказал пожелание, чтобы братия нашей святой обители почаще посещала другие монастыри и по возможности передавала им накопленный монашеский опыт, потому что наш монастырь —  единственный, где многие века не прерывалась традиция старчества, монашеского делания.
♦♦♦

Конечно, в идеале монах не должен общаться со своими родственниками, потому что сразу начинаются бесконечные житейские беседы: кто что кому сказал, у кого новая работа, куда бы вложить накопления… монах ушел от этой суеты, а тут она его настигает… к тому же, когда случится какая-нибудь трудность в монастыре (ну, например, тяжелую работу приходится выполнять с утра до вечера), может возникнуть искушение бросить это все и вернуться домой, к маме, к родным — уж они-то точно поймут…

Но на примере наших старцев могу сказать, что у них до конца жизни оставалась связь с родными. Даже будучи монахами, они оказывали родителям посильную помощь. Я думаю, чрезмерного внимания уделять своим родственникам не стоит. В чем может заключаться помощь родственникам? Монах должен часто за них молиться, поминать их пред престолом Божиим.

Я иногда общаюсь с родителями. Моя мама приезжает каждый год к нам в обитель на праздник Успения. Отец Тихон, наш наместник, часто спрашивает, как здоровье наших родителей, кстати, сейчас он в отъезде — навещает своего старенького отца, заслуженного протоиерея Николая (Секретарева). Если родители в преклонных годах и их нужно утешить, наместник всегда благословляет нас посетить их.

Воин Христов. История одного монаха
Иеродиакон Прохор, архимандрит Иоанн (Крестьянкин),  монах Моисей в келье старца. 2005 год. Фото из архива иеродиакона Прохора

♦♦♦

Подарки я вообще-то очень люблю! Но в идеале монах не должен их принимать. Есть на это указание в житиях святых. Одному старцу мирянин при посещении монастыря подарил 10 золотых монет, старец не хотел их брать, но паломник настаивал, говоря, что эти деньги можно отдать нуждающимся. Старец взял деньги, но ночью ему приснился сон: он работает на чужом огороде, где очень много колючих сорняков, и вырывать их нестерпимо больно. Изнывая от тяжелого труда, от бесплодных стараний (колючек не становилось меньше), старец взмолился Богу. И Господь ответил: «Раз ты взял плату, будь добр, отработай ее на чужом огороде».

У нас, как правило, если кому-то из братии дарят подарки (чаще всего это сладости или рыба), он приносит это на ужин, отдает трапезарю, а трапезарь раздает всем поровну; если дарят духовную книгу, монах, прочитав, передает ее в библиотеку обители. Скажу честно: иногда от человека, которого ты хорошо знаешь, хочется принять подарок и, если подарили, к примеру, икону, обычно она остается в келье и служит молитвенной памятью о дарителе.

♦♦♦

Монахи во все времена призваны быть духовными ориентирами, ведь они строже следят за своей внутренней жизнью, стремятся неукоснительно соблюдать заповеди Божии. Поэтому необразованное монашество — это бич Церкви. Можно вспомнить массу случаев, когда необразованные монахи доводили себя и других людей до раскола. Очень многие сейчас занимаются борьбой с ИНН, с новыми паспортами. Я считаю, что нам нужно не столько ученое монашество, сколько просто образованное. Сложился стереотип, что русский монах безграмотный, зато молится много. А далеко не все русские монахи были необразованными: вспомните Нестора-летописца, Якова Черноризца, например. Преподобномученик Корнилий, известный игумен нашей обители, занимался просвещением финно-угорского народа сету. Отец Иоанн имел академическое образование. У нас в монастыре каждый год проходят образовательные Корнилиевские чтения.

Но валаамский старец схиигумен Лука, подвизавшийся здесь, у нас в обители, говорил: «Я не ученый, я толченый», а преподобная Мария Египетская не имела никакого образования, но могла толковать Священное Писание лучше, чем иные преподаватели Духовных академий. Иногда Господь Сам дает людям знания. Но, так как я не считаю, что я достоин, чтобы на меня сошла благодать Святого Духа, я учусь, получаю знания из книг. У святителя Григория Богослова однажды спросили: «Почему вы так тщательно готовитесь к проповеди? Почему не можете экспромтом сказать?» А он ответил: «Если б на меня сошел Святой Дух в день Пятидесятницы в виде огненных языков, я бы не готовился». Вот если б на меня сошел Святой Дух, я бы тоже не стал поступать в Московскую духовную академию. Да, научная деятельность отвлекает от молитвы, есть такой момент, но если это своего рода послушание, то заниматься ею нужно. При этом молитву не забывая, молитва — это воздух для монаха.

Фото Юлии ЛИНДЕ

0
0
Сохранить
Поделиться: