«Художественный сосуд Божией благости»
Находясь в ссылке на Урале, отец Викентий писал своей знакомой в Козельск: «Христос воскресе! Достоуважаемая, дорогая о Господе матушка Евфросиния... Приказом начальства Промысл Божий перевел меня на жительство в деревню Дубровку... как я доволен этим и всеми своими новыми обстоятельствами... Пустынная страна... лесистая... живописно холмистая, с открывающимися с горок прекрасными широкими горизонтами... отдаленная от железной дороги и парохода и всякой современной цивилизации... Ведь это все то, о чем я мечтал, когда подумывал, где бы теперь устроиться жить, после того, как жить в родной Оптине стало невозможно... Чего же мне еще надо!.. Готов жить тут и жить при таких условиях, сколько поживется. Слава Богу!.. так хорошо меня устроившему... А голодание... ведь и за это, как и за все, надо Господа благодарить... Ведь говорилось нам, что “предлежит нам алкати”. Это тоже значит настоящая, правильная, наша дорога... Потерпеть голодность немножко, a там и опять Господь пришлет чего-либо покушать... А если даже и придется с голоду мне помереть, если даже и это попустит мне Господь потерпеть — и на это никак нельзя мне роптать... Слава Богу за все!»
***
Преподобномученик Викентий родился в 1888 году в Санкт-Петербурге и в крещении был наречен Виктором. Дед его, Петр Никольский, был священником в бедном сельском приходе. Отец, Александр Петрович, окончив Духовную семинарию, поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского университета и служил впоследствии сначала в министерстве финансов, а затем — главным управляющим землеустройством и земледелием. О нем писали тогда, что он «принадлежит к числу известных общественных деятелей и уже давно обратил на себя внимание не только на административном, но и учено-литературном и публицистическом поприще. С его именем связано много ценных начинаний и трудов в каждой из этих областей». Александр Петрович получил уважаемое положение в обществе и материальный достаток, так что к концу жизни и он мог бы сказать: Душа! много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись (Лк 12:19). Вспоминая бедность отца-священника, он был противником того, чтобы сын его, Виктор, поступал в монастырь. Однако, когда после большевистского переворота Александр Петрович потерял все свое состояние, незадолго перед кончиной, случившейся в 1921 году, он написал сыну: «Отец Викентий, как ты был прав. О, как бы я хотел изменить свою прожитую жизнь. Как бы я хотел с юности теперь принять путь твоей жизни. Я умираю и вижу свой гроб. Плачу, недостойный раб Христов...»
Виктор поступил в Оптину пустынь в 1913 году, и его послушанием, как человека грамотного и образованного, стала работа в канцелярии. Вскоре после 1918 года он был пострижен в монашество с именем Викентий, и настоятель монастыря предложил ему принять священный сан, на что он ответил, что за послушание, может быть, и принял бы сан, но если бы спросили его пожелания, то он хотел бы остаться монахом. Желающему подвизаться в монашестве это куда более сподручно, нежели священнику-иноку, несущему тяготу общественного служения.
После того как монастырь был закрыт, духовник обители иеросхимонах Нектарий (Тихонов) поручил монаха Викентия приходскому священнику. «Трудно сказать, что делал этот монах. Одно скажу только, — писал тот впоследствии о подвижнике, — что сейчас я плачу, вспоминая прошлое. Знаю, что я не всегда умел хранить этот тонкий художественный сосуд Божией благости. За два с половиной года жизни у нас он ни разу не был по своему желанию за оградой нашей церкви. Он ни разу не сел за стол за трапезу. Он ни с кем не беседовал ради интереса своего. Он никому не навязывал своего учительства. И в то же время все чувствовали в нем Божию силу».
18 августа 1930 года в Козельске были арестованы сорок человек монахов и мирян и среди них монах Викентий. По-христиански открытый и к своим, и к чужим, как прозрачное стекло, не имеющее какого-либо пятна или порока, направляя все движения своего сердца горе, он на следствии так изложил путь своей жизни: «...Отец мой был сыном бедного сельского священника, но вышел из духовного звания, окончил после Духовной семинарии университет по юридическому факультету и служил в Петербурге чиновником... Двадцати пяти лет от роду, в начале мая 1913 года ушел я в монастырь — общежительную Оптину пустынь, <...> которая славилась своею строгою монашескою жизнью. Там я нашел свое призвание. <...> Жили мы, монашествующие, в городе Козельске без всякой организации, но знакомство между нами сохранялось, и мы виделись друг с другом в местной приходской церкви. Сохранение знакомства между нами и помощь имевших возможность что-нибудь заработать своим трудом другим <...> — это, верно, и послужило поводом обвинить нас в сохранении между нами монашеской организации. Поэтому, верно, и было предъявлено обвинение по 58 статье пункты 10, 11 Уголовного кодекса сразу более десяти человекам из нашего прежнего монастырского братства...»
27 ноября 1930 года тройка ОГПУ приговорила монаха Викентия к пяти годам заключения в концлагере, и он был отправлен в Вишерские лагеря в Пермской области. Состояние его здоровья тогда было крайне тяжелым: медицинская комиссия нашла у него туберкулез легких в открытой форме. 26 апреля 1931 года Центральная комиссия ОГПУ по разгрузке Вишерских исправительно-трудовых лагерей от инвалидов, стариков и тяжело больных постановила выслать его на оставшийся срок на Урал. И монах Викентий был отправлен в деревню Дубровка Пермской области.
После окончания ссылки в 1935 году монах Викентий был отправлен в Козельск. Однако время подвига для всех, кто подражал преподобным, заканчивалось. 24 июля 1937 года монах Викентий был арестован и заключен в камеру при районном отделении НКВД в Козельске.
— Следствию известно, что вы, живя на квартире, <...> устраивали сборища монашек, через них проводили контрреволюционную агитацию среди колхозников, направленную против советской власти и ее мероприятий. Вы подтверждаете это? — спросил его следователь.
— Сборищ монашек я <...> не собирал, но во время моей болезни ко мне на квартиру приходили монашки по имени Матрена и Акулина, фамилий их я не знаю, они мне помогали принести воды и купить что-либо из продуктов. Разговоров с ними на политические темы я не вел, и вообще на политические темы я разговоров никаких никогда не вел. Этим вопросом не интересуюсь, занимаюсь исключительно чтением религиозных книг и хождением в церковь...
8 сентября 1937 года тройка НКВД приговорила монаха Викентия к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере, и он был отправлен в Локчимлаг Архангельской области, где 11 декабря 1937 года разрешился от уз, чтобы быть уже со Христом неразлучно.
Из письма монаха Викентия сестре
6 августа 1923 года
«...Живу хоть на прежнем месте, но жить приходится не так, как бы хотелось... Только и утешает церковь да келейное уединение... Огонек чуть только затепливаете, может ли он гореть, когда кругом даже не ветер, а самая настоящая буря всяких богопротивных веяний? Вот и думаешь, разжечь бы вперед хорошенько свой огонек в более благоприятных внешних условиях, а там уж хоть и на бурю его выноси. Но это все свои смышления. А совесть говорит, что надо терпеть и обвиняет в нетерпении, когда мысленно порываешься убежать куда-нибудь от всего окружающего. Видно, теперь подошло время такое, что только терпеть, терпеть и терпеть везде и всем. Ну что ж? Воля Божия да будет! Слава Богу за все! Будем и еще, сколько сил хватит, смиряться и терпеть. Как ни трудно бывает, но непреложно и обещание святого апостола Павла: верен Бог, Иже не оставит вас искуситися паче, еже можете, но сотворит со искушением и избытие, яко возмощи вам понести (1 Кор 10:13). Господь все к нашему спасению строит, хотя мы этого и не видим теперь. Впрочем, придет, надо полагать, время, что и мы это увидим... Мы слишком привязаны к земле, что для нас как не существует жизнь неземная, иной несравненно лучший мир, Царство Небесное. Нет у нас живого ощущения вечной жизни, а есть только разве отвлеченное, мертвое понятие о ней. Это потому, что мы почти совсем не живем духовной жизнью, не развиваем ее в себе, а напротив, всячески убиваем. Оттого и все наши понятия и взгляды совершенно извращаются там, где поистине вся полнота жизни, света, радости, — в духовной жизни, в жизни в Боге, — там для нас видится одна мертвечина, тьма, невообразимая сухота, что-то до крайности скучное и неинтересное. Новые язычники мы скорей, а не христиане, не понимаем мы христианства, не по-христиански мы смотрим на все. Вот теперь приходится нам терпеть, томиться, страдать. Но встает перед глазами лик Спасителя в терновом венце, изъязвленный, окровавленный, на иконе, которою вас благословила Оптина. Неужели мы больше страдаем, чем Господь за нас пострадал? Но чего же мы хотим? Господь за нас такие страдания терпел, а мы за себя, для получения нами никаким языком человеческим невыразимого вечного блаженства в Царстве Небесном, будем считать чрезмерно великими наши страдания? Где тут у нас сочувствие Господу Спасителю, где тут живая вера в обетование христианское? Вот, дорогая сестра, в какой стороне искать нам себе утешение: в живой вере христианской, в жизни в Боге. Надо все свои интересы переносить в эту сторону, и тогда многое самое скорбное теперь потеряет свою скорбность, а если не потеряет ее совсем, то сделается во всяком случае совсем не так уже убивающим до невыносимости. Взять хоть бы самое страшное — смерть... Ужасает меня не смерть телесная, а только смерть во грехах. Плохо я живу теперь, плотски, не духовно. Но Господь дал мне в свое время полным чувством ощутить в себе жизнь лучшую. Я опытно знаю, как верно и ты, что есть действительно такая жизнь, которую называют жизнью в Боге. Это не понятие для меня, а самая действительнейшая реальность. После этого опыта я смотрю теперь на смерть совсем по-другому. Удаление от Бога — вот в настоящем смысле смерть, хотя тело еще и живет. Напротив, приближение к Богу — это полнота жизни, хотя бы тело и умерло... Как только Господь обратил меня к вере, я сразу нашел смысл в жизни во всем. Есть счастье, есть полнейшее удовлетворение всех желаний, есть вечно-блаженная всерадостная жизнь в Царстве Небесном, и это Царство открыто Господом Иисусом Христом для всех, кто пожелает подготовиться туда. Вот в подготовлении к вечно-блаженной жизни и есть смысл земной страдальческой жизни. Есть из-за чего потомиться, помучиться, безотрадно страдать. Но и в земной жизни Господь не оставляет без утешений верных своих последователей, и тут еще, как бы в залог вечного блаженства, дается им по временам ощущать блаженство живого богообщения. Вот цель, имеющая самый наиполнейший смысл, — приближение к Богу, к источнику всякой жизни, света, радости...»
На заставке Свято-Введенская Оптина пустынь. Фото начала ХХ века
