На днях телеведущий Дмитрий Киселев подверг критике позицию Русской Православной Церкви в отношении суррогатного материнства. Это вызвало довольно живое обсуждение в сети.
Конфликтные ситуации, когда люди обнаруживают, что Церковь не одобряет каких-то их желаний, мнений и предпочтений, могут восприниматься обеими сторонами — и мирскими людьми, и Церковью — с огорчением, но о них стоит порадоваться: они создают возможность поговорить о самом важном. О том, как мы видим человека и его место в мире, как обрести подлинное счастье, на чем мы основываем наши представления о добре и зле.
Ряд запретов, которые Церковь объявляет своим членам (ибо у Церкви нет ни возможности, ни желания запрещать внешним), кажутся людям — в том числе нашему уважаемому телеведущему — необоснованными и даже обидными. Кажется, что они мешают людям обрести счастье.
Что же, наш мир полон запретов, которые могут выглядеть, на первый взгляд, непонятными и обидными. Самый простой их вид — запреты медицинские. С таким-то диагнозом нельзя есть того и этого или загорать на солнце, или пить спиртное, причем эти запреты, как правило, непонятны людям без медицинского образования. Зачем врачи запрещают все это? Из вредности? Обычно у нас хватает смирения и рассудительности признать, что они знают, о чем говорят, и желают нам добра.
Люди, которые желают произвести какие-то перестройки в своих квартирах, сталкиваются с суровыми требованиями надзорных инстанций. Например, состоятельный человек желает устроить в своей обширной квартире бассейн, а ему это запрещают. Почему? Завистливым проверяющим не нравится, что его дети будут получать невинное и здоровое удовольствие, плескаясь зимним вечером? Наверное, дело не в этом: проверяющие знают что-то, чего не знает хозяин квартиры, — нормативы, которые были написаны исходя из расчетной прочности несущих конструкций, которые могут и не выдержать тяжести бассейна с водой.
Конечно, человек, желавший устроить бассейн, имеет полное право не понимать, что такое несущие конструкции и зачем они нужны, — он не специалист. Но он хорошо сделает, если прислушается к специалистам. Даже если их вердикт его глубоко огорчает.
Церковь хранит истину о том, для чего человек создан и в чем его подлинное счастье, и где лежат несущие конструкции личности и общества. Эта истина не придумана Церковью — она открыта Богом. Бессмысленно требовать от Церкви, чтобы она ее изменила, — у нее нет на нее копирайта. Впрочем, многое из того, чему учит Церковь, понятно и людям, не разделяющим ее веру, потому что согласно с естественным нравственным чувством и здравым смыслом.
И одна из этих несущих конструкций человеческой жизни — мистическая и священная связь между матерью и ребенком. Не только Церковь, но и практически любая человеческая культура чтит материнство как великую святыню. Материнская любовь, самоотверженная, отдающая и непреодолимая, всегда воспринимается как образец того, что такое любовь вообще; именно от матери человек, приходя в мир, опытно познает, что значит быть дорогим, и любимым, и желанным.
Человек навсегда связан узами любви и благодарности с женщиной, которая выносила его под сердцем, и это отношение является формирующим для всей его жизни.
Быть лишенным этой связи, никогда не видеть своей матери или остаться без нее — огромная утрата и несчастье. Это бывает по разным причинам: болезнь, автокатастрофа, какая-то еще ужасная трагедия. В этом случае люди, которые принимают осиротевшего ребенка в свою семью, совершают подвиг.
Другое дело, когда это несчастье намеренно и запланировано, когда женщина, выносившая ребенка под сердцем, с самого начала планирует разорвать ту уникальную связь, которая существует между ней и ребенком, которого она выносила и родила. Это было бы несчастьем, даже если бы мать заранее отказалась от него бесплатно, но в абсолютном большинстве случаев суррогатное материнство — это именно рынок, расценки на котором известны, и чаще всего женщины идут на это не от хорошей жизни.
Дмитрий Киселев говорит: «Может, куда полезнее и моральнее повысить престиж женщин, помогающих другим продолжить род? Да и в деньгах нет греха, если они законно заработаны. А здесь — законно». Но о каком престиже можно говорить применительно к женщине, которая продает ребенка, которого выносила, чужим людям? Либо она жертва невыносимых обстоятельств, либо мы не можем сказать о ней ничего хорошего.
Быть проданным за деньги тем самым человеком, для которого ты по природе должен быть дороже жизни, женщиной, которая выносила тебя под сердцем — огромное несчастье для ребенка.
Но не только для него, но и для общества в целом. Почему мы инстинктивно считаем проституцию чем-то неправильным, почему случайная связь — это плохо, а проституция — намного хуже? Потому что мы — не только христиане, но и неверующие с живым нравственным чувством — понимаем, что близость между мужчиной и женщиной, которая создана для любви, нежности, взаимной заботы и восхищения, не должна продаваться за деньги. Это глубоко противно достоинству человека и достоинству близости.
Продавать дитя, которое женщина выносила под сердцем, заранее заключив об этом договор, — гораздо хуже.
Дмитрий Киселев говорит о том, что мы должны стремиться к увеличению рождаемости. Но в абсолютных цифрах суррогатное материнство проблемы не решает, его в любом случае смогут позволить себе только немногие состоятельные люди, а на культуру в целом оказывает, наоборот, разрушительное для чадородия действие.
Для того чтобы рождалось много детей, нужна семья, а семья предполагает определенную систему ценностей и отношений, в которой определяющую роль играет готовность к служению и жертве. Рожать и воспитывать детей трудно. Это требует физического изнеможения, огромных усилий, существенного снижения уровня комфорта — родители многого не смогут себе позволить, потому что все будет уходить на детей. Чтобы идти на все эти жертвы, нужно обладать определенными ценностями и убеждениями, которые обычно в обществе передаются как само собой разумеющиеся. Необходима вера в святость материнства, в величайшее достоинство матери, которая выносила и родила ребенка, который будет расти рядом с ней, но и потом, когда заживет своим домом, до конца ее жизни будет ее гордостью и утешением. Необходима вера в исключительность брачного завета, когда муж и жена становятся «единой плотью», и никто посторонний не должен входить в их отношения, в частности, вынашивать их детей.
Парадоксально, но иногда для того, чтобы сохранить принципы, необходимые для чадородия, в конкретной ситуации нужно смириться с бесплодием. Например, семья, не имеющая детей из-за бесплодия мужа (или жены), не должна расторгаться, чтобы здоровый супруг завел себе детей с кем-то еще. Потому что это нарушение обещаний, данных при заключении брака, а если клятвопреступление входит в обществе в привычку, деторождение неизбежно падает, потому что женщины перестают быть уверенными в своих мужчинах.
И вот суррогатное материнство, превращая беременность и роды из священной тайны, которая навсегда формирует самую драгоценную из человеческих связей, в товар, предлагаемый на продажу, разрушает эти ценности — и в неизбежном итоге вредит деторождению в обществе.
Нет ничего неправильного в стремлении продолжить именно свой род, и мы ни в коем случае не обесцениваем его. Но нельзя делать это любой ценой — она может оказаться в итоге непомерной. Есть вещи, которые ради продления своего рода делать нельзя. Нельзя, как мы уже рассмотрели, нарушать брачные обещания. Нельзя разрушать связь между ребенком и женщиной, которая его выносила.
Был такой король Генрих VIII английский, жена которого, испанская принцесса, все не могла родить ему мальчика. Чтобы получить наследника престола, он решил развестись и попросил об этом Папу Римского, но тот отказался, не желая ссориться с королем Испании. Тогда Генрих устроил Реформацию и вверг свое королевство в опустошительную смуту: вынь да положь ему наследника мужеска пола, а там хоть трава не расти. Этот король вошел в историю как пример человека, который шел напролом к своей цели, не обращая внимания на то, что он при этом ломает.
Можно вести себя как маленький Генрих: вынь да положь мне наследника, непременно с моим генетическим кодом, а каким способом и будет ли он правильным и угодным Богу, я и знать не хочу. Но Церковь должна предупредить: в конечном итоге это не принесет счастья никому. Нельзя ставить свое «хочу» над всем остальным. Ребенок — это не средство удовлетворения потребностей взрослых, хотя бы и самых глубоких. Напротив, чтобы быть хорошими родителями, надо уметь жертвовать своими желаниями.
Дмитрия Киселева огорчает сравнение суррогатной матери с инкубатором. Увы, но такова неприглядная реальность; она не меняется от того, что мы пытаемся прикрыть ее позитивно звучащими словами. Эвфемизмы позволяют нам говорить об ужасных вещах так, как будто в них нет ничего ужасного. Но детоубийство не перестанет быть детоубийством от того, что мы назовем его «репродуктивным выбором». Умерщвление больных и беспомощных не изменится по существу, если назвать его «смертью с достоинством». Так и практика аренды женского тела и превращение беременности в платную (да хотя бы и бесплатную) услугу не станет чем-то хорошим оттого, что мы придумаем ей благозвучное название.
Дмитрий Киселев упрекает о. Дмитрия Смирнова, который резко порицает эту практику и говорит: «Зачем сеять ожесточение, тем более что Христос завещал любовь?»
Это важный вопрос — о любви. Открывая Евангелие, мы обнаруживаем, что сам Христос, воплощенная любовь, выступал не только со словами утешения, которых, конечно, в Евангелии предостаточно, но и с резкими обличениями. Почему?
Потому что настоящая любовь, заинтересованная в вашем подлинном благе, не всегда будет гладить вас по шерстке. Ни один любящий родитель не будет всегда только одобрять и хвалить своего ребенка, иначе он его погубит. Если ваш друг говорит вам только приятное, то у вас не друг, а льстец.
Люди, которые желают воспитывать ребенка и передать ему свой характер, свои убеждения, сделать его наследником, желают благого дела. Но если не получается его родить, его можно усыновить. Если ребенок — не по вашей вине — лишился отца и матери, а вы станете ему родителями, это будет святое и богоугодное дело.
Да, у него будут не ваши гены. Но ребенок — это не котенок и не щенок, в котором важна порода. Как говорил еще Иммануил Кант, к человеку надо относиться как к цели, а не как к средству. Дитя — это драгоценное человеческое существо, которому вы должны послужить, а не которое вы должны использовать для удовлетворения ваших целей. Хотя бы и такой вполне понятной, как продолжение рода.
