Крещение я принял в возрасте 30 лет, в 1996 году. Как говорят, Господь привел в Церковь… И все то, что прежде я знал и читал о христианстве, приобрело осмысленный вид, части картины сложились в единое полотно, а главное, ростком взошло посеянное ранее семечко, утвердилось ощущение: я — наконец-то дома. Опыт молитвы, участие в Таинствах, приобщение к сокровищнице православной литературы, ранее мне неведомой, посильное участие в чтении на клиросе (пригодились некоторые университетские познания в церковнославянском языке) — думаю, эти моменты воцерковления знакомы многим новообращенным… И совсем скоро священнослужителями Спасского собора города Минусинска, где был я крещен и где ныне в меру своих слабых сил служу священником, мне было предложено готовиться к принятию сана, и я, некоторое время «потянув резину», все же согласился.
И кадровый дефицит, имевший место в 90-е годы в Церкви, и промысел Божий, ненавязчиво и незримо действующий в жизни тех, кто готов его принять, — видимо, тут сошлось многое… И грех человеческий — он тоже принимал участие в этом повороте моей биографии, куда же без него. Я понимал, конечно, насколько высоко служение священника, однако, помню, и тщеславие присутствовало: как же, мне — предложили! Умом-то я понимал, что нисколько не являюсь достойным сана, но тщеславие нашептывало свое, подвесив перед носом ослика морковку на палочке, — и ослик бежал за лакомством, вперед и вперед…
Сейчас-то я понимаю: Господь стоял и за этим тоже. Уж Он-то, как никто, умеет придумать способы нашего спасения, как мудрый и опытный Ловец, умеет для уловления грешников на уду вечной жизни использовать самую разную наживку, в том числе и наши грехи, — ведь иного-то материала у Него чаще всего просто нет! Думая об этом, понимаешь, что единственное, что можно сказать в итоге: слава Ему за все!
Не раз, после десяти лет служения, в горькую минуту думалось: вот знал бы я тогда, что такое — быть священником, никогда бы не согласился… А Господь, мнится, говорит: «Вот и хорошо, что не знал. И вообще, пустое думаешь! Я не ведаю сослагательного наклонения…» Что ж, есть хорошая поговорка: куда Господь воткнул, там и торчи. Будем пытаться делать то, что должны, — а прочее смиренно предоставим Его промыслу и Его суду.
Литургия — главное для священника. Именно этим я еще и жив — возможностью ее совершать… Евхаристический канон и Причастие — просвет чистого неба в тяжелом обложном дыму жизни, ее будней, трудов, немощей и скорбей, в дыму страстей души… Это — основное мое ощущение при служении, о прочем же — не леть и глаголати.
Иногда меня спрашивают новоначальные: «Наверное, так тяжело совершать Исповедь, выслушивать множество людей, брать на себя их тяготы?» И посматривают этак снизу вверх, как на Супермена, Человека-Паука! Смешно и горько... Да разве человек мне исповедуется? Он исповедуется — Христу, именно Христос и берет на Себя его тяготы и грехи. А священник — просто радуется, когда видит хоть малое прозябение правды и любви Божией в душе и жизни человека.
Но так спрашивают именно новички. Те, кто давно в Церкви, прекрасно знают: священник — обычный человек, с такими же точно грехами и немощами. Главное — честно ли он пытается совершать свое служение (хорошо или так себе — это уж другой вопрос), не заслоняет ли он собой Христа; по точному слову митрополита Антония Сурожского, не мешает ли человеку Христа найти…
Настоящие христиане стараются помогать батюшке молитвой и делом, понимая, что друг без друга — как и всякий по отдельности без Бога — мы ничто. «Никто из нас другим не властелин, хотя поползновения зловещи», — строчка из стихотворения Бродского… Иногда Церковь земная видится мне огромной больничной палатой, собранием калек. Ну что нам обличать и строжить друг друга, тыкать пальцем в болячки ближнего — у каждого и своих хватает!.. Мало-помалу помогать друг другу — и то хорошо, и то будет посильным исполнением Божьей заповеди о любви… Помните побасенку, как слепой да безрукий воровать ходили? Слепой безрукого посадил себе на плечи, действовали слаженно, один другому стал глазами, а тот ему — руками, так у них дело и выгорело.
Конечно, с неприязнью, изливаемой на «жеребячью породу», на поповское сословие, сталкиваться приходится нередко. Но эта неприязнь часто является не только определенной идеологией, отзвуком духовных битв и политических настроений, но и просто обидой человека, который когда-то столкнулся с непониманием, грубостью, холодностью, фарисейством священника, был введен им в соблазн…
Так что вспомним, братие-сослужители: тот, кто нас уничижает и бесчестит, — посланный Богом наш спасатель. Не вставать перед ним надо в защитную позу, но покаяться про себя, а то и вслух, если совесть обличает… А зло, по завету Апостола, побеждать надо не ответным злом, а добром.
Вообще, я и сам не люблю тех сторон церковной сословности, которые входят в язвительное и распространенное в народе понятие «фофудья»: увлечения внешним — воскрилиями риз, наградами-камилавками и прочим, павлиньего мнения о собственной важности и непогрешимости, стилизации под «святоотечество», кичения своей принадлежностью к священству… Чем уж тут кичиться, когда наш Архиерей принес в жертву — Себя Самого, и священников Своих зовет прежде всего на крест, а уж потом на брачный пир, если получится!.. На кресте вообще и так-то тяжко, на нем не шибко-то надуешься от важности, на кресте служения ты — как голый, и людям все твои неприглядности и грехи ох как хорошо видны…
Священником быть или нет — это как Бог судит. А надо прежде всего просто быть самим собой. Тем человеком, кого Бог может позвать по имени — и кто может ответить: «Вот я».
