Казалось бы, все предельно ясно: язык - это живой организм, который естественным образом эволюционирует в сторону упрощения формы. Причем не только русский язык. Многие англичане вынуждены сегодня прибегать к помощи специальных словарей, обращаясь к подлинникам Шекспира...
Но часто ли мы задумываемся о том, что теряет язык в результате таких реформ? Статья нашего современника Григория ЗЛОТИНА, петербуржца, ныне живущего в Лос-Анджелесе, посвящена именно этой проблеме. Кому-то может показаться, что обостренный пессимизм автора слишком категоричен, но объясняется он переживанием за судьбу родного языка.
Статья была написана автором в старой орфографии, но из-за технических сложностей мы, к сожалению, не можем напечатать ее соответственно авторскому замыслу.
Со временем изменяется значение не только слов, но и их частей: например, приставок. Ранение в 19 веке называлось "поранениiемъ". Название одной из русских казней, применявшихся вплоть до восемнадцатаго зека: УРЕЗАНИЕ ЯЗЫКА.
Многим хорошо осведомленным и вполне добросовестным исследователям, особенно подвизающимся в власти естественных наук - не в силу ли их рода занятий? - свойственно убеждение в том, что новое – едва ли не непременно лучше прежнего, что всякое изменение заключает в себе улучшение. Старое тогда воспринимается как ненужное средостение, как досадная помеха, преграда на пути к усовершенствованию, которое неизбежно произойдет, по прошествии времени и при отсутствии упомянутых помех. При таком взгляде на вещи часто упускается из виду то обстоятельство, что это "старое" служило известной пользе и, быть может, послужит ей еще, если не будет понапрасну отброшено ради неразумно подхваченного "нового".
Наши сегодняшние языковые раны суть прямое следствие такого разрушительного, губительного новшества. Начнем с самого спорного - с правописания.
Приведу несколько примеров ущерба, нанесенного языку неумным изъятием нескольких букв. О мире, мiре и мuре говорили уже такое множество раз, что стыдно было бы повторяться. Скажу только, что по вине нашего злосчастного правописания умерло название толстовского романа, умерла и поговорка "одним мuром мазаны".
По вине отмены различения "они - оне" (с ятем) умерли десятки рифм, целые стихотворения, где игра слов построена на разнице между мужскими и н женскими местоимениями.
По вине "упорядочения" падежных окончаний погибла блоковская строка: "Твои мне песни ветровыя / Как слезы первЫЯ любви". Теперь мы вынуждены читать вместо "слезы первой любви" (что было бы упоительно прекрасно) - "первые слезы любви" (что попросту бессмысленно). Таких случаев множество и у Пушкина, и у других.
Как писал проф. Ильин - кстати, современник и противник большевистских новшеств - вследствие одной только отмены ятя на письме потерялось различие в словах: "ели" (деревья) и "-hли" (питались), "лечу" (на cамолете) и "лhчу" (пользую больного), "еду" (двигаюсь) и "hду" (пищу), "ведение" (от "проводить") и "вhдение" (знание), "некогда" (нет времени) и "нhкогда" (когда-то), "есть" (имеется) и *hсть" (питаться), "тем" (предметов для беседы) и "тhм" (указательное местоимение), "горе" (несчастье) и "roph" (вверх, ввысь), "прение" (намокание; гниение) и "прhние" (спор, препирательство), "железа" (гланд) и "желhза" (металл), "вести" (водить) и "вhсти" (известия). Подобных примеров - десятки и сотни. Язык, который прежде без труда справлялся с задачей различения в письменной речи слов одинакового звучания, теперь обречен на бессмысленную путаницу.
Приведу еще несколько строк из статьи проф. Ильина:
"Есть и общие правила. Например: слова, начинающиеся с "нh" - ничего не отрицают, а устанавливают только неопределенность: "нhкий, нhкоторый, нhсколько, нhкогда"; а слова, начинающиеся с "не" - отрицают: "нелепый, неграмотный, нечестный, некогда". Еще: вопросы "куда?" и "где?" требуют различных падежей; отмена буквы "ять" убивает это правило. Куда? "На ложе", "на поле", "в поле", "в море" (винит, падеж). Где? "На ложh", "на полh битвы", "в мoph" (предложный падеж). Пуля попала ему в сердце (вин. пад.); в его сердцh печаль (предл. пад.). Еще: "синей" есть сравнительная степень от "синий" (волны сиhй стали); "синей" есть родительный падеж от прилагательного "синий" (волны синей стали; но разве сталь есть образец синевы?)".
Отмена ятя безо всякой на то нужды еще отдалила нас от народов, говорящих на других славянских языках. Человек, умевший сызмальства различать на письме "ять" и "е", понимает, почему вместо "бес", "хлеб" и "место" по-украински пишут и говорят "бic", "хлiб" и "мiсто", а по-польски "bialy" вместо нашего "белый". Такой человек богат знанием исконных питательных связей своего современного языка с родственными языками и с собственным прошлым. Такой человек, когда в жизнь его входят новые предметы и понятия, способен на то, чтобы придумать новые слова, выращенные из родных корней или позаимствованные у близкородственных славянских языков. Можно было бы многому научиться у славян. Чехи, например, прожив едва ли не 700 лет под духовной опекой Германии (Австрии), не только не утеряли своей языковой самости, но и нашли удачные соответствия немалому числу заимствованных слов: "дивадло" вместо "театр", "гудба" вместо "музыка", "деины" вместо "история" и т.д. Поляки говорят "самохуд" вместо "автомобиль" и не находят это странным. Наше же кургузое словотворчество свелось в последние годы почти единственно к тому, чтобы бездумно и неразборчиво заглатывать тьмы и тьмы английских слов, и, не усвоив как следует, снова изрыгать их на страницы всемирной Сети и современных печатных изданий.
К слову, о прошлом. При разговоре о русском языке не надо забывать о том, что в течение целого тысячелетия - почти всего письменно переданного нам прошлого России - единственным способом существования народа была православная вера. Это обстоятельство может радовать или возмущать, но это правда. В стране, состоявшей на девяносто сотых из крестьян или их потомков (купцов, мещан) сведения о мipe, самое мiровоззрение складывалось в основном под влиянием православия. Еще раз повторюсь: к счастью или нет, но это было так. Но - как ломали большевики - означает ломать становой хребет всего языка. Все мы по сей день говорим "ничтоже сумняшеся", "и иже с ними", "и присные его", "глас вопиющего в пустыне", "страсти' (т.е. крестные муки), "спаси Бо(г)", "всех и вся", притча во языцех", "накануне" (т.е. первоначально -на Каноне Св. Андрея Критского), "воскресенье", "крестьянин" (т.е. христианин), "у/юродство", "несусветный" (т.е. потусторонний"), "катавасия" (род церковного пения), "упостась", "светопреставление", "до второго пришествия". Слова "восторг", "восхищение", "обуреваемый", "причастие", "долготерпение" и десятки других первоначально применялись в строго определенном духовном значении и лишь много позже стали достоянием (кстати, это еще одно такое слово!) светского словаря. Почему мы говорим "во-первых", а не просто "первое", как англичане и немцы? Потому, что за каждой литургией священник поминает святых, а самых почитаемых "во первых" (т.е. среди первых). Желая того или нет, мы все говорим на древнем языке, унаследованном от глубоко веровавшего православного народа, на языке, полном своих непреложных законов, отвергать которые мы не вправе.
Об этих законах нельзя забывать и в вопросах правописания. Историческое (а не фонетическое) правописание не препятствует развитию языка во всех иных отношениях. Если бы для "современности" языка нужно было бы непременно видоизменить его право писание в соответствие с произношением, то по-английски (вполне современный язык, не правда ли?) мы бы писали "inof" вместо исторического "enough". Таких примеров - сотни. Русский язык не обладает и никогда не обладал чисто фонетическим правописанием. Более того, выравнивание правописания "под произношение" нанесло бы языку огромный вред, разорвав те смысловые и этимологические связи, которые очевидны только при историческом правописании. Просвещенные пароды это понимают, поэтому никому и в голову не приходит коренным образом изменить правописание английского, французского, испанского языка. Предпринятая несколько лет назад попытка очень осторожного, половинчатого упорядочивания правописания немецкого языка вызвала бурю возмущения по всему немецкоязычному мipy, и иные страны вовсе отказываются следовать этим переменам.
Фонетическое правописание — пустое стремление, недостижимое состояние языка. Произношение постоянно меняется, и внешнему облику древних слов никогда не поспеть за новым выговором. Напротив, бережно поддерживая преемственность прошлого и настоящего, народы приумножают свою памятъ, облекают свой опыт в непреходящие, долговечные слитки мудрости, названные, по евангельскому слову, глаголами вечной жизни. Вспомним, что к латинской азбуке, которой доныне пользуется вся Европа, только прибавляли новые буквы, не отнимая понапрасну ничего. Вспомним, что возродившийся из пепла иврит по своему древнему обычаю вовсе обходится на письме одними только согласными - и тысячи тысяч учат этот язык, невзирая на трудности. Вспомним, что народ островного Китая до наших дней хранит еще древнейший образ своего письма и при этом терпит ничуть не больше неудобств, чем те китайцы, что живут под игом большевиков на материке и пи шут по указке властей "упрощенными" письменами.
Ведь целые века необходимы для того, чтобы возникли смысловые связи между словом, его написанием и значением. Разрушить же эту преемственность можно и одним варварским декретом.
Ещё одна болезнь современного русского языка
Добро пожаловать в русскую сеть 2001 года. Живя вдали от России, я сперва подумал, что вышеперечисленное есть всего лишь уродство сетевой жизни: но нет! поговорил с живущими на родине, почитал тамошние современные издания, их торговые объявления, и понял: числом такие слова уже пошли на сотни, хоть считай, хоть не считай. А ведь хоть и говорится, что русский язык - богат, но повседневно употребляемых слов не так уж много. Так что сотни заимствований -величина ощутимая.
Итак:
..."хэппенинг", "истеблишмент", "спонсор", "пер форманс", "дилер", "офис", "ноутбук", "чат", "саммит", "медиа", "блокбастер", "провайдер", "домен", "экшн", "пиар", "пресс-релиз", "прайс-лист", "сайт", "бартер", "баннер", "сканнер", "тендер", "копир", "сиквел", "драйв", "драйвер", "клипмейкер", "рейтинг", "хит", "пирсинг", "лизинг", "хостинг", "холдинг", "вэб-дизайн", "веб-мастер", "пейджинг", "софт", "мануал", "маркетинговый консалтинг", "аудит", "онлайн", "менеджмент", "тренинг", "лейбл", "тюнинг", "ассесмент", "реинжиниринг", "компо узинг", "продакшн", "скрипт", "рендеринг", "автори зованный дистрибьютор", "плеер", "киллер", "триллер", "лузер", "мейнстрим", "брендинг", "фидбэк" , "спеллчекер", "офшор", "байкер", "тинейджер", "шоу-мэн", "листинг", "логин", "хэппи-энд", "онлайновый брокер", "топ", "джойстик", "грант", "дистрибуция", "сервер", "кросс-постинг", "тренинг-центр", "кракер", "секюрити"
Еще и вымолвить не успел, а уже слышу возражения: не впервой, дескать, русской речи справляться с этаким наплывом заморских гостей. Двор и дворянство едва ли не два века напролет говорили по-французски, до того Петр Великий голландских, немецких слов понавез, а еще прежде татары были, от них многого набрались, а язык все же остался. После скажут, что многие новые слова рассчитаны не на всех, а единственно на известные ремесла. Пройдет время, и работники разных областей знания, разных родов занятий, разнесут эти новословия по тихим заводям своего узкого труда, а стержень языка, его стремнина останется незамутненной. Чего страшиться? Живое тело языка и на этот раз само отвергнет все излишнее, восприяв немногое подлинно нужное.
И верно: обрусела татарская "алашат" и стала русской "лошадью" (рядом со славянским "конем"), обрусел немецкий "бутерброд" и французский "парашют", а "штейгеры" с "маркшейдерами" стали уделом одних лишь рудокопов.
Все верно. Только об одном, друзья, не забудьте В течение всего нашего долгого прошлого люди грамотные и власть предержащие то и дело поддавались внешним поветриям. Все средние века, затянувшиеся у нас до семнадцатого столетия, писали, и впрямь подражая мертвому древнеболгарскому, утешались его исконностью, черпали в ней доказательства нашей преемственности едва ли не от Царьграда. После и вправду по-французски говорили больше, чем по-русски, дабы не отстать от прочих народов в просвещении. Но все это время, по свидетельству В.И.Даля, рядом с самоизбранным инословием образованных кругов, жил и дышал исполинский несущий слой народной речи. Даль трудился над своим словарем - целиком взятым у "простого" народа - в середине 19 века. Именно тогда просвещенные русские люди обратились, наконец, за вдохновением к этому мощному слою: и плодом их обращения стала образцовая русская словесность, почитаемая на всем белом свете, не достигшая - заметьте! - ни прежде, ни позже таких высот (спросите-ка у просвещенных иностранцев, кого из великих русских писателей они знают и любят: бьюсь об заклад, что никого не назовут из живших раньше Пушкина или позже Чехова, а это - сто лет круглым счетом, именно те самые сто лет).
Чем же наше время другое? А вот чем. Русская чума двадцатого века свела несущий слой народной речи - как смывает почву со склонов, как ветер сдувает снег с полей и вымораживает озимые посевы. Живший на земле народ, который на девять десятых состоял из богомольных хлебопашцев и тем определял свое место в мipe, свели с земли, сорвали с вековых корней: а города ведут совсем иную речь, для всех единую и чужую. К тому же, из сорванных с земли одна треть легла в эту землю, замолчав навсегда, а другая треть очутилась либо на чужбине, либо в горьких работах сибирских карательных станов. У последней же трети отняли землю и Бога, дали водку и выбор между воровством и голодной смертью.
Поэтому наш народ онемел. Впервые за тысячелетие России он поменялся местами с образованными кругами: тогда как язык "простого народа" иссяк, просвещенные люди еще знают по письменным свидетельствам прошлого, как должно говорить по-русски. Не на потерявшую свой исконный облик народную толщу, а на нас, только на нас, на поборников просвещения, теперь одна надежда, что язык не пропадет.
Как же говорим мы: грамотные, выпускники высших училищ, книгочеи, усердные посетители всемiрной сети?
"В процессе работы ребята, как всегда, отказались от устаревших сэмплов, постоянно придумывая все новые и новые "фишки"."
"Хотите каждый день получать свеженький прайс?"
"Контроллинг и директ-костинг - эффективные ин струменты управления пивзаводом."
"Используйте больше целевой (таргетированной) рекламы!"
Приведенный последним пример особенно забавен. Ясно видны в этом предложении и желание быть понятым (ведь "целевой" — вполне понятное слово), и неспособность удержаться от употребления ненужного, но звучного словца.
"Довольно таки драйвовая танцевальная композиция."
На сетевой странице, посвященной исключительно радению о чистоте родной речи, читаем:
"мониторинг культуры речи",
"учитывая разницу национальных концептов..."
"проблема дисфункционального использования актуализированных единиц языка".
Из газет:
"После массовых беспорядков, инициированных антиглобалистами во время саммитов в Сиэтле, Давосе и Гетеборге, Рим, полиция Италии серьезно озаботилась вопросами обеспечения безопасности."
"Для достижения целей внешней политики США используют коэрцитивную дипломатию - дипломатию принуждения."
"Харассмент - еще одна причина женской безработицы."
Из описания денежных услуг: "Реструктуризация задолженности". На странице издательства:
"Задача русской серии просматривается довольно отчетливо: представить максимально широко новый мейнстрим русской прозы..."
"У вас проанонсирован роман..." Просто случайные примеры:
"Рады представить Вашему вниманию солюшены, патчи и коды".
"Сайт официального дилера концерна Volkswagen в Поволжском регионе" (чудо, что за предложение: из восьми слов - два русских!)
"Эта форма дает вам возможность выразить Вашу любовь и признание популярным ведущим и ди- и вид-жеям".
"Деятельность компании для операторов пейджинга".
"Драйв убивает психологию, экшн - драму, а киллер стреляет в триллер и выходит из этой схватки победителем."
"Что же такое Акустический Андерграунд? ..."
И немудрено: для того, чтобы подобно нашему В.И.Далю или подобно Элиезеру Бен-Iегуде, основателю современного иврита, годами трудиться, выискивая в древних повестях слова, подходящие для нового времени, приписывать старым словам новые значения, заимствовать из родственных языков по-родному звучащие основы - для всего этого нужны усилия, нужно творческое напряжение, нужно оставаться неравнодушным к народному наследию, такому же важному, как полезные ископаемые, как природа и как самый воздух Родины.
А для того, чтобы, запутавшись при переводе из-за собственного невежества, записать кириллицею дюжину наполовину понятых английских слов, пришлепнуть на них, в лучшем случае, русское окончание, да и пустить их гулять в мip - для этого ничего не нужно: ни подлинного образования, ни любви к родному слову.
Правда, хорошо молодым, детям: английского им скоро вовсе учить не нужно будет. Все и так станет понятно. Их доллары - точно как наши "баксы".
Только Пушкина придется, тоже как американцам, - в переводе читать.
Читайте также интервью со Львом СКВОРЦОВЫМ: "ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЯЗЫК - ЭТО ХОРОШО НАСТРОЕННЫЙ МУЗЫКАЛЬНЫЙ ИНСТРУМЕНТ"
Читайте также интервью с лингвистом Мариной ЖУРИНСКОЙ: "У НАС СЛИШКОМ ДАВНО НЕ БЫЛО ПУШКИНА"
