«У нее есть всего один недостаток» — Юрий Вяземский о своей сестре Евгении Симоновой

Моя любимая сестра — моя единственная сестра, поэтому детских воспоминаний, связанных с ней, у меня чрезвычайно много.

Я очень хорошо помню себя, когда мама сказала: «Юрочка, у тебя скоро будет сестричка». С этого момента начинается моя осознанная жизнь.

Я очень ждал эту сестричку — мне очень хотелось как можно скорее поиграть с ней. Каково же было мое разочарование, когда вместо сестрички привезли какой-то маленький, едва шевелящийся кулек, совершенно непохожий, по моему тогдашнему мнению, на человека. Папа потом моих новорожденных детей называл «моллюсками». «Юрка, ты моллюска купаешь?» — спрашивал он меня. Так вот и мне тогда привезли какого-то «моллюска» и сказали, что это моя сестра.

Мама мне рассказывала потом, как я с сестрой «познакомился». Когда я впервые увидел, как кормят сестричку, я, картавя, спросил:

— Мама, а зачем она тебе грудь грызет?

Мама мне объяснила, что она кормит Женю.

— Чем? Супом? — спросил я.

— Молоком, — ответила мама.

Тогда последовал еще один вопрос:

— А как ты туда его (молоко) налила?

Когда моя сестричка подросла и сделала первые шаги, она сразу поступила в мое распоряжение и должна была участвовать во всех моих воображаемых театральных постановках, операх, играх и других фантазиях. С тех пор Женя, как рабыня Изаура, работала исключительно на меня. Я беспрестанно ставил спектакли или играл на скрипке, а Женя должна была сидеть за столом и изображать, что играет на пианино. Она, бедная, все время работала в театральном режиме.

Когда она иногда говорила: «Юрочка, я в туалет хочу, можно я выйду?», то получала от меня нагоняй, причем физический. «Ну как можно идти в туалет во время спектакля?!» — недоумевал я.

Поэтому сейчас, когда моя сестра, народная артистка, говорит о своих наставниках, вспоминает замечательного Леонида Быкова, прекрасного Марка Захарова, чудесного Георгия Данелия, грандиозного, взявшего ее в свой театр им. Маяковского Андрея Гончарова — и при этом всех их называет учителями! — я недоуменно на нее смотрю и думаю: «Они же все пришли потом, на готовое! Я тебя воспитал! Я из тебя сделал артистку! Ты у меня эту школу прошла мучительно, но продуктивно! И Данелия, и Гончаров, и Быков получили готовый материал от педагога, режиссера, автора, мучителя и вдохновителя — старшего брата!»

Мы с сестрой вообще очень хорошая, интересная пара. Мы вместе танцевали — она была удивительной, самой лучшей партнершей. У меня больше никогда таких партнерш не было и, наверное, быть не могло.

Помню, как нас по знакомству повели показывать в школу хореографии — академию при Большом театре. Педагог, посмотрев нас, пришла в полный ужас и обратилась к маме: «Кого вы мне привели? Это же какие-то слонята! У них абсолютно нет данных — ни подъема, ни прыжка, ни шага, ни растяжки!» В общем, танцмейстер была в полнейшем шоке и не понимала, зачем один из народных артистов попросил ее нас посмотреть.

От отчаяния мама предложила взглянуть, как мы танцуем. И мы стали перед ней танцевать то, что когда-то придумал я сам. И тут педагог еще больше огорчилась и сказала: «Как же несправедливо устроен мир! У ваших детей нет никаких данных, но какая музыкальность, какая фантазия! Какая изобразительность! А мои ученики — куклы по сравнению с вашими, живыми». Вот такое у нас было художественное детство.

В итоге Женечка всего добилась сама, без протекции. Показательной для меня является ее история поступления в вуз. Женя заканчивала школу, и ей пришло время выбирать, куда идти учиться дальше. Наш папа, академик и талантливый ученый Павел Васильевич Симонов, читал в это время лекции в школе-студии МХАТ. И написал ей рекомендацию. Она отправилась на вступительное испытание, дошла до второго тура, и тут ректор сказал ей: «Ваш папа очень хороший, замечательный ученый, но эта профессия актрисы — не ваша. Не надо вам идти в артистки».

Меня всегда удивляли люди, которые произносили такие слова: «Это не ваша профессия», «У вас не кинематографическая внешность», «С таким лицом не надо поступать в театральный». Ведь всегда можно сказать: «Вы нам не подошли, мы вас не берем». Но зачем же ставить такие смертельные диагнозы?!

После этого случая она тайно, никому ничего на сказав, отправилась в Щукинское училище с полной уверенностью, что провалилась в МХАТе только потому, что шла «по блату». И это осталось в ней на всю жизнь: когда за тебя ходатайствуют, ты проваливаешься, а когда все делаешь сама — все получается.

Я видел ту программу, с которой она шла на просмотры, и она мне не нравилась. Когда она выступала в Щукинском на пробах, на нее смотрели обреченно. Но тут она попросила разрешения спеть. Юрий Васильевич Катин-Ярцев, который тогда набирал музыкальный курс, захотел ее послушать. Но обычно, когда выступающие девушки предлагают еще и спеть, это рассматривается как жест отчаяния. А тут ей разрешили спеть, и она проявила себя совершенно по-другому: ожила, стала двигаться. Она великолепно исполнила песню «Just you wait» из «Моей прекрасной леди». «Погоди, Генри Хиггинс! Ты будешь раскаиваться, но плакать будет уже поздно!» — спела она на английском. И это стало судьбоносным моментом — она потом действительно всем показала, какая она трудолюбивая и какая талантливая.

Много раз я слышал в ее адрес слова о том, какая Женя интеллигентная. Она правда от всех отличалась своей интеллигентностью и аристократичностью, и, я бы сказал, своей «принцессностью», поддерживая в этом плане высказывание Марка Захарова. Тогда такие качества актрисы ценились. Сейчас нужны другие артисты и артистки — сейчас аристократичность и интеллигентность не в моде. Крутые, хабалистые в моде.

Женечка очень совестливый, очень порядочный, удивительно трудолюбивый человек. Когда она про себя говорит: «У меня талантов мало, я просто все время работаю над собой» — она себя недооценивает. У нее много природных задатков, но главный задаток один — это трудолюбие. Она глубоко погружается во все, чем занимается, — и потому такой результат.

Я очень люблю свою сестру. Причем чем дальше, тем сильнее. Ходить на ее премьеры, спектакли для меня всегда было мучительно и страшно. Я довольно смелый парень, потому что воспитывался на сцене — меня учили в профессиональной школе при консерватории, так что страха сцены нет с детства. А вот когда сестра играет, я всегда жутко волнуюсь, но какую радость мне доставляет ее игра!

Однажды сестра изменила мою судьбу. Когда Женя поступила в Щукинское училище, к нам в гости стали приходить ее однокурсники, очень интересные и талантливые ребята. Это оказало «обратное» влияние на меня: я вспомнил, что всю жизнь был артистом, но почему-то пошел в МГИМО. Решив что-то доказать себе, я решил поступить в Щукинское училище. В этом мне помогла сестра — именно она подготовила мне программу, была моим режиссером. Проучившись там полгода в качестве вольного слушателя, быстро понял, что я никакой не артист и был вынужден уйти из «Щуки».

Тогда жизнь без творчества, игры мне показалась жутко тоскливой. От этой тоски и скуки я написал свой первый более-менее профессиональный рассказ. Благодаря сестре поступил в Щукинское, благодаря сестре стал и писателем. Так же, как я считаю, что благодаря мне она стала артисткой.

У нее есть всего один недостаток: я давно работаю над тем, чтобы ее воцерковить. Пока не очень получается. Но я уже победил ее атеизм: объяснил ей, что настоящая артистка не может быть атеисткой. Мы продвинулись немного выше по шкале в признании того, что жизнь наша бессмысленна, если не верить в Бога. Она пока сомневающаяся — если человек не сомневается по крупным вопросам, ему в искусстве делать нечего: и актера из него не получится, и другие творческие профессии для него будут пустопорожними.

Одного мне надо от жизни, чтобы Женечка сказала: «Я верующая». Так что через журнал «Фома» обращаюсь к своей сестре, повторяя слова Христа, адресованные апостолу Фоме: «Не будь неверующим, но верующим».

Подготовила Анастасия Бавинова