1917. Живая история — совместный проект журнала «Фома» и радио «Вера», посвященный столетию революционных событий.
В течение этого года мы будем говорить о событиях, которые имели место в России сто лет назад – в 1917 году. Попытаемся понять мотивации людей и разобраться в цепочке событий, которые привели, как писали раньше в учебниках, от Февраля к Октябрю.
Слушать:
Читать:
Алла Митрофанова:
В этой рубрике мы в течение года говорим о событиях, которые имели место сто лет назад, в 1917 году, весной того года царская семья уже находилась под арестом, сначала в Царском Селе, а потом, летом, — в Тобольске. Весной у императора еще есть надежда, что ему с семьей разрешат уехать в Англию или в Крым — как мы знаем, все сложилось иначе. Как жила царская семья в эти переломные дни и каково это вообще чувствовать себя преданными столькими людьми?
На связи с нами профессор Московской духовной академии, историк Алексей Светозарский. Добрый вечер, Алексей Константинович!
Алексей Светозарский:
Добрый вечер!
Алла Митрофанова:
Вы могли бы рассказать о каких-то деталях жизни царской семьи, когда уже находились они под арестом, когда и император, и Александра Федоровна, и дети — что лично Вам, как историку, наиболее важно, что запоминается, что интересно?
Алексей Светозарский:
Ну, там же было несколько периодов в заточении, но самое первое — это Царское Село, это арест сначала членов семьи, до прибытия императора, который осуществляет будущий вождь белого движения Лавр Георгиевич Корнилов, и первое распоряжение относительно содержания узников исходит именно от него. У нас есть дневники, в частности дневники императора Николая II, и у нас есть целый ряд воспоминаний тех лиц, которые были близки к царской семье, но и затем были отделены от них, вот не разделили их дальнейшую участь, но успели записать то, что они видели, то, что они переживали. В частности, очень интересное воспоминание отца Афанасия Беляева, такого временного духовника императорской заточенной семьи, который служил Пасху, потому что скоро революция февральская, эти события происходят на третьей неделе Великого поста и вскоре была Пасха, он очень подробно, красочно и так наглядно описывает то, что происходило, потому что для него лично это неординарнейшее событие. Он исповедует всех членов царской семьи, это продолжается очень долго, согласно его дневникам, он служит Пасхальную заутреню, он служит Пасхальную вечерню, Великую Субботу — в царской семье. Причащались.
Ну, внешне жизнь, жестко ограниченная разного рода приказами революционного начальства. Они пытаются, чтобы она протекала в привычном русле, но за такими обычными занятиям, прогулка, император колет дрова, какие-то происходят события, что-то они читают, ну а вот первоначальный период заточения вопреки каким-то устоявшимся мнениям, он очень жестокий, потому что государю и государыне не дают общаться друг с другом, и они могут на Пасху встретиться за разговением, но ни слова не говорить о прошлом, т. е. они должны говорить о погоде, я не знаю, о том, как покрашены эти пасхальные яички или нет, но надо сказать, что пасхальный стол вполне обильный, это тоже все описывается у того же отца Афанасия, но вроде все как всегда, хотя, конечно, это уже жизнь совершенно в ином измерении. Он уже служит последнее богослужение перед отправкой царской семьи в Тобольск. Вот опять же много всяких обвинений раздается о том, что архиереи предали царя, о том, что… (нам как-то с вами приходилось говорить, что не было там какого-то воззвания, выпущенного в поддержку сверженного государя, ну, который, собственно говоря, об этом и не просил, и никогда свое отречение он не дезавуировал, ни словом, ни каким-то действием, покоряясь воле Божией, как он ее принимал). Но именно представители Церкви опекали царскую семью — это и монахи монастырей тобольских, это и батюшки, которые приходили совершать богослужение, это и батюшки, которые служили обедницы, потому что не всегда можно было совершить полную литургию, но в какой-то праздник все-таки совершалось последование часов и изобразительных, чтобы послать какое-то утешение, подкармливали монахини монастыря, во время тобольского заточения. Это тоже имело место.
Ну, а жизнь несмотря на разного рода притеснения и грубости со стороны охраны, которые даже начальство местное не могло пресекать, они пытались жить, как они привыкли, это люди того времени, «что бы ни случилось, я буду действовать так, как я привык, у меня будет свой распорядок дня, я буду там колоть дрова, пилить, я буду читать книги» (они очень много читают). В дневниках Николая II очень много заметок — замечаний о том, что какие он книги прочитал, каких писателей читал, вот он Лескова читал, это точно совершенно известно, отражено в дневниках, ну и, конечно, нет ощущения того, что может наступить какая-то трагическая развязка, они не предполагали этого, во всяком случае, из дневников государя это никак не следует, напротив, сначала он ожидает, что им разрешат уехать в Крым, в одно из владений, где он будет жить как частное лицо, в кругу семьи, к чему он и стремился. Потом некие надежды на то, что английские родственники помогут, как известно, они не помогли: король Георг заявил о том, что пребывание в Англии Николая II и его семьи политически может быть воспринято негативно. Но вот тех источников, которые мы имеем.
Алла Митрофанова:
Удивительно то, что люди, находясь в заключении, не теряют при этом самообладание. Ведь считается, что, когда человек оказывается в крайних ситуациях, начинает проявляться его подлинная природа, почему и Достоевский любил поместить своих героев в какую-нибудь пиковую такую ситуацию, а здесь люди находятся под арестом, причем довольно долгое время, и сохраняют, как Вы говорите, свой привычный распорядок дня и, ну во всяком случае, внешнее спокойствие.
Алексей Светозарский:
Да, внешнее спокойствие и какая-то попытка. Ведь в чем еще здесь и трагедия, и, наверное ситуация, вызывающее глубочайшее сочувствие: ведь он мужчина, он глава семьи, и он должен ограждать от грубости, от каких-то циничных замечаний, все это было, были и неприличные надписи, неприличные рисунки, а дочери — девушки, которые не должны, по понятиям того времени и вообще по христианским понятиям, ничего этого видеть. И он страдает, безусловно, от этого, потому что как мужчина он не может взять оружие, как офицер он не может каким-то образом выразить свой протест, поэтому приходится это сносить и терпеть — вот это тот момент, на который я бы обратил внимание.
Алла Митрофанова:
Сложная получается картина жизни в этот период, ну а дальше, получается, еще сложнее, непросто бывает в таких ситуациях, мне кажется, удерживать осанку, возможно, это действительно признак какой-то породы, что ли.
Алексей Светозарский:
Это признак того, что мы называем подлинным аристократизмом. Ведь он измеряется не какой-то родовитостью, а прежде всего воспитанием и умением себя держать, не показывать виду. Вот этим аристократизмом может обладать и крестьянин, и ремесленник, и кто угодно, если вот у него это есть. Ни в коем случае не давать ищущим повода, злорадствующим. Это, несомненно, было. Вести себя достойно — вот было такое, уже давно забытое, слово в лексиконе людей того времени: вести себя достойно, в какой бы ситуации ты ни оказался. Я думаю, что он (государь) вел себя достойно.
Алла Митрофанова:
Спасибо Вам большое за комментарий!
Алексей Светозарский:
До свидания! Всего доброго!
Алла Митрофанова:
До свидания! Напомню, что с нами был профессор Московской духовной академии, историк Алексей Светозарский.
