20 лет назад состоялась первая телетрансляция богослужения. В 1991 году Центральное телевидение в прямом эфире показало Рождественскую службу.
Что предшествовало трансляции, как и зачем она была организована, рассказывает комментатор Николай Державин, голос которого мы и сейчас слышим во время прямых эфиров из храмов в Рождество и Пасху.
Богослужение... на советском ТВ
В 1988 году, в год тысячелетия Крещения Руси, в самом конце программы «Время», перед прогнозом погоды, сказали о прошедшем Поместном соборе. Мы еще жили в стране, где Церковь старались не замечать, как будто ее вообще не было, где священник если и появлялся на экране, то только в негативном образе. Но в тот момент мы почувствовали — что-то меняется, и это было только начало перемен.
В конце декабря 1990 года Патриарх Алексий II благословил меня заниматься организацией прямой трансляции Рождественского богослужения. Я встретился с людьми из «Останкино». Мы поехали в Богоявленский собор для того, чтобы на месте посмотреть, где расставить камеры, свет, понять, чтó можно снимать, а чтó нельзя и т. д. Я рассказывал, как будет совершаться богослужение, показал, как устроен храм, где алтарь, где кафедра Патриарха.
Телевизионщики сказали, что богослужение — это, конечно, очень интересно, но непонятно. Что-то читают, поют, священнослужители входят в алтарь, выходят, Царские врата открываются, закрываются — всё это нужно объяснять зрителю, нужен комментатор! Но в «Останкино» не нашлось ни одного диктора, знающего богослужение, а ведь это принципиально — нужно понимать, когда можно говорить, когда делать паузу. И это прямой эфир — его невозможно будет переозвучить! Телевизионщики спросили меня: может быть, я за это возьмусь? Я сказал, что понятия не имею, как это делается! Но когда передал Патриарху Алексию наш разговор, он сказал: «Давай. Бог в помощь!».
20 лет в эфире...Николай Державин комментирует Рождественскую службу в Храме Христа Спасителя, 2010 год.
Фото из архива автора
Другое измерение
Первая трансляция была незабываемой! Для Патриарха Алексия, для клира и больше всего — для народа. Конечно, обстановка в храме казалась крайне необычной: всюду стоят камеры, софиты, включен свет. Но Святейший очень терпеливо и внимательно к этому отнесся.
Конечно, мы заранее пришли в храм, всё проверили. Для меня в уголочке около алтаря поставили стол, два монитора. Я надел наушники, начался эфир. Режиссер сказал мне: «Начинай», и я произнес: «Здравствуйте, уважаемые телезрители!». Когда трансляция закончилась, и пошли титры, у меня возникло ощущение нереальности происходящего: как будто попал в другое измерение.
Для меня это был волнующий опыт, потому что без подготовки выйти в прямой эфир, и не просто на 10 минут, а на 3 часа, было очень непросто. Но с Божией помощью все удалось! Рейтинг оказался очень высоким. Мне тогда показывали замеры: порядка 20-30% телезрителей смотрели трансляцию Рождественского богослужения в 1991 году.
После эфира случалось, что меня узнавали по голосу и благодарили: для тех, кто не имеет возможности пойти в храм, большая радость наблюдать за службой хоть на расстоянии. Приходило много благодарных писем из-за границы: люди писали, что смотрели Рождественскую службу и чувствовали духовную связь с Церковью в России.
Надо меньше говорить?
Если вспомнить первые трансляции богослужений, то можно сказать, что главный их посыл был просветительский, миссионерский. Нужно было позволить советским людям, оторванным от Церкви, увидеть, что происходит в храме. Нужно было дать им понять, что там — Истина. Прямой эфир богослужений был одним из первых в СССР опытов массового распространения знаний о Церкви с позиции самой Церкви, ее свидетельством о самой себе, о литургической жизни и, в конечном итоге, о правде Божией.
За эти 20 лет мое собственное отношение к трансляциям менялось. Скажу откровенно: в последнее время мне кажется, что воцерковленным людям комментарии не очень нужны — они скорее даже мешают. С годами мне стало казаться, что нужно говорить как можно меньше, чтобы дать людям возможность самим воспринимать церковную службу — и не столько умом, сколько сердцем.
При этом я понимаю, что большинство телезрителей праздничного богослужения — неподготовленные, что появляются новые люди, которые в первый раз знакомятся с Церковью, с молитвой, и им обязательно нужно всё разъяснить. Поэтому нужно комментировать так, чтобы было интересно и простому человеку, и ученому, и взрослому, и ребенку, и церковному, и нецерковному. А это труднейшая задача!
Я стараюсь простыми словами говорить о сложных вещах. В паузах между частями богослужения я могу рассказать о том, что такое Рождество, почему мы его празднуем.
Мне кажется необходимым давать переводы на русский язык основных моментов службы, чтобы все было понятно. Я всегда даю перевод и комментарий апостольского и евангельского текстов, которые читаются за богослужением, перевод праздничных тропарей и кондаков. Но вместе с тем у меня всегда есть желание сохранить равновесие между необходимостью объяснять происходящее в храме и необходимостью сохранить благоговение во время богослужения…
Телевизор людей не изменит
Главной целью таких трансляций я считаю то, чтобы люди перестали смотреть церковную службу по телевизору, а сами пошли бы в храм на Рождество. Чтобы человек не просто заглядывал в церковь два раза в год на праздник, а стал бы активным христианином, членом конкретного прихода. «Виртуальное богослужение» не может заменить реального участия в Таинствах Церкви.
Трансляции важны для того, чтобы как можно больше людей задумались о смысле жизни и пришли в храм. Но одними телетрансляциями общество не изменишь. Перемена сознания людей — это тяжелая работа. Технически возможно организовать хоть круглосуточные трансляции богослужений, например, в Интернете, но если христиане не будут иметь «миссионерскую приветливость», как сказал владыка Иоанн Белгородский, то люди, придя в Церковь, потом уйдут из Нее.
Проповедь без агрессии
Новым годом в советское время старались подменить Рождество, как бы «затмить» широким размахом одного праздника — другой. Я — сын священника. Дети в церковных семьях получали такое воспитание, которое давало свободу мыслить и возможность «разуметь отвергать худое и избирать доброе». Родители нас воспитывали не столько антисоветски, сколько в духе церковного Предания, в духе патриотизма, в традиционном патриархальном укладе. Нас учили относиться к официальной информации с учетом наших знаний о гонениях на Церковь, о новомучениках, пострадавших за веру, мы имели не школьное представление об истории России. Агрессивными проповедниками мы никогда не были, но если нас о чем-то спрашивали — мы должны были, по словам апостола Петра, дать отчет в своем уповании «с кротостью и благоговением» (1Пет 3:15).
И вот сейчас я так же рассказываю о Церкви, но уже для массовой телеаудитории. Этот рассказ стал моим послушанием и профессиональным занятием. Каждая трансляция — дело очень ответственное, требует большого напряжения. Однако это напряжение не влияет на главное — ощущение неземной радости Рождества, непередаваемой словами, которое с детства у меня ничуть не изменилось.
