Колоритный, рослый и могучий молодой православный священник стал буквально детонатором взрыва страстей, обронив между прочим, что автор триптиха не видит пути, перспективы, тогда как должен был бы это видеть. Иначе, куда же он зовет и к чему писать картины?
И эти слова, и сама пастырско-учительская манера не говорить даже, а обвиняюще вещать, манера, резко контрастировавшая с мягкими выступлениями ксендза и протестантского проповедника, вызвали оживление и в то же время резкое неприятие. Одна из присутствующих, известный в городе филолог, даже воскликнула: "Да это же та же партийность! ... Но ведь художник ничего никому не должен!"
Парадокс! - Возрождающаяся Церковь, стоило ей только вспомнить о долге художника, сразу же навеяла воспоминания о набившей оскомину партийности. Случайно ли это? А может быть и нет, если еще считанные годы назад партию нередко, наоборот, сравнивали с Церковью, закосневшей в своих догмах и опутывающей своими требованиями Шаги Свободного Человека?
Может показаться странным, но факт, что Партия с атеизмом, начертанным на ее знаменах, и Церковь, призывающая не забывать о Боге, могут восприниматься как синонимы или, выражаясь иначе, разные лики Несвободы, стискивающей в своих леденящих объятиях свободного художника.
Случайно или нет - подумайте сами. Мне же хотелось бы пока только поставить вопрос: Совместимы ли движение кисти художника и пера писателя, да и творчество вообще с диктатом цели, жесткими ограничениями и четко очерченным полем того, что дозволено Идеологией или Верой?
Ответ, казалось бы, очевиден: Конечно же, нет! Ведь, говоря словами поэта, "Художник первородный -всегда трибун! В нем дух переворота и вечный бунт!" Этим бунтом, этой все захлестывающей стихией самовыражения он готов потрясти само небо, не говоря уже об устоях общества. Недаром уже другой именитый поэт в уста героя своего стихотворения вложил задиристые и хлесткие слова:
"У церкви я всегда ходил в опальных. Я доверяться Богу не привык. Средь верующих, то есть ненормальных, Я был нормальный, то есть еретик."
Политический подтекст здесь для многих был очевиден: речь шла не просто о Тиле, Нидерландах времен Альбы и инквизиции, а о нашей собственной стране в XX веке. Но все-таки, давайте задумаемся: выходит, ересь, инакомыслие - это нормальное состояние человека, тогда как вера, в свой строй ли, в партию, нечто Надземное - это уже ненормальность? Поэтому-то каноны, уставы и прочая, и прочая - это темницы и узы для Свободы?
И в самом деле. Известно, что в прошлом не только даже изображения складок на одеяниях святых четко определялось каноном, но и всякое отклонение жестко каралось, как опаснейшая ересь.
Ни в коем случае не хочу оправдывать ни палачей, ни педантов. Но вот ведь заковыка: несмотря на все ограничения, несмотря на самые жесткие "правила игры" церковное искусство - факт. Опять парадокс: личная свобода ограничена до крайности. Собственное самовыражение вроде бы стеснено иными задачами, а искусство-то существует. Да еще какое!
Не вздор ли это? - Ведь нас так настойчиво приучали к мысли, что только свободное "Я" художника-творца может стать фундаментом Истинного Искусства.
Но с другой стороны: что порою дают самые свободные творцы (и, простите за неологизм, творчихи)? Вот художница, добивающаяся известности тем, что струей мочи попадает в намеченную туфлю. А вот художник, лающий и кусающий посетительницу вернисажа... Об иных говорить - и язык не поворачивается.
Но постойте, постойте, а при чем здесь искусство, живопись? Причем искусство - не знаю. Хотя полнейшая свобода самовыражения и самоизлияния очевидна. (С другой стороны, в шахматах ли, в других ли видах спорта именно жесткие правила игры делают возможным и творчество и саму спортивную борьбу.)
Не буду предвосхищать ответов. Я здесь только ставлю вопросы, хорошо сознавая, что может возмущать творцов и каким уродством может показаться для них указующий перст непрофессионала, как бы он при этом ни именовался. Но при этом чувствую, что как бы мы ни кляли Несвободу, сама проблема соотношения Свободного Творчества и Канона, Творческого Импульса - и Цели, далеко уходящей за горизонты собственно художественного, остается. И очень хотелось бы, чтобы об этой грани свободы, этой грани искусства и жизни, церкви и мира в журнале заговорили специалисты, способные соединить духовность и лишенный снобизма профессионализм.
КАНОН КАК ПУТЬ К СВОБОДЕ
В представлениях о свободе и каноне у человека верующего и неверующего - разные точки отсчета, разные мировоззрения. Если верующий свои рассуждения начнет обязательно с того, что есть Бог, то человек неверующий в первую очередь заговорит о себе и своем "я". И это обстоятельство вовсе не отвлеченно-философское, как может кому-то показаться. Из него вырастает расхождение в понимании множества проблем, в том числе различие в восприятии свободы творчества.
Может быть, священник, который выступал на этой выставке, своей безапелляционностью настроил людей против себя. Конечно, такой тон проповедника-моралиста (причем не на церковной кафедре, а на художественной выставке, где никто его проповедовать не призывал, а лишь спрашивали его мнения), такой тон неуместен. Но сама позиция священника как раз и объясняется тем , что он верует в Бога, а художник прежде всего верит в некую свою личную свободу, выше которой ничего и никого нет. И главное - нет Бога.
Если Бога нет - помните у Достоевского? - то все дозволено: мы можем поступать, как хотим, можем делать все что угодно, в том числе совершать те запредельные вещи, которые описываются в статье Юрия Бондаренко. Никто нам не указ, ничто нам не резон. Мы САМОвыражаемся. И что есть в нашей душе, все то и выплескивается.
Я помню, как в фильме Тарковского "Сталкер" писатель, который там изображен, говорит с горькой усмешкой: все, что он видит внутри себя и описывает, всё "кушают" его читатели. Пишет о чем-то хорошем - они "едят", о дурном - тоже "едят", о чем-нибудь и вовсе неприличном - и это "съедают"! И что? Что же хорошего в таком самовыражении?
Но если есть Бог, то есть в нашей жизни некая заданность. И канон, по сути, лишь выявление этой заданности.
Каноны, существующие в Церкви - каноны искусства, этические каноны, каноны, регулирующие церковную жизнь - это есть лишь следствие осознания той реальности, в которой мы существуем и средство, помогающее в этой реальности выживать.
Согласно церковному учению, Бог создал человека свободным, но свободным для того, чтобы тот делал добро, свободно радовался, свободно шел к совершенству. Человек же, не желающий знать сути дарованной ему свободы и, соответственно, не признающий этих канонов, "свободно" деградирует, "свободно" делает зло, "свободно" развращает людей... И спорить с ним практически бессмысленно. Потому что для разговора нет основания. Сначало надо решить: есть Бог или нет.
Каноны, безусловно, как-то ограничивают "свободный" произвол. Плохо это или хорошо - можно видеть и в сфере живописи, например. Вот и мой собеседник пишет о церковном искусстве, которое, несмотря на чрезвычайную строгость канона, достигает гениальных высот, причем новые удивительные произведения появляются буквально на наших глазах. И одновременно мы наблюдаем ужасающий кризис современного "свободного творчества". Абсурдное искусство, искусство, которое деградировало.
Художники боролись за право не признавать канонов. Они добились такого права - каноны попраны. И что же? Вместо подлинной свободы - еще большее рабство. Художники выворачиваются наизнанку чтобы ВЫГЛЯДЕТЬ независимыми и оригинальными. На поверку появляются новые, гораздо более жестокие "правила игры". Скажем, сейчас фильмы, телепередачи выпускают вроде бы непартийные люди. И тем не менее зритель этого "свободного" телевидения теперь лишился даже минимального права выбора. Телевидение стало свободным, и оказывается, что вместо подлинной свободы люди попали в рабство.
Потому что подлинную свободу дает знание о Боге, знание реальности, созданной Богом. А отрицание Бога - это рабство, потому что люди не видят самого главного. А ведь слепой человек как бы зависит от своей слепоты.
Скажем, растет огурец на грядке. Есть природный канон, что он должен расти вверх. Если он не будет расти вверх, а вниз, то у него не будет огурчиков, вкусных, зелёненьких. И канон указывает направление этого роста. Не навязывает, а указывает наилучший путь, как подпорка для ростков огурца.
Каноны и дают направление, помогающее идти к свободе. И помогают через исполнение правил, через самоограничение - подлинной свободы достичь. Как достигали ее церковные зодчие, авторы удивительных молитв и песнопений, известные и неизвестные нам великие православные иконописцы.
