Священник Александр Тиманков,
клирик Андреевского собора, Санкт-Петербург:
Помню, меня предупредили, что на экзаменах в семинарию будут задавать каверзные вопросы, например: «Почему вы хотите стать священником?» И мне тогда в голову пришло интересное изречение святителя Димитрия Ростовского о том, что назначение священника — спасти себя и других, так я и ответил. Мне кажется, эти слова кратко и емко выражают суть священнического служения...
Я вырос на классической подростковой литературе: Фенимор Купер, Жюль Верн, Джек Лондон, на их образах главного героя — человека, который не поворачивает вспять. Возможно, он анализирует свои поступки, ругает себя за что-то, но всегда понимает, что назад дороги нет, и если уж ты пошел по этому пути, то должен идти до конца. Поэтому я с детства понимал: когда шаг уже сделан, сомнения «а надо ли мне это?» сильно разрушают человеческую личность. Как говорят психологи, из любой ситуации есть три выхода: первый — ломать ситуацию, второй — смириться с ней, а третий — невроз. Поэтому человек или под себя подстраивает мир, или смиряется с внешними обстоятельствами, или мечется туда-сюда и в результате разрушается.
Сомнения, конечно, были и есть — но другого рода, более «локальные». Те ли слова сказал вчера, правильно ли поступил, хорошо ли вообще все делаю. По-моему, любой священник с первого и до последнего дня своего служения именно так и думает: «Я плохо все делаю». Более того, каждый христианин так думает. Мне кажется, для любого из нас недостижимость планки, к которой мы стремимся, должна быть очевидна. Но при этом ни один из нас, будь он священник или мирянин, никогда не скажет, что это «не мое».
Одним из самых тяжелых испытаний для священника часто называют Таинство Исповеди. А мне вот нравится исповедовать. Потому что в этом Таинстве, даже когда искреннее покаяние происходит до Исповеди, а во время нее человек свои грехи лишь произносит, священник как свидетель радуется его покаянию. Ведь это перерождение человека, не зря же его называют вторым Крещением! И если я участвую в этом удивительном событии, когда человек становится ближе к Богу, когда его душа открыта Ему, то это радостно! А еще я говорю полушутя-полусерьезно: «Где же батюшке покаяться искренне, как не на Исповеди!» Слушаешь, как человек называет свои грехи, и понимаешь, что абсолютно все это можешь отнести и к себе. А иногда Господь так открывает тебе твои промахи: ты вроде на что-то и внимания не обращаешь, но некоторые прихожане свои грехи описывают так ярко, что вдруг наступает покаяние у самогó батюшки. Так что и по этой причине тоже я люблю исповедовать.
Каково человеку стоять перед алтарем? Должно быть страшно, я так понимаю. Так же, как и каждому причащающемуся христианину. Недаром ведь священник говорит: «Со страхом Божиим и верою приступите!» И сначала, конечно, очень страшно, а потом, к сожалению, появляется некое привыкание. Есть, наверное, такие священники, которые каждый раз служат, как в первый и последний раз. Но на практике ты чувствуешь, что вот стоишь ты где-то там, но ни страха, ни трепета никакого в тебе нет, даже обидно от этого бывает, и ругаешь себя. Или пытаешься как-то себя утешать: «Ты же только инструмент, что тебе переживать?» Поговорка такая есть: «Священник — это ржавый молоток в руках Божьих». Действительно, кто я? Ржавый, никуда не годный молоток. Это же Господь Сам все делает! Но на самом деле это наполовину самообман: со священника больше спросится, ибо у него больше ответственности. Но что самое интересное: даже если ты будешь служить чисто автоматически, то жить без этого ты все равно уже не сможешь. Вот попробуй не дышать две минуты, а ведь когда дышишь, то совершенно об этом не задумываешься. Так и здесь...
В Херувимской песни в Великую Субботу поется: «Да молчит всякая плоть человеча и да стоит со страхом и трепетом, и ничтоже земное в себе да помышляет: Царь бо царствующих и Господь господствующих приходит заклатися и датися в снедь верным». Вот это нормальное состояние и служащего священника, и причащающегося человека. Но если бы мы сказали, что так всегда у нас и бывает, то я бы подумал, что мы сами себя обманываем. Хотя мы и должны к этому стремиться.
Чем священник отличается от «простого» человека и отличается ли? Да, можно сказать, что священник каждую секунду своего существования должен показывать высоту христианского служения… Сразу коробит от пафосности, правда? Конечно, священник должен отличаться тем, что он не будет валяться пьяный в канаве, не будет ругаться матом — но это, собственно, как и любой христианин. А вообще, священник должен хорошо понимать, куда он идет и зачем. Он чувствует направление. Он — как магнитная стрелка компаса, которая по своей природе чувствительна к верности направления…
Еще я отличаюсь тем, что надо мной совершили Таинство Рукоположения. После этого я получил благодать Священства и могу теперь совершать другие Таинства. Но как объяснить, что произошло во время моей хиротонии*? Вручили меч — и ты рыцарь. Прочитал клятву, повязал галстук — и ты пионер. В чем разница? Тут мы упираемся, как говорят в семинарии, в сакраментологию. Что такое благодать Священства? Как в тебе это действует? Это какая-то новая функция? У тебя такая функция, у меня — такая. И все мы — члены Тела Христова. Ты кузнец, он пастух, я священник. И при этом каждый остается человеком, который, к сожалению, имеет удобопреклонность ко греху.
Говорить, что священник более безгрешен, чем другие люди, — значит говорить неправду. Я немного боялся перед хиротонией, что мне откроется что-то такое, что я не готов буду принять. Но ничего не произошло. Абсолютно. Я просто вошел в алтарь через Царские Врата, и назад пути нет. Сказать, что я чувствую в себе какое-то изменение, мне кажется, будет самообманом.
Так хороший я священник или плохой? Готов я к своему служению или не готов? Конечно, плохой, и, конечно, не готов. Вот у меня семья, трое детей. Что я, готов быть отцом троих детей и мужем своей жены? Никогда в жизни я так не скажу, потому что я понимаю, что я — плохой муж и плохой отец. А разве кто-то считает, что у него это не так?
Когда я начал ходить в храм, мне очень помогли священнослужители Андреевского собора. Один из них проводил мою катехизацию перед Крещением, став тем проводником, с помощью которого удалось пройти мимо многих неофитских искушений. И теперь я в своей пастырской деятельности всегда говорю, что обязательно должен быть какой-то проводник. Нехорошо человеку идти одному в лес без ружья, поскольку там водятся волки. И сам я всегда стараюсь помочь человеку. Подойдите, спросите, напишите мне, я вам дам ссылку на сайт, дам статью, и вы прочитаете все это и подумаете, а если еще что-то захотите спросить, то подойдите, и мы еще раз поговорим и что-то вместе решим… Очень важно и священникам совещаться между собой, помогать друг другу, не поучая, а советуясь. У нас в храме есть один пожилой батюшка, отец Константин, очень мудрый человек, он поздно стал священником, всю жизнь проработав врачом. Я очень часто с ним советуюсь. И мы пришли к убеждению, что есть такой страшный грех — уверенность в собственной правоте. Как в одной песне Галича: «А бояться-то надо только того, / Кто скажет: “Я знаю, как надо!”.
Вот в итоге и получаем сочетание: знаем, куда идти, и не знаем. Спасаем других — и себя…
*Хиротония — рукоположение священника в сан. — Ред.
Здесь Вы можете обсудить эту статью в Блогах "Фомы" (Живой Журнал). Регистрация не требуется.
