Рождество Христово: зачем Бог стал человеком?

Тема нашего сегодняшнего разговора — Рождество. Я вспоминаю, как один журналист полушутя жаловался: «Я не могу рассказывать про новость, которой две тысячи лет». Если это воспринять не как шутку, а как серьезный вопрос, то, действительно, — в чем новость?

Новость в том с христианской точки зрения, что Бог стал человеком. Христос — это главное событие человеческой истории. Причем это не просто дата, это дата, которая делит человеческую историю на «до» и «после». Или является началом новой эры, как у римлян — от основания Рима, здесь история начинается не с Рождества, но Рождество принципиально понуждает нас переосмыслить не только эту эру, которая началась Рождеством, но и все то, что было до того. Библия состоит из двух больших частей: одной очень большой, второй поменьше, но очень значимой — Ветхий Завет и Новый Завет. Это не просто две последовательные части, но этот Новый Завет, который начинается Рождеством… через призму Нового Завета мы совершенно иначе читаем Ветхий. Это легко доказать и доказывать не надо, то, что христиане называют Ветхим Заветом, — это иудейская Тора, и она прочитывается вне этого новозаветного контекста совсем иначе. Хотя в принципе это тот же самый текст. Практически тот же самый текст. Или знаменитая книга Иова, книга, которая повествует нам о страданиях праведника, начинающаяся с пролога на небесах, дьявол с Богом заключает пари, что потом Гёте использует в одном из прологов Фауста. Эта книга в христианской перспективе совершенно иначе читается. Рождество имеет отношение практически ко всей культуре.

Бог становится человеком и открывает себя людям. Что в этом такого? Некоторые религиоведы, чаще не специалисты по истории религии, а что-то где-то прочитавшие, услышавшие, говорят: во многих традициях есть такое, тема Боговоплощения… Это совершенно не так. Потому что важно понимать, я об этом тоже буду говорить, какой Бог стал человеком. Если мы посмотрим исторический контекст, когда происходит Рождество, если мы посмотрим с точки зрения христианства на это. Это Бог, имя Которого в ветхозаветной истории, один раз в году священное имя Бога только первосвященник, только в иудейском храме, войдя в Святая святых мог произнести вслух. Один раз в году. И этот Бог, совершенно немыслимый для человека, Он становится человеком, Он приходит на землю в человеческом образе, образе обычного человека. Древняя традиции называет этот образ — образ раба. Ну не в буквальном смысле, в таком простом человеческом образе.

И что происходит в результате? Что меняется после вот этого самого Боговоплощения? А всё меняется. Меняется всё. Мы с вами прекрасно знаем, что у современной культуры, если говорить об ее фундаментальных основаниях, их в принципе два: это культура античности, дохристианской античности, ценностное пространство культуры античности, и это христианство. В культурном смысле, повторяю. Потому что христианство тоже возникает в период античности, поздней античности. И все остальное — это уже вариации, переплавка, культурные изменения.

Я хочу о чем-то таком более очевидном сказать. Этот Бог, таинственный, страшный, стал человеком. Жил среди людей, ходил среди людей, ходил по земле. А что это значит с точки зрения восприятия? А это значит, простите меня за стилистическое снижение, что к Богу можно прикоснуться, Его можно потрогать. В Евангелии очень много эпизодов с этим связано. Начиная от земной жизни Христа и заканчивая уже событиями, которые описываются, по Воскресении, знаменитое уверение Фомы, который сказал, что, пока я не увижу, пока не вложу пальцы в Его раны, я не поверю. Эта тема осязаемости Бога, она очень важна. Почему? Потому что Ветхий Завет говорит: Бога не видел никто и никогда. И это для древнего мира совершенно непривычное представление о Боге. Как не видел? Видели. Возьмите хоть греков, хоть кого. И изображали. И только древнееврейская монотеистическая традиция кладет этому запрет. Не видел — значит, нельзя изображать. И тут Бог появляется.

Это не просто в исторической перспективе рождает традицию иконописи, которая не является портретным искусством или реалистическим: мы видели Бога, и теперь его можно изображать. Это, конечно, далеко не самое главное последствие, но тоже очень важное.

Теперь вплотную к тем главным двум вопросам, о которых я сказал. Почему это произошло и для чего это произошло.

Начнем с того, почему, с причинности.

Мы с вами прекрасно помним историю Адама и жены, на самом деле. Поскольку в той ситуации, о которой я буду говорить, у жены имени нет. Это тоже очень важно. Есть человек Адам, есть сотворенная жена, и вот они живут в Эдемском саду. Что здесь важно понимать? Это, конечно, не история жизни одного семейства. Вот жил мужик Адам, была у него жена Ева, чего-то они там съели, злой Бог рассердился и несправедливо их выгнал с такого хорошего, замечательного сада, где можно было ничего не делать и жить припеваючи. Не об этом история. Это вообще не рассказ, не повествование, о конкретном событии как таковом, хотя есть разные, в том числе в христианской традиции, интерпретации, экзегеза, как говорят, герменевтика, говоря более академичным языком, традиции прочтения этого текста. В таких символических терминах Библия повествует о чем-то очень-очень важном.

Я здесь оговорюсь, это важное такое замечание. Нужно понимать специфику текста. Я помню, когда учился в аспирантуре, у нас был замечательный профессор, фантастически читал нам методологию науки, но мы с ним после лекционных занятий вели все время споры о христианстве. Он мне говорил: «Володя, ну неужели вы верите в этот примитивный библейский антропогенез?» Но в том-то и дело, что никакого антропогенеза в книге Бытие нет. Это не учебник по антропогенезу. Это не научный текст, написанный в традициях современной науки, в которой описывается в научном плане сделанные выводы. Это религиозная символическая книга, которая повествует о каких-то фундаментальных смыслах.

О каких смыслах повествует история создания Адама и Евы. Она говорит нам о том, что в результате творения, после того, как Бог сотворил все и увидел, что это хорошо и это хорошо, Он в качестве венца творения, знаменитое выражение, напрямую восходящее к этому тексту, Он создает человека. Причем то, что человек венец, следует из книги Бытие. Например, Адам нарекает имена животным. О чем это говорит? Конечно, не о том, что он стоял на пеньке, перед ним все проходили, а он говорил: «Ты жираф Вася, бегемот Коля…» Здесь символическое указание на то, что человек в иерархии на самом верху. Кто может дать имя? Тот, у кого есть власть. Вы даете имена своим детям, потому что вы имеете на это право. Они, правда, сейчас многие могут вырасти, сказать: «Я поменяю». Но это будет потом. У него есть власть. Причем не просто власть, там нет конфликта. Это эдемское состояние, почему оно райское, почему это рай? Потому что это состояние, говоря современным языком, не библейским, там такого термина нет, это состояние гармонии. Волк не ест козленка, в сотворенном Богом мире зла нет. И вот то, что описывает книга Бытие в терминах поедания плода некоего, яблока, нет, опять же, в книге Бытие слова яблоко, оно появляется потом, в Средние века, когда изображать начинают. Надо чего-то изобразить, банан не стали, сделали яблоко. Там сказано: плод. Что происходит? Как змей, образ сатаны, искушает жену? Кто-то считает из толкователей, что женщину, потому что она более слабая, а кто-то считает, потому что более сильная. Джентльмены, присутствующие здесь, знают, кого нужно, если к вам в темном переулке подошли, бить первым. Если ты не можешь убежать. Самого здорового, потому что остальные могут сами рассосаться. Так вот указание на то, что змей искушает сначала Еву, автор книги Бытие показывает, что она в состоянии… она же потом Адама «обрабатывает». Но, повторяю, это не история жизни семейства, мы видим, что происходит какая-то катастрофа, а почему происходит катастрофа? Змей им говорит: «Бог вам сказал не надо, а если вы съедите, вы будете, как боги. Вы не умрете, как вам Бог сказал, вы будете, как боги». Стали они, как боги? Нет, конечно. Что происходит с ними после того, как они съели? Они вдруг увидели, что они наги, и устыдились. Кого? Друг друга. Это что значит? Это значит, что Адам в Еве вдруг впервые увидел чужого. Чего не было. Он устыдился наготы и сделал себе одежду. И Ева сделала, тогда еще женщина без имени. Тоже интересно. Животных назвал Адам, а жену — нет, права нет этого, нет этого права. В гармонично созданном мире, если хотите, с точки зрения самой либеральной концепции прав человека полная равноценность, я бы даже сказал. По крайней мере, это возможная интерпретация.

Это, конечно, фундаментально. Человек очевидно становится другим. Все эти отчуждения, о которых Карл Маркс будет писать, они здесь начинаются. Что-то с человеком случилось. Не что-то не то съел, отравился, он стал фундаментально другим. А дальше что происходит? Человек общался с Богом, не молился Богу, не строил храмы, он общался с Богом напрямую. И что он делает после того, как он должен был стать, как Бог? Он прячется за кустиком от Него. И вдруг он слышит голос Бога: «Адам, ты где?» Бог не видит, где Адам? Что происходит? Говоря в терминах современной педагогики, происходит воспитательный процесс. «Машенька, ты не ела конфеты, которые я здесь оставила и просила тебя не есть?» Мама не потому, что садистка, оставила эти конфеты, она хочет, чтобы Машенька как личность состоялась в добровольном следовании маминой доброй воле. И выходит Адам, говорит: «Да, прости, Господи…» Так? Нет. Он говорит: «Жена, которую Ты мне дал, ела и меня…» Фактически заставила. Цитирую близко к тексту. Стандартное поведение мужчины в критической ситуации. Но если говорить серьезно, все попытки Бога как-то сохранить это ни к чему не приводят.

И что происходит дальше? В другом увидел чужого, мироздание тоже все рушится. И уже волк не лежит рядом с козленком. И уже иерархию выстроенную и власть над животными человек должен по-другому утверждать. Уже вне Эдемского сада, уже с оружием, не всегда с благополучным исходом для себя, как мы знаем из истории Древнего мира. Разрушена гармония. Мир сотворенный изменился фундаментальным образом. Поэтому изгнание Адама и жены из Эдемского сада — это, с одной стороны наказание, а с другой стороны, это попытка сохранить жизнь им. Потому что там они жить больше не могут. От Бога они прячутся, друг друга боятся… Что-то очень страшное произошло.

Сделал человеку гадость, может, кому-то из вас это знакомо… Он приходит, говорит: «Ты такой классный, я так тебя люблю…» Ты думаешь: «Как бы мне сейчас провалиться…» Вот они и проваливаются. Они проваливаются в другую жизнь. Это, собственно, и есть ад, невозможность выдержать состояние безусловной любви к себе от другого человека. Или Бога. В каком-то смысле Господь спасает человечество, потому что это образ человечества, переселением в другое место. Кстати не просто спасает, Он ведь дает им основания для сохранения жизнеспособности. Вот эта самая нагота… у нас взрослая аудитория почти… которая в браке преодолевается, муж и жена не стыдятся наготы друг друга, но это должны быть вот эти правильные отношения. То, что Бог соединил… И это не может профанироваться направо и налево. Потому что это касается какой-то фундаментальной, сущностной характеристики человека. Которая позволяет ему всего себя раскрыть навстречу другому человеку. В особых отношениях, которые называются семья.

Христианство говорит, что два фундаментальных последствия произошли с человеком в результате изгнания его из Эдемского сада. Первое — он стал смертным. Бог запрещает есть с дерева, Он говорит: «В день когда ты вкусишь с этого древа, ты смертию умрешь». Он не имел в виду, что ты растянешься под деревом. Он говорит, что произойдет какое-то фундаментальное изменение. И мы чисто логически говорим, что если ты не вкусишь, ты не умрешь. И поскольку человек сам не может решить свою судьбу, он не полностью себя уничтожает, но физически становится смертным. Кстати сказать, преодоление смерти и загадка смерти — это основной вопрос любой религии. Любая религия маркируется отношением к смерти и тем, как эта смерть преодолевается. В центре любой религии вопрос о смерти. Как в центре жизни любого человека. Мы в том числе этим фундаментально отличаемся от животных. Мы осознаем свою конечность, и мы пытаемся понять, что она значит, значит ли она что-либо. Или из меня будет лопух расти, когда я умру, как говорил известный герой в известном произведении. Или будет что-то после меня еще. Алексей Федорович Лосев, блестящий наш философ, говорил, что религия есть всегда то или иное самоутверждение человека в вечности. Можно утверждаться в профессии в замечательных этих стенах, в педагогике, в семье, в общественной работе. А в религии мы утверждаемся в вечности. Что-то, что в этой жизни является моим, — оно останется после моей неизбежной физической смерти? Или этим все заканчивается?

Второе последствие, как считают христиане, — это то, что человек попадает в тотальную зависимость от греха. Образно говоря, возле этого древа познания он становится на колени. Не перед Богом. Перед грехом. Апостол Павел блистательно об этом говорит в одном из своих посланий: «Бедный я человек, то хорошее, что я хочу делать, не делаю, а то дурное, чего не хочу, делаю». Ну правда каждому знакомо. Ну что я опять, вот сколько раз… Почему? Христианство объясняет это так: потому что есть еще одна фундаментальная характеристика, только не сотворенной человеческой природы, а уже падшей человеческой природы: мы не можем сами от этого избавиться. Мы не можем сами сделать себя бессмертными, мы не можем сами не совершать гадостей. Мы можем стараться, пытаться не совершать их в течение полутора лет, а потом: «Ну зачем я маме это сказала… Что ж такое…» Вот не может человек это сделать. И Новый Завет, как раз-таки он нам и говорит о том, что то, что не может делать человек, делает Сам Бог. Почему Бог приходит? Потому что человек этого сделать не может. Потому что он не барон Мюнхгаузен, замечательный литературный герой. Нужен Бог, чтобы вернуть человеческую природу к этому изначальному сотворенному состоянию. А как вернуть? Вот для этого Бог становится человеком, он рождается, происходит Рождество. А Рождество нужно для того, чтобы была Пасха. Потому что когда умерший воскресает, Он показывает, что смерти нет. И Он, будучи человеком на земле, Христос, как говорят нам священные тексты и тексты христианских богословов, Бог был человеком во всем, кроме греха. А еще христианские богословы называют Христа новым Адамом. Как в одном Адаме все человечество падает, так одним Христом человечество поднимается. Пасхальная икона, древняя и восточнохристианская пасхальная икона, она изображает Христа, который держит за руку мужчину и женщину, а под ногами у него две скрещенные дощечки. Это врата ада, в который Христос спускается после Распятия, выводит оттуда в образе Адама и Евы все человечество. Возвращает им этот потерянный рай.

Один замечательный святой христианский, Афанасий Александрийский, в IV веке так ответил на вопрос, для чего нужно Боговоплощение. Переходим к этому второму вопросу.

Он сказал: «Бог сделался человеком, для того чтобы человек мог стать Богом». Если хотите, в этой фразе квинтэссенция всего христианства. Не в постах, не в каких-то запретах, не в многочисленных канонах. Бог стал человеком, чтобы человек мог стать Богом. Ни меньше, ни больше. Больше уже куда? Богом по благодати, конечно, не по сути своей. А что это значит? Это как говорят, что бы мы ни делали у нас в стране, у нас получается автомат Калашникова… Человек что бы ни делал с собой, у него в лучшем случае получается князь Мышкин. Федор Михайлович очень хотел написать, очень, говорят, что в черновиках эти записи «князь Мышкин — Христос». Ну не Христос. В лучшем случае — князь Мышкин, ну или мой любимый Дон Кихот. Тоже накуролесил… Собственно, Мышкин — тоже Дон Кихот. У человека не получается. А Бог это делает. Для нас. И через это природа человека, которая повреждена, она исцеляется. Поэтому очень много в христианстве лексики врачебной. Поврежденная, исцеленная… Кстати сказать, тоже важный момент, может быть, он не очевиден для кого-то… Грех, вот это вот падение, которое произошло, оно не как преступление воспринимается в восточной христианской традиции, православной, а как болезнь, которую нужно исцелить. Лев Николаевич Толстой, уж на что был граф очень образованный, очень умным был человеком, и то он не понимал, почему я должен страдать за то, что Адам с Евой когда-то чего-то натворили. Но вопрос не в том, почему должны страдать дети, родители которых передают им болезнь по наследству. Мы же не будем из-за этого детей не лечить? «Вы не должны страдать из-за того, что они там накуролесили!» У ребенка такая же болезнь… «Ну и что!» Мы же так не говорим? Но логика точно такая же. Это не проблема того, что мы несем ответственность, нас наказывают за вину Адама с Евой. Нет. Просто поврежденная природа передается по наследству. И Христос дает это лекарство. Он Собою исцеляет эту природу, Он ее восстанавливает, Он ее делает опять первозданной. Если строго говорить, Он показывает путь, которым теперь это возможно. Для этого нужно Рождество.

В христианстве Бог трансцендентен. Что это значит? Это значит, что Бог, будучи Творцом мира, мира не физического, не пространства, а мира как пространства времени, — вот этот Бог воплощается. Не Зевс с Олимпа спускается, не еще там кто-то и не Вселенная живет в самопорождающемся ритме, как греки считали, говоря современным языком, не могли этот порог, «природное» преодолеть, неважно, как бы они ни мыслили себе природу — как материальную, как идеальную, неважно. Мы не можем христианскому Богу адресовать вопрос: «А что Он сделал до того, как Он сотворил мир?» Это мы живем с вами в категориях: до начала лекции, блестящая лекция, после блестящей лекции… А Бог не живет в этих категориях. Для Него все это одновременно… Даже я говорю: происходит одновременно — это тоже неправильно. Потому что это тоже категория времени. Он не подчиняется этим категориям. Представляете, какой Бог воплощается? Не представляете, конечно. И я не представляю, конечно. И никто не представляет. И в этом и есть величие тайны христианской. Вы знаете прекрасно фразу христианского мыслителя, жившего во второй половине второго — начале третьего века, Тертуллиана: верую, потому что нелепо (переводят) или абсурдно. Многие над этим смеялись, христиане — идиоты какие, во что они верят… В нелепицу. В абсурд. Но Тертуллиан не так прост был, конечно, как может показаться или могло показаться некоторым советским специалистам в религиях. Он, близко к тексту, говорил следующее: «Того, Кого не может вместить вся Вселенная, вместили ясли. Тот, Кто сотворил Вселенную, сам принял образ раба. Это непостижимо. Это не укладывается в сознание. Это нельзя придумать. Поэтому я в это верю». Он же не говорил: вот жил человек, он умер и воскрес. Как странно, но я в это верю. Он не говорил о многих вещах, которые Христос сотворил. Вот Христос ходил, рвал колосья. Ну я могу пойти тоже рвать колосья. Не поэтому верил Тертуллиан. Он говорил: «Бог, о Котором мы помыслить не можем, Тот Самый, имя Которого первосвященник раз в году в Святая святых осмеливался один раз произносить. И вот Его вместили ясли». Конечно, это непостижимо. И что я могу делать с этой тайной? Только благоговейно склонить голову. Верить. Потому что это не знание. Знание — насильственно. Вы верите в таблицу умножения? Вы же не будете спорить: «Дважды два — может быть, все-таки четыре с половиной…» Как сейчас современная молодежь говорит: «Это мое мнение». А я так вижу. Видишь? Рисуйте картины тогда на тему таблицы умножения. Это вера, это совершенно другое отношение к жизни. И это потрясающая тайна христианства, которая совершенно переворачивает все. Поэтому в VIII веке Иоанн Дамаскин скажет: «Я увидел человеческое лицо Бога, душа моя была спасена». Человеческое лицо Бога. Нам кажется, ну чего такого… Но нам так кажется, потому что 2018 год. А тогда — это абсолютная революция.

В этом смысле Евангелие дает много указаний непрямых на полное непонимание в евангельской истории, включая учеников, всеми, непонимания того, что происходит.

Знаменитейшая сцена Христа с Пилатом. Помните, Христа приводят к Пилату. И Пилат спрашивает у Него: «Что есть истина?» И, не дождавшись ответа, уходит.

В чем абсурдность ситуации? Пилат, имени которого мы бы сегодня не то чтобы не вспомнили, мы просто не знали, что такой был, вот если бы к нему тогда не привели Этого Оборванца, Которого обвиняли во всех страшных грехах, никто никогда об этом бы Пилате сегодня не говорил. И он, стоя перед Истиной, высокомерно, или как минимум иронично — что есть истина? И уходит. Кстати сказать, потрясающий, гениальный наш писатель Михаил Афанасьевич Булгаков религиозного ничего в этом не почувствовал.

«Что есть истина?» — «Истина в том, что у тебя болит голова».

Мне любой врач скажет: «На таблеточку. Это от желудка, это от головы». В этом истина? В том, что мы психофизические существа? Совершенно другой масштаб, совершенно другая тайна. И вся абсурдность ситуации в этом видна, Пилат не понимает, он чувствует что-то, но не понимает. И Евангелие на это указывает, но, естественно, при внимательном чтении.

Еще несколько слов об обстоятельствах прихода в мир Христа.

То, что он рождается в хлеву, это же не просто так… Хотя христиане, конечно, относятся к евангельской истории уже как к историческому описанию. Не как к хронологии, но мы понимаем, что это описано то, что было, происходило. Один из евангелистов так и говорит: то, что видели наши глаза, то описываем. Но это указывает на то, что Бог, царь, явился, Мессия, которого ждали. Но почему в таком образе? Этим, конечно, подчеркивается, помимо всего прочего, важнейшая в христианстве идея служения. И эта важнейшая идея служения, которую, к сожалению, и современные христиане не очень хорошо понимают: Бог пришел, чтобы послужить, Бог — это пример для любого христианина. И для священника, конечно, в первую очередь. Потому что именно священник олицетворяет собой Христа во время богослужения. Это, говоря современным языком, Евангелие — такой антидот потребительства. В современном мире, в котором на этом все выстроено, есть такой антидот, есть этот образ служения. Мы, конечно, мало что можем сделать с потребительским обществом, кто-то верно заметил, что нам повезло жить в эпоху, когда все знание от Аристотеля до наших дней используется для того чтобы придумать гаджет, который через год обязательно выйдет из строя, нам придется покупать новый. Или понять, на какой полке поставить продукт, чтобы его обязательно увидели и купили. Мы в это втянуты. Но с точки зрения практической значимости христианство в том числе об этом. Если есть антидот этому глобальному потребительству сегодняшнего дня, то это Евангелие. Которое нам говорит, что совершенно другие цели у человека в жизни должны быть.

Из этой идеи служения естественным образом вытекает идея милосердия. А это не так просто, как кажется. Потому что, как вы прекрасно знаете, в ту самую эпоху, когда Христос… когда происходит Рождество, конечно, представление о человеке совершенно другие. Это видно, кстати, в самой Библии. Где после чудесного насыщения пяти тысяч пятью хлебами сказано: а евших было пять тысяч человек, не считая женщин и детей. Просто потому что человек — это взрослый, свободный мужчина. И у греков, и у иудеев, и у кого угодно. И идеи милосердия поэтому в современном виде не может быть, потому что милосердие человек к человеку только может проявить. И то не факт. Фундаментальнейшие происходят изменения. В результате. Не сразу, конечно, взяли — тумблер переключили и вдруг с 33 года нашей эры пошла другая жизнь. Нет, конечно. Вот тогда это происходит. Как происходит? Евангелие нам показывает. Смотрите, какой интересный момент. Христос в Евангелиях никогда ни с кем себя не сравнивает. Но есть одно исключение. Он говорит, обращаясь к ученикам, что, вот, наступит время, когда Я кому-то из вас скажу, что Я был наг и вы Меня одели, Я был голоден и вы Меня накормили…» Они говорят: «Когда, Господи?» Он говорит: «Если вы это сделали одному из малых сих, из тех, кто испытывал нужду, значит, вы сделали это мне». Единственный момент, когда Христос себя сравнивает с кем-то. То есть с тем, кто в нужде. Единственный раз, никаких других сравнений в Евангелии нет. И это говорит нам о том, что идея милосердия — это центральная евангельская идея. И милость к падшим…, о которой так блистательно сказал «наше всё» и о которой бы он не сказал, если бы не было такой книги Евангелие, она тоже появляется тогда.

Знаменитый эпизод. Ко Христу приводят женщину, застигнутую в прелюбодеянии. Это что значит? Значит, что она мужу изменила своему. Как я всегда говорю студентам, то, чем вы занимаетесь, — это блуд. Прелюбодеяние — это другая история. Она изменила своему мужу. Что с ней надо было сделать по закону Моисея? — Побить камнями насмерть. И происходит знаменитый эпизод, очень известный в мировой культуре, когда собрались вот эти шакалы: «Ну что с ней надо делать, скажи?» Все эти вопросы вилочные, «платить ли дань кесарю», их много в Евангелии, всегда пытались поймать одним. Они видели только два варианта ответа, и любой был проигрышный. Если Христос говорит: надо забросать, — значит, он не такой добрый, как про Него говорят, если говорит, не надо, значит тоже плохо. И они никогда не предполагали третьего ответа. Книжники, фарисеи… Христос произносит известную вам всем фразу: «Кто из вас без греха, пусть первый бросит в нее камень». Любопытно, что некоторые толкователи убеждены, что Христос не просто имел в виду, кто из вас грешен, это идея слишком общая, он им сказал, а кто из вас без этого греха. Вот если кто-то из вас своим женам не изменял никогда, тогда — пожалуйста. И этот эпизод говорит нам не только о не очень чистых нравах общества того времени, но указывает на еще один интересный момент. В древнем мире, где женщина не считается человеком, не может быть понятия мужской измены. Его и не было. В римском праве до второго века нашей эры не было. То есть изменять может только женщина. Мужчина — он культурно отдыхает… И эти изменения в культуре, они тоже происходят под влиянием этих четырех книжечек.

Что является главной исторической точкой, на которую мы ориентируемся, определяя дату Рождества и событий евангельских? Это перепись, которую император Август объявил, и тогда Иосиф с Марией идут в Вифлеем, потому что Иосиф был из рода Давида, Вифлеем — это маленький городок, несколько километров от Иерусалима, был родиной царя Давида, они должны были по «месту регистрации» предков прийти.

Большинство исторических сведений говорит нам о том, что она происходила где-то между девятым и шестым годом до нашей эры. И там происходит Рождество. Поэтому, скорее всего, реальное историческое событие произошло в этом интервале. Даже между 7-м и 5-м, большинство историков склоняется сегодня.

А откуда возникла дата нынешняя? Немножко, как мы видим, искаженная. Был такой папа римский в VI веке, Иоанн I, еще была единая Церковь, раскол формально на Западную и Восточную Церковь в XI веке происходит. Хотя фактически раньше, но это отдельная большая тема. Папа поручил своему монаху Дионисию Малому посчитать и предложить новый христианский календарь. И вот он считал-считал пасхалию… и ошибся. Ошибся. И современные исследователи говорят, что на столько лет.

Вы прекрасно знаете, что древние тексты — Платон, Аристотель — сомнения в существовании авторов которых не существует, они, конечно, не только не сохранились в оригинале, но, условно говоря, первые списки, которые до нас дошли, от времени написания этих текстов отстоят на несколько сотен лет. В случае с этими уважаемыми авторами, имена которых я произнес. И вообще любой древний текст, понятно же, что не было же множительной техники и цифровизации, поэтому переписывали, переписывали и все, что мы имеем, — это гораздо более поздний текст. Удивительным исключением является Евангелие. Находки Мертвого моря середины XX века, кумранские рукописи, мы получаем свитки, ученые их датируют II-III веком. А в 1994 году происходит вообще очень любопытная история, так называемая Оксфордская рукопись Магдален колледж номер 18, которая содержит фрагменты Евангелия от Матфея, после тщательного исследования одним из ученых, датируется 60-70 годами первого века. То есть от времени предполагаемого написания Евангелия от Матфея она отстоит лет на 20. Абсолютно уникальный случай в источниковедении. Нет у нас древних текстов, которые имели бы такую близость… Это, конечно, не подтверждает реальность событий, но я говорю про текст, что это не тексты появившиеся как ряд апокрифов…

Звезда Вифлеемская. Которую мы на елочку вешаем. Сейчас опять уже можно. Тоже долгое время смеялись. Идиоты, христиане, звезда по небу шла, ха-ха-ха. Ничего смешного. Смеялись до XVII века. Когда старик Кеплер сказал: есть такая штука, называется парад планет, когда несколько планет пересекается. Он сам это наблюдал, описал. Юпитер, Сатурн и Марс сходятся в одной точке и создается эффект яркой звезды. Эти самые волхвы с Востока, скорее всего, были астрологами, то есть астрономами того времени. Поэтому они, конечно, за звездами наблюдали. Увидели и пошли. Поэтому тоже — скорее да, чем нет. Мы уже говорили в начале, что книга Бытие — это не описание антропогенеза. Так и здесь, я говорю про какие-то косвенные указания, которые потом подтверждают какие-то факты. Но Галилей блестяще ведь по этому поводу заметил, он сказал, что Библия пишет нам не о том, как устроено небо, дана не для того, чтобы знать, как устроено небо, а для того, чтобы на него взойти.

Что еще я хотел сказать, возвращаясь к главной теме. Освящение человеческой природы, которое происходит во Христе, открытие человека, недаром говорят о новом человеке.. Мы как-то о новых людях в связи с Чернышевским вспоминаем, наше поколение, скажем так, но все-таки новый человек — это терминология евангельская. Новый человек… Вот какой этот новый человек. Достоевский пронзительно очень это почувствовал. Богословски это неграмотно, фраза очень известная, но в какой-то высшей правде, что ли, она очень точная. Помните, он сказал, что если бы мне доказали, что истина вне Христа, я бы согласился остаться со Христом, но не с истиной. Повторяю, богословски это не верно, потому что Христос говорит: «Я есть Истина». То есть это неправильно поставленный вопрос. Это то, что не разрешается в христианской теологии. Но в каком-то смысле, в силу художественного гения, Достоевский это потрясающе уловил: «это Тот, с Кем я хочу быть». Это Тот, с Кем никто и ничто в человеческой истории несравнимо.

О разнице отношения к Рождеству в Западной и Восточных Церквях. Несколько условно. Что такое западные Церкви — католики, протестанты — это очень разные традиции. Но об этом часто говорят. Это и так, и не так. Некоторые не очень большие специалисты говорят, у православных — Пасха, у католиков — Рождество главный праздник. Это, конечно, не так. Для любого христианина главный праздник — это Пасха. Воскресение Христово, и оно делает все то, о чем мы сегодня так много говорили. Но в культуре так это интересно проросло. В культуре Запада и Востока по-разному.

На Востоке всегда: да, Пасхи не было бы без Рождества, но Рождество — это пролог к Пасхе. И празднуя Рождество, православные христиане Востока, они не то чтобы … такой оттенок горечи, но они всегда понимали, что это начало сложного пути, перед финалом которого будет и крестный путь, будет и страшная смерть, и еще много всего произойдет. И поэтому акцент делался на то, что это пролог к очень сложной земной жизни, как говорят, богословские тексты — общественного служения, выход Христа на общественное служение.

А западный мир больше окрашивает этот приход в цвета радости. Бог пришел. Это уже состоялось. Он здесь. Он своим приходом освятил этот мир. Это не богословский акцент, потому что богословский — все равно Пасха, богослужебно… это несопоставимые вещи. Но в культуре это проявляется немножко по-разному. Считаю нужным сделать эту оговорку, потому что иногда говорят, что у католиков Рождество — главный праздник.

У нас, конечно, в XX веке точно, а может, даже и раньше, Рождество украли, но украденное Рождество — это не голливудский фильм я сейчас имею в виду, и даже не то, что сейчас произошло в Советском Союзе. Потому что там-то понятно. А именно то, что этот антидот потребительству не был воспринят.       Потому что, когда Рождество в культуре массовой, обыденной превращается в фееричный шопоголизм, когда идет Рождественский пост, длинный пост, предшествующий Рождеству, и это время особого внимания к себе, не просто ограничения в пище, когда человек должен себя готовить к этому замечательному событию, а он с утра до вечера: выкинули телевизоры или не выкинули по низкой цене? Вот это, конечно, украденное Рождество. Но опять же, интересно, не на пустом месте. Рождество как подарок — это безусловно глубоко христианская идея. Конечно, Боговоплощение — это дар Бога людям. Как жизнь человека — это дар. Почему Бог творит мир? Нельзя же сказать, что человек что-то хорошее сделал. Он ничего не сделал. Помните, был такой замечательный мультик, они зайчику что-то дарят…

«Это мне?» — «Тебе». — «А за что?» — «Просто так».

Вот мир — это просто так. Это акт чистой любви. И приход Христа тоже. Идея Рождества как подарка, идея подарка на Рождество — это, конечно, глубиннейшая христианская идея. Какой это подарок? Был такой замечательный подарок, которого вы, конечно, хорошо знаете: Клайв Стейплз Льюис. По крайней мере, «Хроники Нарнии»… Вот у него есть такая потрясающая фраза, он говорит: «Христос обещает нам так много, что скорее желания наши кажутся Ему не слишком дерзкими, а слишком робкими. Мы — недоумки, забавляющиеся выпивкой, распутством, успехом, когда нам уготована великая радость. Так возится в луже ребенок, не представляя, что мать или отец хотят повезти его к морю. Нам не трудно, нам слишком легко угодить».

Проект осуществляется с использованием гранта Президента Российской Федерации на развитие гражданского общества, предоставленного Фондом президентских грантов.