Родные братья, будущие просветители всех славян родились в Македонии, в Фессалониках. Их отец, помощник генерал-губернатора, был не то грек, не то славянин: город был двуязычный, помимо греков в нем и вокруг него жили драгувиты, сагудиты, ваюниты, смоляне, говорившие на славянском солунском диалекте.
Старший брат, оставшийся в истории под своим монашеским именем Мефодий, поначалу пошел по стопам отца — он сделал блестящую карьеру, став стратегом провинции Славинии. Но через десять лет бросил все и ушел в монастырь на гору Олимп в Вифании — в те времена ее звали горой монахов, там было 50 обителей.
А тем временем младший брат, Константин, учился вместе с малолетним императором Михаилом у лучших учителей, в том числе у Фотия, будущего патриарха Константинопольского, а окончив ученье, принял сан иерея и был назначен хранителем патриаршей библиотеки при храме святой Софии. Но вскоре сбежал в монастырь, откуда его чуть не силой вернули в столицу и определили учителем философии в Магнаврской академии.
И все же через несколько лет он перебрался к брату Мефодию и несколько лет прожил с ним в обители. Там у них было время заняться изучением славянской фонетики, тем более иноков-славян вокруг хватало.
Но уединение их было не долгим. В 858 году учитель Константина Фотий стал патриархом, а пару лет спустя по его благословению братья отправились миссионерами к хазарам и по пути, остановившись в Херсонесе Таврическом, обнаружили мощи священномученика Климента, папы римского.
После этого путешествия Мефодий удалился в монастырь Полихроний близ города Кизика, а Константин нашел убежище при одной из константинопольских церквей. У них с братом уже были ученики — Горазд, Климент, Савва, Наум и Ангеляр, с их помощью он работал над своей славянской азбукой — глаголицей и первыми переводами Священного Писания.
Кириллицу же — уже после смерти обоих братьев-просветителей — создал, скорее всего, их ученик Климент Охридский. Но основную работу по вычленению звуков славянского языка проделали, конечно, они.
А пока братья-миссионеры молились и занимались переводами, политика все сильнее затягивала Церковь в свою воронку. Патриарх Фотий был личностью сильной, но неоднозначной, чем-то похожей на нашего патриарха Никона. Он так горячо отстаивал каноническую чистоту православия, что то и дело жестоко ссорился римскими епископами. Папа Иоанн VIII даже предал его анафеме. Мало того, патриарх своей непримиримостью то и дело нарушал планы светских правителей, которые то лишали его кафедры, то возвращали на нее.
Глядя на всю эту политическую чехарду, князья недавно обращенных в христианство земель, не разбираясь в канонических различиях и руководствуясь исключительно собственными политическими интересами просили прислать им епископов то из Рима, то из Константинополя. Именно так вел себя болгарский князь Борис, принявший вместе со своими подданными крещение от константинопольских священников, а потом перешедший под юрисдикцию Рима.
А вот моравский князь Ростислав попросил прислать ему славянских проповедников из Константинополя, и в 893 году Мефодий и Константин отправились в Моравию и три года обращали там в христианство язычников, утверждали в вере верующих, обучали людей изобретенной ими славянской грамоте, переводили Священное Писание и чинопоследования основных богослужений, что вызывало возмущение немецкого духовенства, придерживавшегося принятого в Риме правила, предписывавшего вести богослужение только на трех языках — греческом, латинском и еврейском. А тут еще Людовик II Немецкий возобновил войну с Моравией. Пришлось братьям-миссионерам сворачивать свою миссию. С собой они взяли нескольких учеников-мораван, чтобы их посвятили в священников и они могли бы продолжить начатое дело.
Патриарх Фотий к тому времени был низложен, и миссионеры направились не в Константинополь, а в Рим, куда их призывал сам папа.
Рим торжественно встретил братьев и принесенную ими святыню, часть мощей папы Климента. Адриан II одобрил не только славянский перевод Священного Писания, но и славянское богослужение, освятив принесенные братьями славянские книги и разрешив славянам совершить службы в ряде римских церквей и посвятить Мефодия и трех его учеников в священники. Также благосклонно отнеслись к братьям и их делу и влиятельные римские прелаты.
И все-таки год, проведенный в Риме, стал для них слишком тяжелым испытанием: они видели, как унижались византийские послы, как позорилось имя патриарха Фотия, страдали от необходимости общаться с развращенным римским истеблишментом. Слабый здоровьем Константин заболел, принял схиму с именем Кирилл и в 869 году всего 42-х лет от роду скончался, взяв перед смертью с брата обещание продолжить моравскую миссию. Вопреки желанию Кирилла и завещанию матери, Мефодий вынужден был отказаться от намерения отвезти прах брата на родину и согласился похоронить его в базилике святого Климента.
По просьбе князей Ростислава, его племянника Святополка и Коцела в конце 869 года папа Адриан II возвел Мефодия в сан архиепископа Паннонского и отправил обратно в Моравию, разрешив в виде исключения совершать богослужения на славянском языке, с одним условием: Евангелие и Апостол должны были читаться сначала по-латыни, а потом по-славянски.
Но вскоре князь Ростислав попал в плен к франкам, а в Моравии снова стали командовать баварские епископы. Мефодия, поселившегося у Коцела, вызвали на суд зальцбургского архиепископа Адальвина, обвинили в нарушении его иерархических прав на Паннонию и Моравию и приговорили к тюремному заключению. Три года он пробыл в заточении пока в 873 году новый папа Иоанн VIII не заставил баварский епископат освободить Мефодия и возвратить его в Моравию, которую к тому времени уже отбил у врагов князь Святополк.
Наступил самый спокойный период в жизни Мефодия. С 873 по 879 год он продолжал заниматься устройством Моравской славянской Церкви, которая росла вместе с политическими успехами Святополка: Мефодий крестил чешского князя Боривоя (Бориса) и его супругу Людмилу и одного из польских князей «в Вислех».
Но немецкое духовенство неохотно подчинялось Мефодию, обвиняя его в отступлении от «римского правоверия», в неуважении к князю. Местная знать тоже недолюбливала архиепископа, вечно обличавшего их распущенность. Святополк даже жаловался на него в Рим. Но папа Иоанн VIII подтвердил правоверие Мефодия и данное ему разрешение совершать славянское богослужение. Вот только причина его благосклонности была, к сожалению, не духовной, а политической: папа не хотел ссориться с Константинополем, где на патриаршем престоле был восстановлен святитель Фотий, признанный теперь и Римом, который нуждался в помощи Византии против арабов и немецких Каролингов.
Политика же продиктовала папе решение разрешить князю и вельможам совершать, по их желанию, латинское богослужение, и посвятить в епископа в помощь Мефодию главного противника его дела немца Вихинга. Пришлось Мефодию опереться на родную Византию.
В 881-882 годах он отправился через Болгарию в Константинополь, получил там поддержку императора Василия I и патриарха Фотия и, возвратившись в Моравию, занялся переводом на славянский язык полного текста канонических книг Священного Писания (кроме Маккавейских книг), Номоканона патриарха Иоанна Схоластика (VI в.) и Патерика.
Впрочем, натянутость отношений с князем не исчезла, равно как не прекратились и столкновения с Вихингом. Незадолго до смерти Мефодий даже отлучил его от Церкви, и тот отправился жаловаться на него в Рим.
6 апреля 885 году шестидесятилетний Мефодий скончался, благословив своего ученика Горазда продолжить дело его жизни. Но папа Стефан V, пообщавшись с Вихингом, отправил к Святополку буллу, осуждающую Мефодия за «неправоверие», рекомендовал князю Вихинга, как верного человека, и потребовал, чтобы назначенный Мефодием преемником Горазд явился в Рим.
С прибытием в Моравию Вихинга и папских легатов при попустительстве Святополка началось преследование учеников Кирилла и Мефодия и уничтожение их славянской Церкви. До 200 ее клириков, рукоположенных Мефодием было изгнано из Моравии или продано в рабство в Венецию. И моравский народ не встал на их защиту.
Так погибло дело Кирилла и Мефодия, не только в Моравии, но и вообще у западных славян, примкнувших к германо-романскому миру.
Зато брошенные ими семена обильно проросли у южных славян: у хорватов, сербов, болгар, а через них и у русских, соединивших свои судьбы с православной Византией. Вот только создать единый славянский мир так никому и не удалось. Но мечта об этом у славян осталась. Потому, начиная с XI века, чтят они память святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, причем, как православные, так и католики.
