Дни Крещения, Богоявления для священника — это время, когда не только само событие празднуется, но и вспоминаются те, которых собственноручно в купель крещенскую окунал. Некоторые из этих крещений никогда не забудутся, сколько бы их ни было…
Дал Господь мне возможность довольно часто бывать в Крыму, а там в поселке, расположенном под горой Кошка, познакомиться со Стасом, Станиславом, если полностью.
Стас работал у нашего «квартиродателя», доброго и образованного крымского татарина, с кем мы искренне подружились. Строительные и отделочные работы в месте проживания в наш первый приезд были в самом разгаре. Герой мой всей своей худой сущностью был постоянно занят и его голый по пояс торс всё время мелькал — то на фоне близкого моря, то обрамлял растущий сзади за строениями виноградник.
Дня через два моего отпуска в этом, ставшем ныне любимым крымском поселке Стас предстал предо мной с полиэтиленовой полуторалитровой бутылкой.
— Сухое вино из винограда Ливадии! — сказал он без изначально положенного «здравствуйте». Затем, выставляя два граненых из далекого советского прошлого стакана, тут же задал вполне ожидаемый вопрос:
— Вы что, действительно священник?
— Священник.
— Странно, — с не полным еще доверием рассудил Стас и продолжил, — А почему вас все тут зовут Александр Иванович?
Пришлось объяснить, что верующим крымским татарам называть «отцом» православного священника как-то не с руки, поэтому они подобрали именно такой вариант. В конце концов, это вполне приемлемо, не заставлять же их величать меня «Вашим высокопреподобием».
Вино оказалось приятным и реально вкусным, тем более в сочетании с растущим рядом инжиром и бахчисарайскими персиками.
После взаимной вступительной рекогносцировки с определением места жительства, сроков пребывания, наличия жен, детей и внуков перешли к темам сакраментального толка, то бишь насколько реально существование Бога и почему боги у людей разные.
В общем, всё стандартно, любому священнику знакомо и известно. Вот только выводы и последующие действия вопрошающего собеседника непредсказуемы. Чаще всего следует вздох и безапелляционное резюме — Бог для всех один, Его люди разделили.
Я уже настроился рассказывать о разнице между Христом, Аллахом и Буддой, но Стас не дал.
— Александр Иванович, вы меня на «ты» называйте, не велика птица. Да и просьба у меня есть.
— ???
— Вы можете покрестить?
— Не понял, а ты что — некрещеный? Тогда почему крест на шее?
— Я-то крещеный, — ответствовал Стас, — но у меня тут знакомый есть. Тезка ваш. Креститься желает.
— Так церковь же недалеко, — удивился я.
— Он туда не дойдет.
— Больной, что ли?
— Нет, слишком скромный. Смущается. Сейчас я его позову.
При скорой материализации желающего окреститься Александра характеристика, данная Стасом, не только оправдалась, она еще и усугубилась. Редко встречаются во времена нынешние подобные скромники, разговаривающие только междометиями с собеседником в первые дни знакомства, но в процессе дальнейшего общения увеличивающие собственный речитатив до глубокомысленных эссе, а затем и до пространных образных, можно сказать, поэтических повествований.
Излагать историю жизни Александра буду в ином, если Бог благословит, рассказе — слишком она богата событиями, как прозаическими, так и героическими. Здесь же скажу, что Александр был бомж со старым красным советским молокастым паспортом. Причем отсутствие в его паспорте, который из документа превратился в раритет и музейный экспонат, постоянной прописки отнюдь не говорило об отсутствии над головой Александра крыши и необременительной работы, его питавшей.
В общем, Саня (так я его впоследствии называл), был бомжом с признаками врожденной интеллигентности, с постоянным стремлением к познанию окружающего мира, а также с философскими наклонностями, переходящими в духовные рассуждения, где сочетались практически все религиозные мировоззрения в его собственной интерпретации.
Почему он все же решил окреститься, мне так и не удалось понять, но после беседы с ним я сразу же четко и однозначно решил: надо крестить!
Почему так скоропалительно? Да потому, что Саня понимал, а я уразумел, что все безобразие его мистических и душевных переживаний обретет вразумительный порядок, что, несомненно, скажется на делах житейских. Так, в принципе, и произошло, но изначально нужно было сделать выбор: где крестить?
Можно было в ближайшем храме, где служит мой добрый друг-священник отец Евгений, можно и дома, но ведь рядом, всего лишь 72 ступеньки вниз, море теплое, зовущее своей июльской ласковостью, легким бризом и запахом можжевельника с ароматом волн южного берега Крыма. Да и внутренний голос: «Крести в море!» — не давал покоя. — «Такого еще в твоей жизни не было!»
Голос был прав, в море я еще никого не крестил.
Выпросил я у отца Евгения облачение требное, ящичек с необходимыми крестильными принадлежностями и вечерком, когда, как мне казалось, народа отдыхающего, на берегу возлежащего, будет поменьше, отправился с Александром к купели морской — естественно, прихватив с собой Стаса в качестве… Впрочем, в каком качестве — непонятно. Взяли, да и взяли, хотя он и сам бы пошел.
Первые, кто проявил реальную заинтересованность в проходящем на бреге морском событии, были три чайки и любопытный, усевшийся на недалекой от берега морской скале баклан. И если последний вел себя степенно, по-профессорски, то три неугомонные чайки устроили такой гвалт, что я стал опасаться за сохранность крестильного ящика. Инородные для птиц блестящий стручец и маленькие ножницы вкупе с серебряной хранительницей драгоценного мира их явно привлекали и раздражали.
Освятил я воду и ввел Александра в пучину морскую, вспоминая и Иоанна Крестителя, и равноапостольного Владимира. Да и как не вспомнить, если сам, как они, крещу по подобию древнему!
После первого окунания с возгласом: «Во Имя Отца. Аминь» с волнореза раздались аплодисменты. Оглянулся и увидел, что свидетели с окрестного санатория появились. К заключительному действу — пострижению власов — народу прибавилось, и аплодисменты перешли в овацию с бодрыми поддерживающими возгласами.
До самого Успенского поста, когда наше благочинническое священство исповедуется, мучился вопросом: может быть, не надо было вот так, на людях и во всеуслышание крестить? Театральность какая-то просматривается. Но духовник успокоил, сказал, что не только окрестил, но и проповедал.
Александр же посерьезнел, книжек православных попросил в следующий раз привезти, и, насколько знаю, серьезно их читал, и до храма ходить сил духовных ему уже вполне хватало.
Стас же, в качестве свидетеля в данном событии участвующий, заключительный аккорд тому крещению определил. Не знаю, когда он успел, но через полчаса после окончания Таинства по всей поселковой окрестности поплыли удивительные запахи барабулек, ставридок и прочей рыбной живности, из пучины черноморской извлеченной.
