Встретился тут со своим давним приятелем — мы не виделись с ним много лет; и для него стало новостью, когда он услышал о моих духовных исканиях, ведь прежде от веры я был далек. Сам он вырос в достаточно религиозной семье: мама водила его в храм, знакомила с Писанием с самого раннего детства.
И он рассказал мне такую историю:
— Однажды, когда мне было лет шестнадцать, мой дедушка начал не то что бы болеть — его одолевала непонятная слабость. Он, некогда крепкий, громогласный человек, стал все больше спать и молчать. Он угасал, и моя семья это видела, а врачи говорили: «Это старость, что вы хотите…»
В свое время он был яростным коммунистом, стальной опорой тогдашней системы. Бабушка, бывало, вздыхала, когда я приезжал к ней и мы пили с ней чай: «Он меня и от церкви оттаскивал, и иконы из бабушкиного сундука запрятывал подальше». Для него вера была «пережитком прошлого», «опиумом для народа», и он боролся с этим «пережитком» со всей страстью молодого строителя светлого будущего. Он не кричал, нет, но мог часами убедительно и жестко рассказывать о ненаучности и вредности религии.
Читайте также:
«Вроде бы всё как обычно, а поводов для радости стало больше». История пути от уныния к радости
Но как-то мой дед рассказал мне другую, неожиданную для меня историю. Про свою мать, мою прабабушку. Она была из тех женщин, чья вера была искренней и сильной — была частью их. Оказалось, что она водила его маленьким в храм и, уже когда все кругом стали атеистами, тайком научила его единственной молитве — «Отче наш». Больше ничего. Ни догм, ни канонов, ни даже толком десяти заповедей мой дед не знал, только «Отче наш». Он рассказывал об этом скорее с усмешкой, как о курьёзе, но я запомнил этот момент. Хотя в его словах чувствовалась какая-то ностальгия, любовь к давно ушедшему человеку — маме.
И вот однажды он, как всегда, лежал в своей кровати. Дышал он тихо и очень редко — я это хорошо помню. В комнате стояла полная тишина.
И в какой-то момент я услышал в этой тишине, как он вдруг пошевелил губами. Сначала беззвучно, потом проступил шёпот, едва слышный, прерывистый. И мне послышались знакомые слова: «Отче наш, Иже еси на небесех…».
Он не открывал глаз. Он просто шептал эту молитву, слово в слово, без единой ошибки, как будто кто-то включал внутри него запись, сделанную глубоко в детстве любящей его матерью. Он шептал ее до самого конца. Через пару часов он умер.
Вот тогда-то я и понял, Миш, что все приходят к вере. Все.
Читайте также:
В далеком монастыре я встретил человека, который одной фразой открыл мне на всё глаза
