Недавно я принимал экзамен по истории зарубежной литературы. Один из студентов отвечал на вопрос по «Фаусту». Рассказывал, что Фауст, разочарованный тем, что накопленные знания не принесли ему понимания смысла жизни, собирался выпить яд. Но так и не выпил.
— Что же его остановило? — поинтересовался я.
— Что-то за окном,.. — беззаботно ответил студент.
На самом деле Фауста остановило праздничное пение церковного хора — дело происходило в пасхальную ночь:
Река гудящих звуков отвела
От губ моих бокал с отравой этой.
Наверное, уже колокола
Христову Пасху возвестили свету
И в небе ангелы поют хорал,
Который встарь у гроба ночью дал
Начало братству Нового Завета.
То, что Фауста спас от самоубийства именно праздник Пасхи, кажется мне чрезвычайно символичным. А вот почему, в чем эта символика? И какая она?
Кажется, Освальд Шпенглер первым назвал западную культуру «фаустовской». Философ связывал всю ситуацию Фауста с рационализмом западного человека. В самом этом рационализме, между прочим, коренится возможность избежать гибели: рационализм мешает самодовольному пребыванию на одном месте, окостеневанию в мыслях о собственном величии и непревзойденном благополучии, так что в дьявольскую ловушку (погибнешь, если признаешь, что все так прекрасно, что остается только остановить мгновение) Фауст попадает только обманутым слепым стариком, а это вроде бы и не считается. Но остаются постоянные и мучительные поиски совершенствования...
А если чуть более вольно отнестить к шпенглеровской метафоре, то поиски и терзания Фауста действительно во многом отражают поиск человека Нового времени как такового. И вплоть до сегодняшнего дня культура в поисках смысла существования часто заходит в тупик и оказывается на грани самоуничтожения, то есть самоубийства... Кто-то не видит проблемы в таком развитии. Кто-то считает, что современная западная культура обречена на уход и что это естественно. Кто-то сетует и рвет на себе волосы. Но если что-то в глубинном, онтологическом смысле и удерживает человечество от погибели — это то, что находится по ту сторону культуры — и что больше любой тенденции. Это Пасха Христова. В этом смысле нельзя считать, что мир находится в стадии постхристианства, — этого нет и не будет, как бы этого ни хотелось мыслителям-волонтерам и сколь бы безбрежным и повсеместным ни казалось слабодушным отступничество.
Не будем бояться, ибо совершенная любовь изгоняет страх (1 Ин 4:18). Лучше подумаем о том, что глубинный смысл христианства — воплощение Христа как спасение всего человечества — удивительно полно отражается в празднике Пасхи. На Пасху в Церкви звучат слова святителя Иоанна Златоуста: «Итак, все — все войдите в радость Господа своего! И первые, и последние, примите награду; богатые и бедные, друг с другом ликуйте; воздержные и беспечные, равно почтите этот день; постившиеся и непостившиеся, возвеселитесь ныне! Трапеза обильна, насладитесь все! Телец упитанный, никто не уходи голодным! Все насладитесь пиром веры, все воспримите богатство благости!». Здесь принципиально важно слово все. В нем заложено в том числе и то, что Бог — Отец для всех людей на земле.
Увы, падшему человеку свойственно делить мир на своих и чужих, а, скажем, политическая жизнь и вовсе на этом зиждется. Мир весь состоит из разделений. Что может его собрать? — Пасха. И это тоже показывает пример Фауста.
Ведь в каком-то смысле страдания Фауста — это как раз страдание человека в мире, раздираемом противоречиями, в мире, где нет ничего цельного, нераздельного.
Я богословьем овладел,
Над философией корпел,
Юриспруденцию долбил
И медицину изучил.
Однако я при этом всём
Был и остался дураком.
Знания сами по себе не позволяют понять вселенной внутреннюю связь и постичь всё сущее в основе.
Думаю, что свои внутренние противоречия есть у каждого. Любой человек сталкивается с проблемой распада смыслов, когда понимает, что очень трудно в мире бессмыслицы обрести твердую почву под ногами, чтобы стоять прочно и уже тем более — чтобы двигаться дальше.
Это касается не только внутреннего мира человека, но и общественной жизни. Когда вокруг нас бушуют конфликты — социальные, межэтнические, личностные, — мы понимаем, что реально с этим мало что можно сделать. Кто-то унывает, кто-то обвиняет государство, кто-то зовет на баррикады. Но мудрость жизни показывает, что полностью преодолеть эту разорванность — не в человеческих силах. Времена могут быть сложнее и проще; общество может жить более и менее слаженно, но окончательно преодолеть человеческие противоречия не получится в ходе истории никогда.
Но если что-то и способно остановить человека — и человечество — от необдуманных шагов, ведущих в пропасть, то есть человека — к самоубийству, человечество — к гибели, то есть к коллективному самоубийству, то это только пасхальная радость. Так было и так будет. До конца времен.
На анонсе памятник Фаусту и Мефистофелю
