Особое сердце

Я, грешным делом, занимаюсь тем, что перевожу и публикую колядки Испании и испаноговорящих стран Латинской Америки. И сегодня расскажу вам о сравнительно новой колядке. 

Итак, в одном небольшом городке, в Испании, рано по утру, перед мессой, пожилой падре с удивлением и расстройством обнаружил, что кто-то похитил из вертепа фигурку Иисуса-младенца. Событие совершенно немыслимое, потому что городок маленький, чужих в нем нет, и все до единого знают, что выставленным фигурам очень много лет, что чуть ли не во времена святой Терезы были заказаны мэрией и изготовлены из драгоценного, плотного, как камень, палисандрового дерева фигуры Хосе, Марии и Богомладенца. 

Пастор с ломотой в сердце вспомнил, что ведь многие советовали ему передать вертеп в дар какому-нибудь музею. Но он не мог представить себе этот родимый малый Вифлеем вдали от стен собора, вокруг которого много-много лет назад он носился с друзьями, смеясь и играя в пелеле (народная испанская игра, в ходе которой несколько девушек натягивают ткань и подбрасывают на ней соломенную куклу молодого человека). Уже тогда, в те далекие времена, с первых дней декабря у стен собора появлялись Мария и Хосе. Они с нежностью смотрели на малыша, а Мария трепетно склонялась над ним. 

В прошлом году навес протек, вода попала на младенца, лак и краска на нем облупились, и он из золотисто-розового стал каким-то серым. Падре пообещал себе, что после Рождества обязательно отнесет малыша реставраторам. В этом году он собственноручно проверил навес на прочность, сам с замиранием сердца расставил фигуры. Фигуры стояли так, как расставляли их всегда, много лет из года в год. Они были историей городка и историей горожан, частью биографии каждого жителя. 

После мессы вместо обычной проповеди он обвел взглядом прихожан и начал срывающимся голосом: «Господь нас оставил!» Старушки в ужасе вскрикнули. Падре понял, что сказал не то, что хотел, и попытался исправиться: «Вы же заметили, когда шли сюда, что в вертепе кое-чего не хватает?»

Народ безмолвствовал и переглядывался. Падре почувствовал, как его щеки стали мокрыми. Почему-то было обидно, что никто не заметил исчезновения Богомладенца. 

— А мы думали, его немного ошкурят и вернут! — пробормотал старик с лысиной, похожей на тонзуру (тонзура — ocтpижeннoe место на макушке у духовных лиц, символ отречения их от мирских интересов). 

— Нет! — молвил падре Анхель. — Его похитили! 

Поднялся шум и ропот. Активные прихожанки, старушки, уборщицы, певчие, все собрались вокруг пастора и галдели наперебой. Некоторые плакали, потому что младенца Иисуса тоже помнили с детства. 

— Ничего, мы найдем Его! — говорили они так, как будто речь шла не о деревянной фигурке, а о ком-то живом и близком.

В трапезной собора решено было учредить штаб. Начали с мозгового штурма и размышлений, кому Богомладенец мог понадобиться. 

— А может быть, что его утащили собаки? — спросила одна строгая и мнительная старушка, тяжело переносившая любой непорядок. 

— Ох, Сойла, ну какие собаки? И зачем? 

— Тогда кто?

Перебрали туристов, повспоминали, не случалось ли рядом подозрительных чужаков. Версии закончились, но народ никак не мог разойтись. Вздыхали, пили кофе, делали экстренные рассылки в чаты. Некоторые выходили поискать Христа поблизости. 

Падре смотрел и удивлялся — все были так собранны и взволнованы, молились о пропаже так горячо, что казалось, это настоящий ребенок пропал. Драгоценный Богочеловек затерялся в пустыне, и все они просят небо: «Смилуйся над нами, подари нам путеводную звездочку». 

Вскоре пастор вернулся к стасидиям (кресла в храме с откидными сиденьями и образующимся после откидывания небольшим местом для стояния), стоявшим в огромном каменном здании собора. Там уже ждали его пришедшие для душеспасительной беседы местные наркоманы: худой неопрятный косматый мужчина с серым обрюзглым лицом и женщина — ему под стать — со слишком ярко накрашенным ртом, словно чужим, взятым взаймы. Они не хотели сидеть так, чтобы сразу бросаться в глаза всем входящим и выходящим, поэтому падре увел их в уголок, где на стасидии уже упала тень.

Мужчина хотел исповедоваться. Падре зашел в исповедальню и приготовился слушать. 

— Я начал употреблять лет с тринадцати, — послышался сиплый голос исповедующегося. Падре кивнул, замер в ожидании продолжения, но мужчина сначала молчал, а потом стал икать. 

— Ну и что? Что дальше? — спросил падре и почувствовал себя ужасно уставшим. 

— Стена шевелится! — хриплым шепотом ответил наркоман, и падре Анхель почувствовал, что превращается в падре Дьябло. Он зашел за перегородку и хотел сказать что-нибудь резкое этому галлюцинирующему дураку, но стена и в самом деле шевелилась. 

Дальше случилось то, о чем все потом вспоминали: мужчины вскрикнули, потрепанная женщина с похищенным у кого-то пунцовым ртом вбежала к ним — и они все вместе, синхронно, так, будто репетировали с самой Пасхи, перекрестили стену, закрытую тяжелым бархатным полотнищем. Оно затрепетало вновь, и снизу показались маленькие ботиночки. Такие маленькие и аккуратные, что все ободрились, ибо нечистая сила в таких не ходит. 

Они подошли к портьере и сдвинули ее. За ней, прижавшись к стене стоял, втянув голову в плечи, особый мальчик Хорхе. Пальто у него на груди оттопырено, и он туда дышал. Пастор решил, что Хорхе по своему обыкновению, нянчит котика или собачку. Он аккуратно, чтобы не напугать, глянул за пазуху мальчику и в который раз за этот день обомлел: там был спрятан пропавший младенец-Христос. 

Большой ошибкой спасающихся от зависимости чад падре Анхеля было то, что они налетели на Хорхе и потянули его за пальто. Хорхе заорал и закачался, стукаясь и затылком о стену. Падре понял, что так они Иисуса назад не получат. Он остался караулить Хорхе, а наркоманы побежали оповещать штаб по поиску пропавшего Иисуса о том, что надо как можно скорее привести кого-нибудь, кто умеет говорить с Хорхе. 

Вскоре пришли родители мальчика, его бабушка и дедушка, тетя, дядя, три брата и кузин без числа. Его увещевали, пытались обхитрить, судили выкуп за взятого в заложники Богомладенца. Однако Хорхе никому не отдавал Христа, никому. Ни за какой выкуп. 

Тогда самая старшая и уже совсем глухая прихожанка этого собора принесла вязаное кукольное пушистое одеяльце красного цвета. Она показала одеяльце Хорхе и сказала громко, как говорят глухие: 

— Не бойся! Иисус больше не будет мерзнуть! Ну-ка смотри, как хорошо и тепло мы его укроем и одеялко кругом подоткнем. 

Хорхе перестал вопить и пошел со старушкой к вертепу, и все пошли за ними, как волхвы, как пастухи, как цари, вереницей, тихо, боясь лишним движением спугнуть пугливый разум Хорхе. Глухая старушка и особый мальчик устроили достопочтенного музейного малыша, серого от дождей, хрупкого от старости, в бедных яслях на свежей соломе под несколько выбивающимся из общего вертепного ансамбля алым одеяльцем. 

Мальчика так с тех пор и запомнили, как Хорхе со Христом за пазухой. Про эти события песня написана (см. видео). Про то, что в ночь Боговоплощения Он стал Тем, кого мы должны согреть. Умалился до самой уязвимой беспомощности, которой не вынесло особое сердце маленького Хорхе. С Рождеством!