Продолжаем вести нашу рубрику «Письма».
На этот раз мы попросили рассказать людей о книгах, запомнившихся читателям, изменивших их жизнь:
«Обиженная... на Бога
Мне было 20 лет. Я впервые подумала о самоубийстве. Подумала всерьез, хотя еще в 16 лет хорошо знала, как найти пустую стеклянную бутылку, разбить ее и исцарапать руки. Только вот в 16 лет это было... ну скорее детской попыткой показать свою независимость, гордость — вот, мол, посмотрите, на что я способна, до чего я доросла. Смелость, что ли, такая...
А в 20 лет я стояла на подоконнике 8 этажа, мечтала броситься под машину. Нет, гордости, как мне казалось, уже не было. Было удивление — ведь мне 20, переходный возраст вроде бы позади, и это не поиск себя, а попытка стереть, уничтожить то, что так мешало — свою жизнь… Я простояла на подоконнике несколько минут. Мне не хватило смелости сделать шаг. Спустилась на пол, нашла бутылку, разбила, порезала руки... Я не знала, что делать дальше.
В один из тех самых тяжелых для меня зимних дней я неслась по улице. Я не понимала, куда и зачем иду. Буквально случайно подошла к храму. Зашла внутрь, постояла там недолго в тишине и направилась к выходу. Тут заметила в церковной лавке тоненькую черную книжку. Оказалось — про суицид...
Села в метро, открыла книгу и сразу, взахлеб, прочла ее. До сих пор помню, как потрясли меня слова ее автора, православного психолога, о том, что каждый человек, мечтающий себя уничтожить, испытывает чувство страха, а потому «сигнализирует» окружающим и в тайне мечтает, чтобы его остановили. Чтобы его пожалели!
«Вот этой жалости-то никто и не может мне дать», — поняла я и кинулась в храм на исповедь. И с полной уверенностью жалостливо объясняла священнику, как плохо живется, как обоснованно мое самоубийство, как верно мое решение и главное — о том, что «даже если Бог есть, то Ему на меня наплевать». Я ждала, когда же священник начнет безжалостно ругать меня за такие слова. А он вдруг вместо этого начал тихо, но горячо говорить... о своей собственной трусости жить, о Боге, который, несмотря на всю эту трусость, любит его, любит меня, любит каждого из нас. Очень любит.
До этой исповеди, отвернувшаяся, обиженная на Бога, я не думала о Нем и Его любви. Но тихий разговор, с моими слезами и добрыми словами батюшки, гладящего мои забинтованные руки, раз и навсегда указал мне дорогу. Дорогу, идя по которой, все время хочется жить...
ВНИМАНИЕ: для декабрьского и январского номеров мы собираем 1.«Рождественские письма» и 2.«Письма о чуде» (только не Письма о Рождестве). Что мы подразумеваем под «письмом»? — можно посмотреть в октябрьском и ноябрьском номерах.
Ждем ваших историй по адресу otklik@foma.ru
Колонка главного редактора
«За последние полтора года я много раз сопровождал Святейшего Патриарха в его поездках, но даже на этом разнообразном фоне недавняя поездка на Дальний Восток стала особенной. Если честно, не так-то просто подобрать слова; тут скорее сформировалось некоторое ощущение на кончиках пальцев... Есть такие вещи, которые важно просто увидеть своими глазами — и просто почувствовать», — признается Владимир Легойда в материале «Непарадный Восток, или Еще раз о том, что можно только почувствовать».
Именно поэтому традиционная Колонка главного редактора на сей раз оформлена необычно, в виде фотоистории:
«...В памяти еще надолго останется дорога до Командорских островов. Дорога — отнюдь не в прямом смысле слова, а в самом что ни на есть расширенном. Сначала несколько часов на военном самолете, потом пересадка — и еще несколько часов, но уже на вертолете. В суровых условиях, с риском — погода не всегда благоприятствовала. В связи с этим мы несколько раз оказывались в ситуации выбора: посетить очередной город или нет. Но Святейший всегда говорил, что нельзя обмануть ожидания людей. И мы отправлялись в путь — и опять погода нелетная, совершенно по Визбору:
То взлет, то посадка,
То снег, то дожди...».
Тема номера: Лев Толстой и Церковь
Вместо редстатьи тему номера открывает развернутый материал Александра Ткаченко: «Лев Толстой и Церковь: война без мира?»
«...А вот что пишет в своих воспоминаниях Александра Андреевна Толстая, близкая родственница, с которой Лев Николаевич был дружен настолько, что в своей книге о Толстом Иоанн Шаховской называет ее «светлым ангелом писателя»:
"...Вижу еще теперь перед собою Достоевского, как он хватался за голову и отчаянным голосом повторял: «Не то, не то!..» Он не сочувствовал ни единой мысли Л. Н.! Несмотря на это, забрал все, что лежало писанное на столе: оригиналы и копии писем Льва. Из некоторых его слов я заключила, что в нем родилось желание оспаривать ложные мнения Л. Н.
Я нисколько не жалею потерянных писем, но не могу утешиться, что намерение Достоевского осталось невыполненным: через пять дней после этого разговора Достоевского не стало".
Наверное, критика учения Толстого, сделанная Достоевским, стала бы самым сильным и убедительным обличением толстовства в глазах русской интеллигенции. Но этому его намерению, увы, не суждено было осуществиться…»
***
Интервью номера
Чем интересно творчество Толстого современному человеку, как православному читателю относиться к антицерковным идеям мыслителя и чему христианин может поучиться у него? Об этом мы поговорили с праправнуком Льва Николаевича, ведущим программы «Воскресное время» на Первом канале Петром Толстым.
«... Я могу сказать только одно: он все время пытался дойти до какой-то чистой истины. И в Русской Православной Церкви того времени он для себя эту чистую истину не нашел. Противоречие между представлениями о том, как должна быть устроена жизнь, и тем, как она была устроена в действительности — именно это противоречие не давало ему покоя. И оно же, вероятно, вывело его на дорогу всеотрицания. А по характеру своему Лев Николаевич любую дорогу свою всегда хотел пройти до конца».
***
Насколько произведения Толстого повлияли на Вас как на христианина?
Отвечают врач-психиатр, поэт Борис Херсонский (Одесса); церковный архитектор Андрей Анисимов; режиссер театра Екатерина Половцева; член редколлегии газеты «Царкоўнае слова» Елена Наследышева (Минск); поэт, прозаик, переводчик, этнограф, филолог, лауреат Премии А. Солженицына Ольга Седакова.
***
О том, как он некогда отказался от «толстовских» взглядов и пришел к Православию, рассказывает первый заместитель главного редактора журнала «Фома» Владимир Гурболиков в статье «Скользкая ступенька к Богу»:
«Был 1991 год. Всего год до моего крещения и воцерковления. В то время я постоянно недоумевал по поводу библейских и евангельских противоречий, «странных» обычаев Церкви и трудных фактов церковной истории. Я мог бы засыпать этими вопросами православных. С одной оговоркой: вопросы мои были риторическими, я считал, что и так знаю на них ответ.
Более того, именно тогда расходилась по кружкам моих тогдашних единомышленников моя статья о Толстом, вышедшая в анархо-синдикалистском журнале "Община"...».
В разделе «Вера»
15 ноября исполняется год со дня смерти Патриарха Сербского Павла. Уже при жизни его имя было хорошо известно верующим далеко за пределами Сербии. Но личность Патриарха Павла настолько масштабна и глубока, что еще долго мы будем узнавать о нем что-то новое. В издательстве ПСТГУ выходит книга «Будем людьми!». Ее автор — известный в Сербии журналист, Йован Янич, неоднократно имевший продожительные беседы со Святейшим. Это жизнеописание неоднократно выходило в Сербии (еще при жизни Патриарха Павла) и стало там несомненным бестселлером, а теперь пришло время и для русского издания. В ноябрьском номере мы публикуем некоторые фрагменты из него.
«Был он истинным духовным пастырем. И потому сам оказался "на мушке" албанских хулиганов и всех тех, кто ополчался против христианских и сербских символов в Косово и Метохии. Его ругали на улице, оскорбляли и унижали, однажды выбросили из автобуса…
Произошел и такой случай. Зимой, 25 января 1977 года, около половины шестого вечера владыка Павел, как обычно, пошел на почту в Призрене, чтобы лично отправить письма. Проходя мимо отеля «Теранда», он услышал, как за ним кто-то бежит, но не стал оглядываться. И вот парнишка 15–16 лет на бегу дернул его за бороду, выговорив с ненавистью: «Ах ты, поп». Владыка сочувственно посмотрел на него и продолжил свой путь. У входа на почту тот же парень снова подбежал к нему и ударил его кулаком по голове. Владыка Павел заявил об этом происшествии в полицию. Было задержано несколько парней, потом его пригласили опознать нападавшего. Владыка сразу его узнал, но не показал на него — оставил все, что он сделал, на его же совести».
***
В рубрике «Новомученики»
В статье «Живое пособие» игумен Дамаскин (Орловский) поведал о жизни и кончине священномученика Павла (Ансимова):
«В ХХ веке — веке массовых преступлений — жизнь человека и его свобода почти перестали цениться, и можно было арестовать человека, используя его в качестве «пособия» во время учебной практики. «Научный» руководитель из ОГПУ предложил двум курсантам пройти практику, арестовав какого-нибудь священника. Таким «пособием» стал отец Павел.
В ночь с 28 на 29 декабря 1930 года курсанты провели тщательный обыск в квартире священника, перевернув все верх дном и вскрыв все киоты на иконах. После обыска отцу Павлу приказали прощаться с родными, как если бы его ожидал долгий срок заключения или даже смерть...».
***
О войне и вере пишет главный редактор якутской православной газеты «Логос» Ирина Дмитриева в материале «Стрельба по своим»:
«В окопах атеистов нет? Да неправда это. Пустил Уильям Каммингс вертящееся на языке у многих крылатое выражение, и оно облетело маленькую нашу, изрытую, иссверленную, израненную бомбами и минами, испоганенную свалками землю, а потом сложило крылышки и опустилось хрупкими своими лапками в очередной, вырытый этими странными существами, которые именуют себя людьми, окоп. Огляделось. Прислушалось… «Господи, спаси и сохрани! Господи, за что! Куда же ты смотришь, Бог! Почему допускаешь такое?! Помилуй меня! Не дай погибнуть! Господи! Господи!» Мольбы и проклятия — всё вперемешку, не все читали Евангелие.
Но и Герберта Уэллса читали не все. В одном из его фантастических романов люди приходят к Богу и жалуются (не дословно, конечно): ...».
***
«Как доверять мужу, если он тебя обижает?» — на эти и другие «Простые вопросы» мы стараемся ответить в одноименной рубрике.
В разделе «Люди»
У Ирины Черняк — восемь детей (трое кровных, пятеро приемных), но из этого не следует, что она официально — многодетная мама. Ее старшему кровному сыну Михаилу уже двадцать три, второму Ярославу — двадцать, третьему Богдану — семнадцать.
Следующая по старшинству в семье приемная Надя, ей 15 лет, а еще Лёля, которой в июле исполнилось десять, Максим, Юля и пятилетняя Леночка. Однако приемная семья, сколько бы приемных детей в ней ни было, по закону не считается многодетной. Но, несмотря на формальности, Ирина говорит про себя: «Я — мама! Этим все сказано. И я рада, что у меня есть это звание, а образ и стиль жизни моей семьи — многодетность».
Как в обычной семье оказалось пятеро приемных детей? Как складываются отношения между родными и приемными детьми? Какие трудности возникают у приемных родителей, и как они с ними справляются — в интервью Оксаны Головко: «Дети, родившиеся в сердце».
***
О детях, ищущих маму и папу — в рубрике «У Вас будет ребенок».
«В семье с приемным ребенком родился кровный. Как справиться с ревностью старшего ребенка?» — отвечает детский психолог Мария Капилина.
***
Отец Дмитрий Свердлов служит в ближайшем Подмосковье настоятелем небольшого строящегося сельского храма святых апостолов Петра и Павла (www.hram-petraipavla.ru). Он увлекается фотографией, воспитывает двух маленьких мальчиков и одну взрослеющую девочку. А еще у него есть родственники, друзья, прихожане, начальство, коллеги, одноклассники, однокурсники и просто случайные прохожие. Не то чтобы он пристально следит за своим окружением, просто как-то само собой у него получается выхватить из действительности курьезные и парадоксальные моменты, которые в виде литературных миниатюр он размещает в своем блоге http://dmsverdlov.livejournal.com. Журнал «Фома» решил познакомить своего читателя с несколькими такими зарисовками:
«Грачи прилетели
— Сима? У нас здесь где-то муха проснулась. Не видела? Надо убить.
— Не, не надо, папа. Это первая ласточка.
Все тайное становится явным
—...Да, старик... я вот протоиерей.
— Ну! Поздравляю.
—...Уже вот как пять лет.
— Как это??
— Да... Тайный протоиерей. Есть тайный монах. А я вот тайный протоиерей... Секретарь, епархиальный, полез в мое личное дело. Говорит, слушай, а ты протоиерей. Тут указ лежит. За 2004 год.
— И что ты чувствуешь по этому поводу?
— Да ничего.
Слон-искуситель
— Папа. А если бы... ну... людей не было, и все звери жили бы тогда не в раю... а в дикой природе... Тогда змей был бы?
— Змей-искуситель, ты имеешь в виду?
— Да.
— Нет... не думаю. Змей-искуситель... это, понимаешь, относится к людям... Это образ. Это мог бы с таким же успехом быть не змей... ну... ну кто угодно.
— Слон?».
***
О том, как дети-беспризорники из приюта «Остров» съездили в монастырь на Коневец — в материале «C "Острова" на остров»:
«Дети визжали от восторга, смешанного со страхом. Волны накатывали, заливая палубу... Я только и думала про себя: «Наши дети, в монастыре? Как, можно ли?» В те дни в Питере сильно похолодало, и погода не предвещала ничего хорошего. Но как ни странно, дождь начинался вновь только тогда, когда мы с ребятами заходили в храм, отправлялись обедать в трапезную или добирались до хозяйственных построек на монастырском подворье. Выходили — и тут же выглядывало солнце. Вся поездка — это было что-то волшебное...».
***
«Плохой день» — случай из жизни мамы троих детей, один из которых — с синдромом Дауна:
«...Впрочем, следует отдать должное тем людям, которые в общественном транспорте не чураются Васьки, когда он начинает теребить их за полы одежды, пытаясь с ними общаться. Однако мне не раз приходилось говорить с восьмилетней дочкой о Васе, обсуждать, почему он не такой, как все (ведь и внешне люди с синдромом Дауна — особенные: миндалевидные глаза, плоское лицо и затылок, короткие конечности и шея, пухлые забавные ладошки сразу выдают их, как и речь), дочь говорила о Васе с духовником... И я знаю, как сильно она любит брата, я вижу, как нежно заботится и опекает его и никогда никому не дает его в обиду. Но в истории с уличными старушками моя дочь оказалась бессильна...».
***
12 октября скончался Александр Стронин. Человек, прикованный к инвалидному креслу, и при этом спасавший десятки людей вокруг себя от отчаяния и боли. Так о нем говорит его друг, предприниматель Сергей Рудов — в материале «Мы не потеряли — мы приобрели»:
«...После очередной химиотерапии у Саши была температура под сорок. Причем для него это было в известной степени нормальное состояние: примерно четверть года он проводил с высокой температурой. Такие люди редко ведут активную внешнюю деятельность. Но Саша по-другому не мог. Я к нему заехал, смотрю — улыбается и с необыкновенным воодушевлением рассказывает мне историю.
В Брянской области беременной девушке поставили страшный диагноз. Скоро от нее отказался парень, отец ребенка. Врачи пытались заставить ее сделать аборт. Но она решила рожать, и болезнь дала осложнение — так девушка потеряла ногу. Ребенок родился раньше срока. Что дальше — непонятно. И вот Саша Стронин с двумя своими друзьями, такими же онкобольными, садится в машину и едет в Брянск этого ребенка крестить, общаться с девушкой, решать, что дальше. И только-только вернувшись, рассказывает мне эту историю. И весь светится радостью... Такие поступки, казалось бы, не вписываются в обычную логику человеческой жизни. Но для Саши это было нормой. И это только одна история. А их были десятки: общение с Сашей заставляло людей вытаскивать себя из депрессии и, если говорить на языке верующего, преодолевать жуткое ощущение богооставленности».
В разделе «Смысловая география»
Гродно: Восточное христианство на западной границе
Сюда стекаются жаждущие кипучей деятельности выпускники семинарий, здесь на улице звучит польская речь, напротив кафедрального собора стоит лютеранская кирха, настоятель которой — женщина-священнослужитель; православные ездят на экскурсии по дотам на велосипедах, епископ 10 лет живет в здании мединститута, экологический отдел — рядовое подразделение Церкви; семинарского бухгалтера поздравляют с днем Ангела в неделю мытаря и фарисея, епархиальную газету делает математик-программист, а молодоженов запрещено венчать без нескольких бесед со священником.
Это не какая-то экзотическая православная диаспора.
Это белорусская Гродненская епархия.
***
О том, что такое настоящая жизнь по-христиански, размышляет епископ Гродненский и Волковысский Артемий в материале «Разбудить человеческое сердце»:
«...Был такой современный спектакль: там Христос ходит по современной Италии. Мимо Него проходят люди, все спешат, всем не до Него. Он заходит в дом, а там все смотрят футбол по телевизору. А на кровати лежит больной — парализованный. Христос к нему подходит: «Тебе говорю, встань». Тот вскакивает и — за табуретку, к телевизору! Христос стоит один у кровати и смотрит на эту толпу, сидящую к Нему спиной...
Так что строить храмы — очень важно, но еще важнее — «золотить» души, а не купола. Пускай приход имеет золотой купол и прекрасный иконостас, но если у него нет воскресной школы, то для меня такой приход мертв».
В разделе Культура
Удивительно, но факт: огромная империя, история которой насчитывает более полутора тысяч лет, давшая христианскую веру и нашей стране, и многим другим, неизвестна современному человеку. О ней почти не упоминают в учебниках, а слово «византийский» в массовом сознании ассоциируется с лукавством, жестокостью и коварством. В чем причина? Об этом мы беседуем с историком, профессором ПСТГУ Александром Леонидовичем Дворкиным — в интервью «Византия».
Мозаика из Собора Святой Софии. Император Константин (справа) преподносит в дар Богородице и Младенцу Христу город Константинополь. Император Юстиниан (слева) держит в руках свое подношение — Собор Святой Софии.
**
Писатель, обозреватель газеты «Первое сентября», вот уже много лет занимающийся русской словесностью с детьми в воскресной школе, Дмитрий Шеваров делится своими размышлениями о творчестве детей в материале «Сказка с грустными глазами»:
«Как это ни покажется странным, мир детства оказался духовно устойчивее мира взрослых. Он сохранил то, что социологи называют базовыми ценностями. И здесь наше детство прекрасно аукается с детством наших детей и внуков. Сказки нынешних малышей абсолютно созвучны сказкам советских детей. И в тех, и в других (если только в текст не вмешивались педагоги и родители) почти всегда — открытый финал, явная или скрытая недоговоренность».
***
В рубрике «Галерея»
В конце сентября в московском музее «Дом иконы на Спиридоновке» журнал «Фома» совместно с благотворительным фондом «Счастливый мир» (http://www.hworldfund.ru/) провел очередную акцию в поддержку детского чтения «Звезды читают детям». На этот раз акция еще и завершала конкурс «Рисуем, пишем, творим» для детей с проблемами опорно-двигательного аппарата. Сделано это было с целью уравнять ребят в возможностях.
Организаторы сначала сомневались, вдохновятся ли вообще дети идеей нарисовать что-то им интересное (на свободную тему) или написать о маме. Ведь их заболевания, как правило, ведут к серьезным ограничениям в движениях рук и ног, тут и не до творчества. Дети действительно отказывались, родители — настаивали, дети признавались, что не понимают, как это вообще возможно, мамы и папы — пробовали рисовать с ними вместе. Когда же дело доходило до рисунка на конкурс, то первое, что требовали ребята, — новые краски, кисти и много бумаги.
***
В рубрике «Строфы»
В своей статье «Заветная ладонь» редактор отдела поэзии журнала «Новый мир» Павел Крючков говорит о достаточно редком явлении — о «духовной поэзии, нимало не напоминающей стихи на «религиозные темы», столь распространившиеся в нынешнее время...».
Именно так он оценивает творчество Михаила Иверова. А еще подборка, приведенная в ноябрьских «Строфах» — самая первая публикация стихов этого поэта. Надеемся, читателю понравится.
***
«На Западе — стильно, но бессмысленно. У нас — пошло и некрасиво», — говорит Дмитрий Семеник о надписях на современных футболках. Идеолог и создатель миссионерских интернет-проектов помощи людям в кризисных ситуациях на этот раз делится с нами новым неожиданным начинанием. Текстильным. «Футболки для умных, для православных. Этого не хватает и хочется сделать, — объясняет Семеник. — Мне кажется, стильная футболка со смысловым слоганом — это удачная форма выражения жизненной позиции, не требующая вербальных и эмоциональных затрат от того, кто ее носит. Но и ненавязчивая социальная реклама, которой пока слишком мало в России».
***
В рубрике «Коротко»:
«Истории
В начале 50-х годов прошлого века на владыку Иоанна (Максимовича) поступила жалоба. Незадолго до этого он был назначен на епископскую кафедру в Париже и по своему давнему обыкновению ходил по французской столице босиком. Многим прихожанам это не понравилось, и они отправили на него жалобу Предстоятелю Русской Зарубежной Церкви митрополиту Анастасию. В ней они просили, чтобы Первосвятитель приказал владыке Иоанну носить обувь и не смущать людей. Митрополит написал Владыке письмо, а обрадованные этим прихожане поспешили преподнести своему Архипастырю новые ботинки. Владыка принял дар, поблагодарил, и с тех пор везде носил ботинки... под мышкой. Снова жалоба Митрополиту, снова он пишет владыке Иоанну о послушании и получает от него ответ: «Ваше предписание исполнил, Вы писали, чтобы я носил ботинки, но не написали, чтобы я их обул, вот я и носил их. А теперь обую».
И святитель Иоанн Шанхайский зашагал по Парижу в ботинках».
В рубрике Эпилог
литературный критик, писатель Павел Басинский
высказал свое мнение по ноябрьскому номеру:
История разлучения
Я с большим удовольствием прочитал материалы ноябрьского номера «Фомы». Я вообще очень люблю этот журнал. Для меня, помимо его миссии православного просвещения, он еще и просто отрадное явление новой «глянцевой» культуры, возникающей на стыке серьезных текстов и приятного глазу визуального ряда.
Да, необходимо искать новые культурные форматы! И «глянец» отнюдь не враг культуры, если в нем начинают работать люди культурно живые, со вкусом, со свежими идеями и с любовью к своему делу.
Хотел бы отметить и замечательный материал о Патриархе Сербском Павле (с. 28) и, на мой взгляд, чудесные, какие-то даже акварельные прозаические этюды подмосковного батюшки Дмитрия Свердлова (с. 48), и, наверное, спорное, но для меня, профана в этом вопросе, весьма интересное интервью с профессором ПСТГУ Александром Дворкиным о роли Византии в истории (с. 68).
Но, конечно, самый большой интерес в номере у меня вызвали материалы, связанные со 100-летием ухода и смерти Л. Н. Толстого... (с. 14)
Странное дело! Целый век прошел. И какой век! А мы всё еще никак не можем разобраться с событием 1901 года, с «Определением Священного Синода» по поводу Толстого. Хотя, на мой взгляд, есть для описания этого события очень емкое слово. Разлучение Толстого и Церкви. А уж кто их разлучил — сам ли упрямый в своих поисках веры граф или недовольные и обиженные им иерархи, или даже отнюдь не иерарх Константин Победоносцев — это вообще вопрос слишком специальный. Народу, простите за банальность, непонятный вопрос. Народ, как и в начале прошлого века, так и в начале нынешнего хочет понять одно: Толстой — это враг или друг? Я имею в виду, разумеется, верующий народ и даже еще более точно — верующий церковный народ.
Хотя понятно, что народ сам не простак. Сам откроет «Воскресенье», прочитает «крамольное» описание православной службы в романе (одна из главных причин, по которым разлучили Толстого и Церковь) и увидит, что служба эта происходит не в Храме Христа Спасителя в центре Москвы, а в Церкви пересыльной тюрьмы. Где вынуждают исповедоваться и каяться девушку Катю, из которой цивилизованные безбожники, называющие себя христианами, сначала сделали проститутку, а потом мнимую воровку, послали за это по этапу в Сибирь, а теперь еще и в душу лезут.
Внимательный читатель из этого народа сам прочитает «Исповедь» и увидит, что Толстой мучительно страдал от своей невозможности верить «по-церковному». Именно страдал, а не гордился. Как он завидует в «Исповеди» простым мужикам, которые спокойно ходят в церковь и не видят в ней никакого противоречия с верой! А Толстой видит. Так устроен его зрачок человека, воспитанного эпохой Просвещения. Но он-то выламывается из этой эпохи, возвращаясь к Богу, а зрачок свой перестроить уже не может...
И совсем дотошный читатель поймет, что «Критика догматического богословия» и новый перевод Евангелий — не итог религиозных исканий Толстого, а ранние опыты человека, испытавшего колоссальный духовный переворот и отчаянно пытавшегося докопаться до зерна истины. Лихорадочно, в сумасшедшем темпе (греческий выучил за полтора месяца!). Потому что буквально боится вот завтра умереть без этой истины в душе.
Это враг нам по вере? Или друг?
С казуистикой принятия «Определения», с тем, кто и зачем его инициировал, прав он был или неправ, пользу это принесло России и Церкви или вред, историки, скорее всего, никогда не разберутся, потому что история штука сложная. Когда-нибудь будет написана и реальная история русского «толстовства», одного из многочисленных сектантских движений на Руси. Но нам бы сейчас, без промедления, воспользовавшись громкой датой, вот с этим разобраться: друг Толстой или враг? Не художник — Толстой, я хотел бы это подчеркнуть, а именно Толстой — религиозный искатель. Автор очень обидных и в чем-то, несомненно, даже ужасных для верующего церковного человека слов, которые приводит в своей статье Александр Ткаченко (с. 14).
Я с каким-то наслаждением читал интервью с Петром Толстым (с. 20). Вот мудрый человек, он-то понимает... Но тут же останавливал себя: ну да, понимает, но он же сам — Толстой. И Гурболиков (с. 26) понимает. Ну, потому он и замредактора журнала «Фома», журнала для сомневающихся. Но сколько ж у нас не сомневающихся, свято уверенных в том, что Толстого за эти слова черти в аду жгут!
Для меня это очень серьезный и совсем не специальный вопрос. Мы стали мудрее за этот век? Или всё еще пребываем в том наивном состоянии, когда думали, что какие-то «Определения» могут что-то решить? Мы новые вызовы нового времени принимаем? И если — да, то с Толстым или без него?
