Свято место пусто не бывает. Мы с вами — счастливые свидетели: на пустырях, образовавшихся на месте разрушенных храмов, возводятся новые; пустые облупленные стены заполняются возвращенными иконами; пустующие монастыри — насельниками; а пустые души — надеждами.
Пустота в правовом пространстве — вот что сейчас предстоит заполнить новым законодательством, регламентирующим возвращение религиозных святынь.
Разворачивается необходимый, но очень деликатный процесс: нельзя повторить ни преступлений, ни ошибок большевиков, ни перегибов и разбазаривания — всего того, что неоднократно наблюдали при передаче собственности. Новый законопроект, который готовится к обсуждению в Государственной Думе и активно поддерживается Общественной палатой, нужно подробно обсуждать всеми заинтересованными сообществами, всем обществом, всеми конфессиями, чтобы заранее увидеть все возможные слабые места и «подстелить соломки».
Разброс мнений в этой дискуссии чрезвычайно широк. Понятно, читателю «Фомы» не надо объяснять, что место церковных святынь — в храме.
Но не может не быть неуслышанной и точка зрения музейного сообщества.
В советское время деятели культуры, писатели, музейщики совершили подвиг — они собирали и сберегали иконы, а самое главное — сумели объяснить большому начальству, что образы святых — это вовсе не вредные для народа религиозные реликвии, а культурное наследие, место которому в музейной коллекции. Многие из них, конечно, прекрасно понимали, что икона — это не просто еще один вид живописи… Мы все хорошо помним «черные доски» Солоухина и должны испытывать чувство благодарности к тем, кто сохранял наше культурное и духовное наследие при безбожном режиме.
К тому же беспокойство музейщиков обосновано. Они не понаслышке знают все трудности, связанные с ежедневной кропотливой работой по сохранности, реставрации, хранению и обеспечению доступа к памятникам культуры.
Конечно, есть примеры удачного решения сложнейшей задачи. Архитектурная композиция Лаврушинского переулка позволила при полномасштабной реконструкции Государственной Третьяковской галереи соединить музей подземными переходами с храмом святителя Николая в Толмачах. Храм стал продолжением экспозиции древнерусского искусства.
Сегодня этот опыт уникален. И не будем забывать, что в Третьяковской галерее не только собраны лучшие образцы культуры, но и работают ведущие специалисты, а для дорогостоящих проектов есть средства…
В Санкт-Петербурге предметом острой дискуссии стал вопрос о местонахождении серебряной раки святого Александра Невского. Не единожды спасенная музейщиками от переплавки уникальная святыня хранится в Государственном музее истории религии; там же в ящичке в подвале прозябали и мощи святого князя. Лишь в 1989 году они были перенесены в Свято-Троицкий собор Александро-Невской лавры. Сейчас общественность города требует возвращения раки Церкви.
Музей истории религии, где скопилось огромное количество «спорных» ценностей, стал средоточием таких проблем. Руководство музея — опытнейшие музейные специалисты — беспокоятся о судьбе экспонатов, которые столько лет были предметом их попечения. Они, как и многие их коллеги, сомневаются, что Церковь справится — не сможет, не готова. Однако все ли гладко в музейном королевстве?
Да, конечно, не те люди, которые сегодня беспокоятся, что свечки закоптят иконы, рубили топором иконостасы. Не будем вспоминать давнее — сегодня мы говорим о современном состоянии музеев. При всем нашем уважении к музейному сообществу приходится констатировать: оно как минимум не в состоянии сообщить нам точное количество находящихся на хранении церковных ценностей; много вопросов возникает также к учету и безопасности музейных фондов в целом. Даже от сотрудников московских и петербургских музеев мы постоянно слышим о нехватке средств и выставочного пространства, о забитых и малоисследованных запасниках, о низкой заработной плате. Так что уж говорить о провинциальных музеях, в которых тоже хранится огромное количество икон, церковной утвари, облачений и иных реликвий? По словам руководителя петрозаводского музея изобразительных искусств, он располагает фондом из трех тысяч икон уникальной северной школы, только триста из которых «раскрыты» и доступны посетителям.
Довольно странно читать, например, в открытом письме президенту от сотрудников музеев, что передача храмов, икон из музейных фондов в церковное пользование «выведет их из контекста культурной жизни общества и может привести к их гибели». Задумаешься, как же не вырвались из контекста мировой культуры фрески Джотто и да Винчи, полотна Микеланджело, расположенные от Ватикана до придорожных часовень?
Порой кажется: кое-кто, так долго объясняя коммунистам, что икона — это всего лишь объект культуры, упустил главное: образ Спасителя — это взгляд из «горнего мира». Напрасны их страхи: и духовенство, и прихожане — те, для кого икона, в первую очередь — святыня, как раз всем сердцем, всей душой будут беречь и лелеять раскрытые «черные доски», вернувшиеся в родную среду.
Не будем также упускать из виду: все-таки мы ведем речь о возвращении имущества законному владельцу. Это не только иконы, это и храмовые постройки, монастыри, и многое другое.
Очевидно, что Церковь столкнется и уже сталкивается с трудностями. Изменилось расселение — восстанавливается большой храм, а в этой местности уже живет мало людей, соответственно отсутствуют средства, кадры... И если доступность к ценностям, к иконам в храмах, в отличие от музеев, обеспечена естественным ходом жизни Церкви, то как обеспечить их сохранность и реставрацию? Когда перевозили Торопецкую икону в новый подмосковный храм Александра Невского, то звучал популистский, фарисейский вопрос: почему в богатый храм, стоящий недалеко от элитного поселка, а не в какую-нибудь бедную церковь? Понятно — почему: именно в этом храме смогли обеспечить сигнализацию, охрану, специальный саркофаг, постоянный контроль за состоянием иконы со стороны реставраторов.
Однако бедных храмов больше, чем богатых, и как они будут справляться с возвращенным церковным имуществом?
Одновременно с принятием закона и Церкви надо принять меры для обеспечения сохранности ценностей, возможно, сформировать для этого специальный координирующий орган.
Важно, чтобы рядом с этим законом появилась государственная программа развития музеев. История выселения музея из Рязанского кремля наводит на серьезные размышления. Надеюсь, что о судьбе музея, расположенного в недавно переданном Церкви Новодевичьем монастыре, побеспокоились.
Коллекции музеев, подвижники, которые там работают, — наше национальное достояние, сохранить которое чрезвычайно важно. Нельзя выселять музеи, прежде чем будет готово новое место пребывания, условия которого обеспечат сохранность коллекции и ее доступность.
Не только предвижу, но уже слышала вопросы о государственной программе реставрации икон: «Как же так, Церковь отделена от государства, раз уж забрали — пусть и реставрируют, почему государство что-то должно?» Должно. Наши налоги должны идти на сохранение и святых православных икон, и собрания Русского музея, и коллекции музея железнодорожного транспорта, и московского Кремля, и храма Покрова на Нерли — нашего наследия, которое располагается на территории нашей страны и является нашим общим достоянием, где бы оно ни находилось.
В новом законе будет важна каждая деталь, но значительно важнее, как будет осуществляться практика. Потому что тут обычно и наступает у нас самая главная катастрофа — при реализации закона.
Сегодня Церковь и культурное сообщество, пожалуй, лучшее, что у нас есть — они могут и должны показать, как можно цивилизованно, культурно, по-христиански решать сложнейшие вопросы собственности. Если не они, то кто?
Ненужная и примитивная альтернатива — противопоставлять музеи и церковь. Духовность, вера, культура — это, по существу, звенья одной цепи, разорванной октябрьским переворотом. Сейчас она восстанавливается, колечко за колечком. Здесь процесс так же важен, как результат.
Если получится, мы будем свидетелями чуда. Чуда обновления общества.
***
Я стою у белокаменных ворот Черноостровского женского монастыря в городе Малоярославце. В 1812 году здесь, на Ивановом поле, Наполеон потерпел окончательное поражение. Монастырь горел, шесть раз переходил от русских к французам. До сих пор, копаясь в огороде, насельницы монастыря находят косточки то ли русских, то ли французских воинов и сносят их в маленькую часовню. Ворота монастырские ворота испрещрены отметинами шрапнели. Все 200 лет те, кто ремонтировал монастырь, оставляли эти следы как память о битве с французами. Плотно, как на близкой мишени, покрыты черными щербинами белокаменные ворота. И только лик Спасителя, которого не коснулась ни одна пуля, сияет над входом в монастырь.
Фото Владимира Ештокина
