В августе 1942 года, в нацистском концлагере Треблинка принял смерть Януш Корчак. Принял вместе со своими воспитанниками — детьми из созданного им в 1912 году Дома сирот. У него была возможность спасти свою жизнь, но Корчак не мог бросить детей. Он «положил жизнь за други своя» — совершенно по-евангельски. Но христианином при этом не был. О том, как относиться к его подвигу нам, христианам, размышляет священник Димитрий СТРУЕВ.
В начале 1970-х Александр Галич заканчивает работы над одним из лучших своих произведений — поэтическим циклом «Кадиш», посвященном памяти Януша Корчака. То, насколько близка была Галичу личность Корчака и какие чувства вложил он в этот цикл, видно из названия: как объяснял слушателям сам Галич при каждом его исполнении, «кадиш — это еврейская поминальная молитва, которую читает сын в память о покойном отце». Интересно то, что практически одновременно с окончанием работы над «Кадишем» Александр Галич принимает крещение. Он, безусловно, знал, что Корчак — Герш (Генрик) Гольдшмидт — был иудеем. Сам Галич, хоть и был обрезан в младенчестве, никогда к иудаизму не тяготел, а его православное крещение было глубоко осмысленным и искренним.
«Они спросили: как же так? / А он сказал — вот так», процитируем строчки из «Кадиша» по поводу возможных недоумений в этой связи. Хороший повод подумать о том, как может относиться христианин к личности Корчака (не христианина) и к его подвигу. Отношение к педагогическому наследию Корчака можно не обсуждать: оно универсально, но значение личности Януша Корчака в истории связано не только с его педагогикой, но и в неменьшей степени с самопожертвованием, которым увенчался его жизненный путь. С одной стороны, если рассматривать этот подвиг с евангельских позиций, «нет выше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин 15, 13). Но если эта жертва принята Богом, то логично предположить, что возымевший в себе высочайшую любовь будет принят Богом. Однако тут появляется другая сторона. В православной среде распространено мнение о том, что даже допущение мысли о спасении нехристианина является грехом. (Покойный отец Даниил Сысоев, например… да и среди канонизированных отцов есть те, у которых встречаются подобные высказывания.)
Утешает то, что эта точка зрения не является единственной. «Я не верю в то, что Бог создал человечество только для того, чтобы бОльшая его часть пошла к черту» — это слова митрополита Сурожского Антония. Есть интересная мысль проф. А. И. Осипова о том, что выведение Христом из ада ветхозаветных праведников не ограничено временем Его земного воплощения. Если человек, не успевший воспринять благовестие Нового Завета, скончался через несколько минут после сошествия Христа во ад — всё, не успел? Чем же он отличается от тех, кто умер чуть раньше? А чем от них обоих отличается тот, кто умер на 100, 200, 1000 лет позже, не будучи христианином не по причине сознательного отвержения спасения, а по причине незнания правды о Христе? По мысли Осипова, такой человек находится в состоянии Ветхого Завета, и Христос может его спасти так же, как тех, к кому Он сошел во ад (1 Пет 3, 18-20). Близка к этому мысль преподобного Нектария Оптинского, говорившего, что тот, кто не мог в земной жизни стать христианином, будет судим судом собственной совести, и в чистоте совести может быть помилован Богом (это высказывание оптинского старца приводил его духовный сын архимандрит Борис Холчев).
Был ли иудаизм Генрика Гольдшмидта сознательным отвержением Христова спасения? Сразу сделаем оговорку, что поиск ответа на этот вопрос не ставит себе целью сделать вывод, в раю душа Корчака или в аду. Не стоит пытаться логикой проникать в те сферы, которые по большому счету для нашей логики недоступны. Но мы можем решить для себя: имеем ли мы право относиться к его подвигу как к явлению той самой любви, о которой говорит Христос. Образно говоря, может ли христианин посвятить (не буквально, разумеется, не как иудейскую молитву) Янушу Корчаку Кадеш.
Жерар Кан, автор книги «Педагогика Корчака», говорит, что вера Корчака не была связана с каким-либо религиозным институтом. Да, формально он принадлежал к иудаизму и соблюдал иудейские обряды, но это скорее было выражение национальной самоидентичности. К христианству Корчак относился с доброжелательным интересом, есть свидетельство (Кан его приводит), что он даже молился в костеле. Проявлял инициативу строительства часовни для христианских детей-сирот… Януш Корчак издал сборник собственных молитв, который озаглавил: «Наедине с Господом Богом. Молитвы для тех, кто не молится». О религиозных взглядах Корчака точнее всего можно сказать, что он всю жизнь находился в поиске. Может быть, именно газовая камера и открыла перед ним прямой путь к Цели этого поиска…
Молитва простолюдина (из сборника «Наедине с Господом Богом»)
О Господи Боже, я делаю все, что могу. Немного могу, ну и не много делаю. Ты ведь знаешь, Боже, все разделено по совести. Не могут все быть умными. Каждому по его силам отпущено, ну и мне тоже, Господи. Думаю, самое главное — совесть и порядочность. Приносить пользу, никого не обижать. Я думаю, если свой долг честно выполнять, Ты будешь доволен, Господи Боже. Знаю я, что не так уж много даю, но и для себя многого не требую. Порой зависть берет, но ненадолго. Тут же мысль ко мне приходит: а Ты хотел бы поменяться? Ты знаешь, что у людей на душе? И, наверное, нет человека, который хотел бы с другим поменяться. Каждый к себе привык. Иногда рассержусь, если мне в чем-то не повезет. Что ж такого? Прощаешь Ты, Боже, большим грешникам, ну и мне, наверное, простишь.
Невелики мои грехи, невелики и добрые дела. Ну, иногда подумаю о чем-то не так, как надо. Но ведь главное: не причинить никому вреда, никого не обидеть. Имей человек больше радостей и меньше тревог, может, и был бы он лучше. Хотя кто знает? Если уж такова на то священная воля Твоя, наверное, так людям и лучше.
Не знаю, хорошо ли молюсь, но ведь не важно, какие слова человек говорит, когда молится, лишь бы говорил, что думает, искренне, правдиво.
Если честно, мне особенно и нечего Тебе сказать. Ну что сказать? Рассказывать о своих трудностях — неприлично. Подумаешь еще, что жалуюсь. Опять же, если попрошу, подумаешь, будто я что-то от Тебя требую. Да и что может сказать Тебе человек, чего бы Ты не знал, Господи Боже!
Вот так и болтаю, чтобы только с кем-то словом перемолвиться. Говорят, гора с горой не сходится, а человек с человеком встречается. Но с каким человеком? Ведь не с каждым стоит говорить, не с каждым можно говорить. То надо следить, чтобы лишнего не сказать, а бывает, что скажешь одно, а припишут совсем другое, такого напридумывают — с людьми это случается. А с Тобой, Господи Боже, можно говорить прямо и просто. Я даже думаю…
Да может, хватит? Сколько можно в уши Тебе жужжать. Верно, надоела Тебе моя болтовня. Да и времени у Тебя нет…
Но как хорошо, о Боже, все Тебе рассказать, все доверить…
