Те, кто читал «Собачье сердце» или смотрел одноименный фильм, хорошо помнят фразу Булгакова о том, что разруха кроется «не в клозетах, а в головах». Вот только на практике ей руководствуются не часто, вечно пытаясь исправить следствие, а не причину.
В то же время Церковь в общественной жизни борется в первую очередь именно с разрухой в головах. Ведь привести человека к Богу — означает еще и изменить его взгляд на мир, научить его смотреть как на что-то недопустимое на такие незначительные, казалось бы, вещи как рядовой семейный скандал или брошенных в подъезде окурок. А потому даже если бы Церковь не занималась приютами, помощью нищим и старикам, она все парадоксальным образом занималась бы социальным служением.
Но в тоже время Церковь сегодня возрождает и свое служение милосердия. Пока о расцвете «церковной социалки» говорить не приходится, но уже сейчас удается сделать довольно много.
Зачем ей это нужно? Как и почему это происходит? Рассказать об этом мы решили на примере Нижегородской области.Чтобы понять, что такое Нижний, надо взглянуть на нижегородский Кремль, стоя под холмом, возле которого сливаются Ока и Волга. Когда-то, много веков назад, здесь не было многоэтажных домов, мостов, асфальта и трамвайных путей. Была только крепость на высоком берегу, державшая под контролем важнейшие транспортные артерии средневековья — великие реки.
Теперь «фасадная» часть города — это набережная Волги, идущая по вершине холма, с которого хорошо видны поля и лес на другом берегу. От центра Нижнего до них, кажется, рукой подать, но добраться туда можно лишь на речном пароме.
Зато берега Оки соединяют сразу несколько мостов. Левобережье принято называть «нижней» частью города. Здесь торговые центры на месте некогда знаменитой нижегородской ярмарки, громадная статуя Ленина, вокзал, а дальше — жилые кварталы, заводы, площади и улицы до самого горизонта. Город-миллионер, живет, как и любой другой мегаполис: метро, заводы, офисы, маршрутки, пробки. Страхи, стрессы, депрессии. Больные, старики, инвалиды.
И, наконец, просто запутавшиеся люди, которым нужны совет, поддержка и помощь.
Батюшка он-лайн
В небольшом здании за городским кафедральным собором Нижнего, на втором этаже, в недрах длинного коридора расположена дверь с надписью «Телефон доверия». Внутри — узкая комната с окном, небольшим диванчиком, столом и стулом. На столе старый электрический чайник и собственно телефон. Возле него круглые сутки дежурит священник, готовый в любой момент снять трубку и поговорить с каждым, кто по какой-то причине не может прийти в храм.
— Мы создали эту службу два года назад, — говорит организатор «горячей линии», пресс-секретарь епархии протоиерей Игорь Пчелинцев. — Сегодня можно точно сказать, что такой телефон востребован, а, значит, проект надо развивать дальше. Мы планируем создать большой call-центр: открыть «горячие линии» психологической помощи, помощи ВИЧ-больным и так далее.
За два года на телефон доверия позвонило более шестидесяти тысяч человек. Это не считая тех, кто не смог дозвониться на почти постоянно занятую линию.
— Звонки бывают самые разные, — рассказывает один из «дежурных батюшек», протоиерей Георгий Демидов. — Чаще всего, конечно, спрашивают про обряды: как крестить, как помянуть, как повенчаться. Бывает, просто хотят поговорить. Мы некоторых уже по голосу узнаем, в основном это пожилые люди, у которых нет никого из близких. Всякое случается, иногда звонят, чтобы сказать: спасибо, вы мне помогли, благодаря вам я решился и пошел в храм. А бывает хамят, или… Ну вот сегодня парень нас набрал. Говорит: девушка моя умерла, я тут укололся, лежу… Что ему ответишь, когда он под «кайфом» и ничего не слышит?
— Выходит, зря звонил?
— Почему!? Ведь я узнал о нем, смог за него помолиться! А это очень важно, особенно в таких вот случаях, когда надежда лишь на Бога, когда только Он может вытащить человека…
Телефон начинает звонить, отец Георгий снимает трубку, здоровается. Его собеседника не слышно, но очень быстро становится ясно, о чем он хочет спросить.
Восьмидесятилетний старичок совершил самоубийство. Звонит его зять. Близкие погибшего никогда не считали себя церковными людьми, ничего не знают о Православии, но не могут просто похоронить человека и забыть о нем. Им хочется помнить…
Отпевать самоубийц по церковным канонам нельзя. И причину этого не объяснишь в двух словах, не растолкуешь по телефону тому, кто впервые задумался о вере.
— Да, я понимаю, он уже был не в себе. Конечно, это важно. Но все равно благословить панихиду по нему может только епископ, — терпеливо разъясняет отец Георгий. Он говорит спокойно и медленно. Подолгу замолкает, слушая собеседника. Не перебивает и не повышает голоса
Уже потом, когда он повесит трубку и расскажет подробности разговора, окажется, что самоубийца погиб в 72-ом году, но близкие все равно не могут забыть его и пережить то горе до конца. Они ищут поддержки, и им некуда звонить, только на «церковную линию».
— Тяжелая ситуация, — вздыхает отец Георгий. — Нельзя же просто рубануть: мол, запрещено отпевать самоубийц, и трубку повесить. Человек поддержки ждет. Хотя бы какой-нибудь. Хотя бы просто поговорить хочет.
Священник действительно может помочь: не только разговором, но и своим опытом. Он не профессионал-психолог, но за плечами у него не только жизненный и пастырский опыт, но и та вера, через которую он пропускает всю свою жизнь, которая помогает ему не отчаиваться, и каждое событие воспринимать как волю Бога, не желающего нам зла...
Впрочем, за время работы на телефоне многие становятся еще и психологами. Отец Василий Спирин за свои дежурства блестяще научился распознавать, когда звонят неадекватные люди:
— Бывают сумасшедшие, хулиганы и пьяные, которым хочется «за жизнь поболтать». Днем их почти нет, зато по ночам, чаще всего, они только и звонят.
— Так может отменить ночные смены?
— Знаете, как у меня бывало: ночь, часа три, и вдруг звонок. «Здравствуйте, у меня, кажется, мама умерла, я «скорую» вызвала… Скажите, как теперь жить?» Чтобы такому человеку помочь, нужно сколько угодно сидеть и ждать. Всегда.
Вперед, волонтеры!
Епархиальный «Отдел по социальному служению и взаимодействию с медицинскими учреждениями» находится в самом центре города, в храме иконы «Всех скорбящих Радость» на улице Минина. Он занимает всего одну, хотя и довольно большую, комнату. В ней есть огромный стол, шкафы с книгами и два компьютера.
В отделе занимаются помощью старикам и молодым мамам, открывают часовни в больницах и агитируют против абортов. Все это ложится на плечи пяти штатных сотрудников, которые ведут бумажную работу, звонят спонсорам, организуют работу добровольцев и наемных специалистов. Разумеется, профессионально охватить весь огромный спектр социальных проблем не выходит. Потому в отделе действуют последовательно.
— Сейчас хотим отдельно заняться борьбой с наркоманией, уже нашли специалистов. Теперь ищем помещение, где организуем занятия с наркозависимыми, — рассказывает начальник отдела священник Михаил Зазвонов. — А на сегодняшний день наш главный проект — помощь детям-отказникам. Только представьте: они до двух лет находятся в больницах, где нет ставок педагогов. Видят лишь белый потолок, и медсестру со шприцем, которая приходит, чтобы «сделать больно». Потом еще кто-то удивляется — откуда люди с изувеченной психикой! А персонал и рад бы поиграть с детьми, помочь им, но времени нет. Людей не хватает. Мы вот памперсы собираем, чтобы хоть немного времени у медсестер было, а то они не успевают пеленки стирать.
Помочь здесь могут волонтеры. Те, кто не за деньги, а за идею придет в больницы, помогать медикам. Несколько месяцев назад отдел отца Михаила начал создавать подобные волонтерские группы.
Мгновенно нашлись люди: студенты, пенсионеры, представители «среднего класса»…
Церковь — это не только духовенство и наемные работники в приходах. Это все, кто считает себя христианами, ходит в храм, причащается и пробует жить «по-православному». Церковное служение касается и их тоже. А, значит, свой вклад в него должен приносить каждый.
— Жалко, что пока людей не хватает, — сетует работница отдела Елена Томилова. — Было однажды, что в один день пришло сразу тридцать новичков, а осталось из них всего десять. Многие буквально горят, когда приходят, но видят, как это тяжело и «дают задний ход». Впрочем, есть те, кто остаются. Не могу сказать, насколько они воцерковленные и верующие, но у них действительно душа болит, они хотят помогать.
Если проект с волонтерским движением завершится успехом, то его участников привлекут и к другим направлениям. Ведь есть еще старики и инвалиды, которым тоже нужна помощь. Уже сейчас отдел помогает им по мере своих сил.
Впрочем, главный его положительный опыт на сегодня, опять же касается детей…
Здорового ребенка не выменять на свечки
В будний день в храме немноголюдно. С улицы доносится шум, внутри — одни женщины, и что особенно удивительно все они беременны. Для них служится специальный молебен, по окончании которого состоится беседа с психологом.
Православный центр родовспоможения — одно из самых интересных и важных направлений работы социального отдела епархии, инициатором которого опять же выступил отец Михаил Зазвонов.
— Сюда приходят разные женщины: верующие и неверующие, — говорит психолог центра Марина Вигриянова. — Одни ждут молитв и советов священника, другим хочется поговорить с психологом. Бывает, что приходят те, кто с трудом нашел в себе силы отказаться от аборта. Им нужно особое внимание и поддержка. Бывают и «языческие мамы», которые сразу ждут от Церкви чуда. Как бы договариваются с Богом: хотят выменять здорового ребенка на свечки. Мы стараемся им объяснить, что так не бывает, что молитва — это не торг…
Главная задача центра — помочь беременной женщине, освоиться в своей новой роли. Сюда ходят студентки и бизнес-леди, бедные и богатые, матери-одиночки и счастливые супруги.
— Это серьезная проблема, — говорит отец Михаил. — Для современной девушки беременность — настоящий шок. Представьте только: она живет, дружит, развлекается, работает, учится, а ей вдруг говорят: «Готовьтесь стать мамой». У нее в глазах в тот же миг: пеленки, бессонные ночи, детские болезни. Она в шоке, ищет поддержки. А тут еще будущий папаша заявляет: «Я не готов стать отцом!». В результате то, что было естественно для женщин в течение тысяч лет, современным городским дамам кажется чем-то несовместимым с жизнью. И, конечно, они нуждаются в помощи.
— Но сегодня так много говорится о демографии. Почему же государство не помогает будущим мамам?
— Помогает. Но в нашем случае речь идет не просто о вмешательстве врачей или поддержке деньгами. Здесь куда более тонкая сфера. Когда у человека тяжело на душе и ему нужен совет как следует поступить, какой путь в жизни ему выбрать, он не идет к государству. Никогда. Он пытается опереться на родню, на друзей, а порой (причем не так уж и редко) на Церковь.
Чтобы такие люди не оказались возле закрытых дверей, отец Михаил готовиться встречать их на пороге храма, разговаривать, искать с ними общий язык, и учить их христианскому взгляду на мир.
В центре вспоминают, как в семье одного серьезного бизнесмена родился ребенок-даун. Действительно драматическая ситуация. Но вышло так, что именно она сплотила семью, сделала ее по-настоящему крепкой — родители не перестали любить своего ребенка, напротив, начали помогать другим семьям с теми же проблемами, создали клуб взаимопомощи и обмена опытом.
— Даже если ребенок болен или некрасив — что с того? — удивляется отец Михаил. — Почему, в первую очередь, своих друзей мы хотим видеть верными, супругов — любящими, а детей — только здоровым и красивым? Словно они не живые! Вот у нас была одна девушка из глубинки. Приехала в Нижний без профессии, без работы, без жилья. Стала пытаться освоиться на новом месте. А мне так и сказала: «Может, я не состоялась как личность. Но я могу дать жизнь. Это важно». Мы стараемся ей помогать, вот работу ищем. Надеюсь, у нее все получится, ведь она понимает главное: ее ребенок, даже когда он еще не родился — уже человек.
Чем бы не занималась Церковь, она смотрит на все через призму христианской веры. И когда она учит этому взгляду других — это не психологическая помощь, и не «подпорка для слабых», как порой называют религию ее противники. Это особое отношение к миру.
Умение доверять Богу.
Тюрьма как ворота в рай
Нижегородская область протянулась на пятьсот километров с юга на север, от поволжских степей до начала тайги. Такой же нитью тянется сквозь нее сеть тюрем и лагерей. Есть они и в самом Нижнем, и в почти недоступных лесах на севере. Для тех, кто снаружи, вся эта система кажется адом на земле, попасть в который все равно, что умереть.
Но есть те, кто добровольно спускаются в ад.
У священника Евгения Панюшкина серьезный «тюремный срок». Он посещает заключенных с 92-го года. В его речи поражает то, что он вполне серьезно без иронии произносит слово «правозащитник», ставшее в последние годы каким-то уничижительным.
— Сейчас там жить более-менее можно, — говорит отец Евгений.
— А в 90-е страшно было?
— Да. Помню, в одной зоне на полторы тысячи человек остался мешок картошки. Они крапиву вокруг покосили, овес последний забрали у лошадки и из этого кашу делали. Больше людям вообще есть было нечего. И никто не знал, что будет дальше…
Мы общаемся в домике при городском храме, где служит отец Евгений. Небольшая комната для отдыха священнослужителей, под столом стоит коробка с печеньем. На коробке надпись: «Тюрьма». За окном алтарники храма помогают людям в форме ФСИН {СНОСКА: ФСИН — Федеральная Служба исполнения Наказаний} грузить в машину столы. Это в помощь Нижегородскому СИЗО.
Сам батюшка постоянно выбегает на улицу — помогать…
Журналисты любят рисовать «зону» в серых тонах: серые лица, серое небо, гулкие коридоры. Отец Евгений говорит, что это скорее передает настроение, нежели отражает реальность. Он вспоминает, как немецкая делегация была поражена туберкулезной колонией, где заключенные играли в футбол. Обреченные больные даже не думали ложиться и ждать смерти.
Везде жизнь. Везде люди.
— Я многих там видел. Был врач, который в приступе отчаяния убил своего сына-наркомана и горько раскаивался в содеянном. А рядом с ним сидел другой преступник, который даже не может понять, что же такого плохого совершил, убив человека. Ко мне такие от скуки тоже приходят, поговорить. Я спрашиваю: жалеешь убитого, молишься за него? А он мне в ответ: «да нет, а что тут такого, убил и убил…», — рассказывает отец Евгений. — И все же таких искренних исповедей как там, я нигде не слышал, пусть даже их было не очень много. В тюрьме как нигде ощущаешь отсутствие рядом Бога. На воле это сложнее, а оказываешься за решеткой, и привычная среда разом уходит из-под ног. Хватаешься за соломинки человеческих отношений: любви, дружбы — и видишь, как они недолговечны. Друзья предают, любимая не хочет ждать годами неудачника-зэка. Ты остаешься один. А вот это действительно страшно. Потому люди и начинают тонуть в тюремном болоте. Но есть те, кого еще можно вытащить. Только для этого им нужна вера, а, значит, наша помощь там незаменима…
Несколько лет назад в Нижегородской семинарии ввели особый курс по тюремному служению, будущие священники выполняют по нему работы и пишут курсовые. Кое-кто защищает дипломы. Но главным остается практика, которой заведует отец Евгений.
Семинаристы общаются с заключенными, говорят им о Православии, отвечают на вопросы, а, порой, приходят просто навестить. Для многих в тюрьме важно обычно внимание. Когда будущие батюшки на двух гитарах исполняли песни ДДТ в медсанчасти одной из зон, их встречали аплодисментами и слезами.
Насколько это было искренне — сказать трудно. Слезам и раскаянью заключенных доверяют немногие. Тем более, что активного прихожанина тюремного храма, могут освободить условно-досрочно. Так что в показном благочестии у зэка может иметься вполне меркантильный интерес.
— Нам один майор так сказал, — вспоминают семинаристы. — Вы их не знаете: они сейчас на коленочках стоят и крестятся, а выйдут и убьют кого-нибудь, не моргнув.
Можно ли так однозначно судить о каждом человеке? Наверное, нет. Тем более нельзя судить извне, потому что понять тюрьму до конца можно лишь изнутри.
— Бесполезно рассказывать, — говорит семинарист-пятикурсник Анатолий Киселев. — Там все, по-другому. Там люди смотрят на тебя и уже знают, кто ты. Чувствуют. У нас был один человек, учившийся когда-то в милицейском вузе. Ему там сразу сказали: «Вам, молодой человек, не советуем по отрядам ходить. Милицию тут не любят»…
«У нас нет розовых очков, мы все понимаем» говорят отец Евгений и его семинаристы. Они сетуют на популяризацию блатной культуры, дескать, недавно в одном интернате ребята прямо заявили: смотрим фильм «Зона» и хотим быть как его герои. Вздыхают, что сами заключенные стали другими. Если раньше приход на зону наркомана был пусть и не редким, но все же событием, то сегодня в колониях для малолеток большинство уже законченные «торчки». Говорят, что это просто отражение нашей жизни. И если так стало там, значит что-то не в порядке здесь.
Говорят — и продолжают работать. Пытаются сделать хоть что-то для тех, кто по другую сторону колючей проволоки. Мечтают «вытащить хоть кого-то».
…Старший алтарник в храме отца Евгения — его тезка, тоже Евгений. Вся его жизнь связана с приходскими делами и епархиальным училищем, расположенным неподалеку. Сам он признается, что ему страшно отходить далеко от храма.
По ночам Евгений пишет письма людям на зону, где сам отсидел почти девять лет за разбойное нападение.
— Я уже не знаю, как это так: жить без Бога, — говорит он. — С Ним так просто, с Ним по-другому на мир смотришь. Бывало, толкнет кто-нибудь, а тебе разве что смешно. Раньше бы точно полез разбираться, теперь не знаешь — зачем это. И дело не в каком-то смирении. Просто без Него… Без Него — пустота…
А отец Евгений Панюшкин тем временем готовит новые поездки по тюрьмам, собирает помощь для заключенных. Его служение нельзя выразить в сногсшибательных цифрах «перековавшихся» заключенных, но этого никто не ждет. Батюшка просто пытается живет по заветам своего отчима, служившего тюремным охранником.
И погибшего от руки заключенного.
— Как вы после этого с ними общаетесь?
— Так как он меня учил: жалею их. Ему ведь туберкулезный больной в лицо однажды плюнул, а он потом на суде просил ему срока не давать. Говорил: не надо, у него и так жизнь тяжелая. Наверное, это меня многому научило.
Незаметное действие
До революции село Катунки, что приблизительно в восьмидесяти километрах от Нижнего, было крупным промышленным, экономическим и ремесленным центром. В 1814 году здесь появилась первая во всей губернии сельская школа. Местных предпринимателей Ленин приводил в пример, описывая модели развития капитализма. В селе было пять храмов, в 1913 году хотели строить шестой. Но помешала война.
Когда началось строительство Горьковской ГЭС, церкви были уже закрыты, да и сами Катунки из «витрины капитализма» превратились в обычный ничем не примечательный поселок. Разлившись в Горьковское море, Волга скрыла под собой часть села и несколько храмов. Катункам предстояло исчезнуть, как сгинули сотни других поселков и деревень.
Помешал этому Николай Поляков, руководитель Нижегородского налогового управления.
— Я — человек со дня моря, — говорит он, имея ввиду, что его родной дом остался где-то под волжскими водами. Но в тоже время став серьезным чиновником, Николай Поляков не бросил село, сделал все, чтобы оно не «утонуло» окончательно.
Он искал спонсоров, выступал в областном законодательном собрании, проводил в селе большую часть свободного времени. Его трудами в Катунки провели газ, отремонтировали школу, больницу и библиотеку.
Вслед за этим началась реставрация храмов, сумевших избежать затопления. Николай Поляков вспоминает, что поначалу возрождались они просто как памятники архитектуры. Никто не ждал, что они будут востребованы, ведь православная община в селе насчитывала не более десяти человек.
Потом все изменилось.
— Молодой священник, отец Андрей, меня удивил, — говорит Николай Поляков. — Приехав в Катунки, он поступил очень мудро: начал говорить с людьми, проводить вечера культуры, показывать фильмы. И результат уже есть. Сегодня у него уже человек семьдесят постоянных прихожан. Причем, это, в основном, молодежь. А, главное, приход стал одним из тех стержней, на которых держится село. И будет держаться. Ведь тысячу лет люди здесь жили, чтобы и дальше не жить?
Катунки — маленький, но яркий и далеко не единственный пример того, как светское общество и Церковь работают вместе. Наверное, они могли бы обойтись друг без друга, но это было бы гораздо сложнее. А потому они действуют вместе, и здесь нет нарушения чьих-то интересов.
В газетных и кухонных спорах часто приходится слышать стандартное: «попы хотя диктовать нам, как жить». Но в Катунках об этом не говорят, здесь другая ситуация, никто не борется за власть и влияние — все делают одно общее дело, приносящее общую выгоду. И очень жаль, что такие места и такие примеры сотрудничества остаются сегодня без должного внимания…
Ранним вечером мы с Алексеем Суховым, архитектором из Нижнего, стояли у городского кафедрального собора, изучая листовку, наклеенную кем-то на его ограду. Текст призыва был прост: перевернуть мир и свергнуть НАТО. Для этого нужно явиться на митинг с иконами святых русских вождей (видимо Сталина и Ивана Грозного), а также обязательно в некой загадочно «православной символике».
Не надо быть пророком, чтобы понять, как будут развиваться события. Десяток-другой бородатых людей, обвешанные неканоническими иконами соберутся, покричат и еще раз докажут всем вокруг: Церковь способна лишь требовать себе власти и призывать к погромам.
— Жалко, — вздохнул Алексей. — Ведь это сеет рознь не только между Церковью и обществом, но и среди нас, православных. А ведь мы столько могли бы делать, безо всяких знаков различия. Вот так, к примеру, — он показал рукой на новую детскую площадку, которую собор построил на своей территории. Горки, качели, песочница. Сюда собралась детвора со всего района. Лавочки вокруг были плотно заполнены, наблюдавшими за ними бабушками и мамами.
Странно, подумал я, а ведь площадка действительно построена собором. И никто не обращает на это особого внимания, воспринимают как само собой разумеющееся, да и Церковь не спешит хвалиться, хотя могла бы заработать на этом определенные политические дивиденды.
Наверное, так и надо.