Протоиерей Александр ОВЧИННИКОВ
клирик Никольского храма г. Шатура, Балашихинской епархии
Моя классная руководительница до сих пор не верит, что я священник, хотя я служу уже двадцать лет. Родился я в Байконуре, в семье военных. Отучился на автослесаря. Любил пошутить, побродить, был такой шалтай-болтай. Но в церковь ходил. И очень вовремя, в разгар переходного возраста, наш настоятель взял меня, что называется, в ежовые рукавицы. «Готовься поступать в семинарию», — говорит. Я поначалу отнекивался, мол, не с моими мозгами, а он: «Пробуй». Я попробовал и… поступил. Отучился в Саратове, женился, мы с матушкой перебрались в Саратовскую область, стали появляться дети. Так и жили, пока с нашим старшим сыном Ваней не случилась беда.
Произошло это 8 октября более семи лет назад, Ване было восемь, он учился во втором классе. У нас тогда было уже пятеро детей. Начались осенние каникулы, мы с детьми поехали это отмечать в кафе. И то ли картошка там была кислая, то ли еще что, но на следующий день всем нам было плохо, и Ване хуже всех — он ни есть, ни пить не мог и мучился от страшной головной боли. Врачи в один голос твердили: «Ложитесь в инфекционку». И только сельский фельдшер тетя Ира посоветовала сделать МРТ. Мы ее послушали, и всё стало ясно: медуллобластома, опухоль головного мозга. Потом была операция в Москве, пересадка костного мозга, химия, лучевая терапия — в общей сложности 74 сеанса. В итоге Ваня более-менее слышит только левым ухом, а правым не слышит совсем.
Весной прошлого года случился четвертый рецидив. Врачи только руками развели: «Вы, — говорят, — получили всё лечение, которое есть в мире». Тогда мы поехали в Петербург, где нам предложили экспериментальную терапию, которую в России еще никто не проводил.
Я ездил с Ваней по всем больницам. Видел деток, которые сами не могут даже ложку держать. Слышал, как родители кричат от ужаса и, выходя из больницы, буквально сходят с ума. Видел, как спиваются матери прямо в отделении. Всех детей, с которыми Ваня лежал, уже нет. Нам врач сразу сказал, что на его памяти только один пациент вылечился, завел семью.
Психологически выдержать такое очень трудно. Я всегда считал себя сильным человеком и, когда всё только начиналось, был настроен очень решительно. А потом стал сдавать — дошло до инсульта.
Да и вся семья была истощена и морально, и физически. И тут нам очень помог лагерь «Шередарь». Мы поехали туда на семейную программу все ввосьмером. Нам даже выделили отдельный домик. Мы участвовали во всех мастерских лагеря, расписывали тарелочки, были в веревочном парке. За эти четыре дня мы впервые за много лет расслабились, вспомнили, что мир прекрасен, почувствовали, что можно жить дальше. Мы даже слышать друг друга стали лучше — что-то изменилось в общении.
Мы прошли всё: внутреннюю борьбу, опускание рук, маловерие. Я знаю, что значит опуститься на самое дно. Однажды Ваня мне сказал: «Не хочу больше причащаться». И тогда я стал просить Господа помочь мне найти слова, чтобы вразумить сына. Раньше я говорил, что других ребят, которые лежали с ним, перевели, выписали. А в тот вечер начал резко: «Ты мальчика, тоже Ваню, помнишь?» — «Да». — «Его больше нет». И я перечислил всех детей, с кем Ваня играл в больнице. «Ты понимаешь,— говорю, — у тебя осталось только одно лекарство? Больше тебя ничего не берет». И всё. Мы сидели вдвоем в палате в страшной звенящей тишине. С тех пор Ваня никогда не отказывался причащаться.
Только вера в Бога нас и держит. После мгновений отчаяния сила духа возвращается, и такие чудеса происходят! Один профессор пару лет назад признался: «Если бы я просто посмотрел результат вашей МРТ, я бы вам дал месяц».
Ваня очень любит скорость, все просит: «Папа, купи мне мотобайк». А еще говорит, что хочет стать трактористом. Но мы пока не загадываем. Пусть сначала школу окончит…
Мы не знаем, что с нами будет через месяц, через два. Нас Господь несет в своих ладонях над бездной. А нам остается лишь верить и просить Его — а это ведь тоже труд.
Благодарим фонд «Шередарь» за помощь в подготовке материала.
