Давно и не мной замечено: современный человек очень часто борется не с христианским взглядом на жизнь, а со своими представлениями об этих взглядах. Самые распространенные заблуждения, как мне кажется, касаются представлений о том, что такое грех и заповедь. Грех чаще всего воспринимается как нарушение заповеди как внешнего закона, который дан Богом по праву более сильного, умного и проч. Иными словами, в некой единой системе запретов есть правила дорожного движения, есть правовые нормы, а есть заповеди, которые не нужно нарушать, если хочешь быть вполне хорошим.
Библейская история Адама и Евы при таком взгляде понимается буквально, как капризно-волевой запрет Бога кушать какие-то плоды, а вовсе не как необходимое родительское предупреждение: данный плод опасен для вашего здоровья, для вашей жизни: А от дерева познания добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертию умрешь (Быт 2:17). То есть последствие «праздника непослушания» – не гнев Божий, а смерть созданного Им человека, который становится смертным. Бог, понимая, какие опасности подстерегают человека, предупреждает его об этом именно как любящий Отец, а не как администратор.
Представление о заповеди как о внешнем законе и о грехе как о его нарушении сегодня преобладает не только у тех, кто интересуется (или не интересуется) христианством, но и у тех, кто считает себя христианином. И здесь кроется одна очень существенная, на мой взгляд, неточность, ошибка, которая весьма сильно искажает наши представления и о грехе, и о наших, так сказать, отношениях с грехом, и вообще о нашем естестве и об отношениях с Богом.
С христианской точки зрения заповеди Божии – не внешние по отношению к человеку установления, а внутренний закон, согласно которому люди должны развиваться. Творец, создавший мир и человека, создал и законы жизни: не только правила вращения небесных сфер или движения молекул, но и законы возрастания человека как личности, как образа Божия. Недаром великий философ Иммануил Кант говорил: «Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, – это звездное небо надо мной и моральный закон во мне». Закон во мне – иными словами, этот закон – не внешнее по отношению ко мне правило поведения, а внутреннее условие моей нормальной жизни. В этом – еще одно принципиальное отличие христианской морали от морали атеистической: нравственность для христиан не есть результат договоренности людей о том, как им жить, но требование самой природы человека, условие ее нормального функционирования. Несоблюдение нравственного закона разрушительно для человеческой личности.
Таким образом, нарушение заповеди – акт неестественный. Для сотворенного Богом человека грешить неестественно; так же неестественно, как, скажем, для яблока взмывать с яблони вверх, а не падать вниз, или для автомобиля заправляться не бензином или газом, а апельсиновым соком. Улетающее вверх яблоко будет противоестественным, нарушающим закон природы явлением, а не нарушением какого-то внешнего распоряжения местного садовника. Точно так же, говорят христиане, противоестественен для человека грех. Заповедь – не внешнее ограничение нашей естественной свободы, а путь к реализации человеческой личности. Кажется, митрополит Сурожский Антоний говорил, что заповеди Христа – это указание на то, каким может стать человек, если он свободно последует тому, что предназначено для него Творцом.
Иными словами, законы нравственности так же объективны, как и законы природы. В чем же тогда отличие? Нарушение физических законов сразу стало бы очевидным и ощутимым. С духовным и нравственным законом дело обстоит тоньше. Еще древнеримский философ Сенека очень точно сказал, что болезни, которые поражают душу, тем и отличаются от телесных, что чем больше болеешь, тем меньше чувствуешь. А христианский святой Григорий Богослов сравнивал грешника с собакой, которая лижет пилу, пьянея от вкуса собственной крови.
Есть у законов духовной и нравственной жизни еще одно отличие от законов природы. Они не только объективны, но и субъективны: мы сами должны захотеть исполнять эти заповеди. Правильное исполнение внутреннего морального закона не может быть насильственным, оно имеет смысл лишь тогда, когда заповеди осознаны нами как потребности нашей души. Когда не грешить становится таким же естественным, как дышать. Трудно? Да. Но не невозможно, поскольку укорененность в заповедях вводит человека в союз с Богом, Который осуществил спасение мира. Ибо, как говорил святитель Григорий Богослов, «Бог стал человеком для того, чтобы человек мог стать богом».
