
Вопрос читателя:
Молятся ли наши близкие умершие за нас?
Наталья
Отвечает протоиерей Андрей Ефанов:
Согласно церковному преданию после смерти о живущих могут молиться, предстательствовать перед Богом, только святые, потому что их состояние настолько приближено к Богу, они настолько полны любви, которую стяжали в жизни, что она изливается и на нас, живущих сейчас. После смерти человек не может никак изменить свое внутреннее состояние. Если оно святость - да, он молится. Если же его душа искалечена, истощена грехами, то он сам нуждается в молитвах живущих о нем. Так что он сам молиться не может, а вот Вы молитесь. И если Ваши близкие не причислены к лику святых (например, новомученики и исповедники российские), то, увы, молиться они не могут, а вот Ваши молитвы им очень помогут. С Богом!
Архив всех вопросов можно найти здесь. Если вы не нашли интересующего вас вопроса, его всегда можно задать на нашем сайте.
На заставке фрагмент фото pieterww (cybershot)
Вот ещё один комментарий
Видят ли нас умершие после смерти
В воспоминаниях священноисповедника Николая, митрополита Алма-Атинского и Казахстанского, есть следующий рассказ: Однажды Владыка, отвечая на вопрос, слышат ли умершие наши молитвы, сказал, что не только слышат, но и «сами за нас молятся. И даже больше того: видят нас, какие мы есть в глубине сердца нашего, и если мы живем благочестиво, то радуются, а если нерадиво живем, то печалятся и молятся о нас Богу. Связь наша с ними не прерывается, а лишь временно ослабляется». Затем Владыка рассказал случай, который подтверждал его слова. ***
Повесть афонского монаха о видении во время панихиды
Раздел: О главном
«Будь внимателен и осторожен! не позволь себе доверить чему-либо, не вверься поспешно явлению, хотя бы оно было истинное и благое», – так, словами преподобного Григория Синаита и других святых отцов, православная Церковь учит нас с осторожностью относиться к различного рода мистическим видениям и переживаниям, встречающимся нам на пути. Публикуемая «повесть афонского монаха» также относится к сфере, где всем нам необходима максимальная осторожность, однако содержащиеся в ней поучения и свидетельства о важности поминания усопших так ярки и убедительны, что утаить их накануне Вселенской родительской субботы просто невозможно...
* * *
Была родительская суббота, кончилась Литургия. Одни из присутствующих уже выходили из церкви, а другие остались и стали подходить к общему кануну (стоящему, по обыкновению, посредине церкви). Я же, пишет монах, стоял на клиросе...
Вышли из алтаря священник и диакон. Священник провозгласил: «Благословен Бог наш, всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь». Диакон зажег свечи, стал раздавать их присутствующим. И в это время я увидел, что много народа стало входить в дверь храма с улицы, а затем проникать сквозь стены и окна. Храм наполнялся множеством прозрачных теней. В этой массе я увидел женщин, мужчин, юношей и детей. Определил я по внешнему виду священников, императоров, епископов и между ними простого чернорабочего, дряхлого солдата-поселянина, бедную женщину и нищих вообще.
После возгласа священника они бесшумно, но чрезвычайно быстро заполнили собой весь храм, становясь тесно друг с другом. Все они как буд-то стремились к кануну, но почему-то не могли подойти к нему. Я не мог оторвать глаз от этой удивительной картины.
Наконец их набралось так много, что реальные молящиеся казались мне фигурами, ярко нарисованными на фоне этих удивительных теней. Они (тени), подходя в безмолвии, становились у священного алтаря. Некоторые из них как будто бы преклоняли колени, другие нагибали головы, точно ожидая произнесения приговора. Дети протягивали руки к свечам, горящим на кануне, и к рукам молящихся живых.
Но вот диакон вынул записки и начал читать написанные на них имена. Удивлению моему не было конца, когда я заметил, что порывистым, радостным движением выделялась то одна, то другая фигура. Они подходили к тем, кто помянул их, становились рядом с ними, глядели на них глазами, полными любви, радостного умиротворения. Мне даже казалось, что в руках духов появилась какая-то духовная горящая свеча и они сами, молясь вместе с молящимися за них, сияли необыкновенно радостными лучами.
По мере того как прочитывалось каждое имя, из толпы безмолвных теней все более выделялось радостных фигур. Они бесшумно шли и сливались с живыми молящимися. Наконец, когда записки были прочитаны, осталось много неназванных – грустных, с поникшей долу головой, как будто пришедших на какой-то общий праздник, но забытых теми, кто бы мог пригласить их на это великое для них торжество. Некоторые из душ тревожно посматривали на дверь, словно ожидая, что, быть может, придет еще близкий им человек и вызовет их в свою очередь.
Но нет, новые лица не появлялись, и неназванным оставалось только радоваться радостью тех, которых призвали пришедшие для единения с ними.
Я стал наблюдать за общей группой молящихся, которая как бы смешалась с дрожащими в светлых лучах призраками из потустороннего мира, и увидел еще более чудную картину.
В то время, когда произносились слова «Благословен еси, Господи, научи мя оправданиям Твоим» или слова «Сам, Господи, упокой души усопших раб Твоих», видно было, как лица живых озарялись одинаковым светом с лицами отошедших, как сердца сливались в одно общее сердце, как слезы не уныния, а радости, текли из глаз тех, кто носил телесную оболочку, и в то же время какой горячей любовью, беспредельной преданностью горели глаза помянутых.
При облаке дыма благовонного кадила, при струях дыма от горящих свечей раздался дивный молитвенный призыв: «Со святыми упокой...», и я увидел, что вся церковь как один человек стала на колени и духи, имена которых были помянуты, молились и за присутствующих, и за себя, а те, о которых забыли, молились лишь за себя.
Когда окончилось молитвенное песнопение, затухли свечи и священник прочитал последний возглас, а диакон закончил общим поминовением отошедших, стоящие передо мной тени стали исчезать, и оставались только люди, пожелавшие отслужить еще частную панихиду за своих усопших. Тогда я увидел на лицах такой покой, такое удовлетворение, такое обновление, которое не в силах передать.
Велик, свят и отраден для усопших обряд поминовения Православной Церковью. И как грустно бывает тем, кого предают забвению, лишая их не только радости видеть себя не забытыми, но и замедляя тем их духовное обновление и прощение их согрешений у Господа как во время панихиды, так тем более во время Литургии. Потому что с каждым разом, когда священник вынимает частицы за упокой душ, души эти получают милость, приближаясь к Царствию Божию.
Эту жажду усопших – чтобы помнили – испытывает каждый из нас. Оттого нередко они и напоминают о себе в наших снах накануне их дней рождения или смерти, накануне родительских суббот.
Каждое наше слово, мысль, воспоминание об усопшем моментально отзывается на нем, причем воспоминание добром – отрадно, воспоминание же злом – мучительно, ибо вызывает у него угрызение совести. Можно себе представить, как ужасны загробные муки для людей, которых трудно вспомнить добром.
Вот почему законы народного милосердия требуют не говорить ничего дурного об усопших, чтобы не растравлять их душевные раны. Все сие должно служить нам предостережением: в жизни поступать так, чтобы после смерти своей не заслужить чувства презрения к нам, укора и ненависти или, еще того хуже, проклятия, и этим бы лишиться молитв наших близких.
Это я прочитал на одном из православных сайтов. Значит, все таки могут молиться. Или это ересь на православном сайте?..
Отвечать на вопросы здесь, как я вижу, не принято?
Дмитрий, на наш сайт приходит очень много комментариев - редакция не имеет возможности отвечать на все. Вы можете задать свой вопрос священнику, воспользовавшись формой, ссылка на нее дана в тексте. Вот она: https://foma.ru/prostyie-voprosyi
> "После смерти человек не может никак изменить свое внутреннее состояние. Если оно святость — да, он молится. Если же его душа искалечена, истощена грехами, то он сам нуждается в молитвах живущих о нем. Так что он сам молиться не может."
Извините, непонятно.
Почему грешный человек (большинство из нас таковы, мало кто свят) может молиться, пока он жив и перестает иметь такую возможность после смерти? Почему внутреннее состояние можно изменить при жизни и нельзя после смерти? В чем разница? Тела нет? Но душа-то есть. Почему она не может молиться? Или молиться можно только при наличии тела вслух, губами, а мысленная молитва Господом не считается?
согласен с о. Евгением. Я Считаю что, можно к своим обращаться и просить молитв. Потому что мы не знаем где наш родственник. Но необходимо и самому молиться за него. Именно так и сохраняется связь родственниками живыми и мертвыми. Если я не прав то поправьте, так как я недавно в сане священника.
Батюшка, Вы осторожней с подобными суждениями " ...если Ваши близкие не причислены к лику святых (например, новомученики и исповедники российские), то, увы, молиться они не могут..." Страшный суд Вы отменили? Теперь церковь решает кто достоин вечного блаженства, а кто нет? Простите но по видимому мы с Вами служим в разных Церквах. Увы!
Батюшка как молиться за тех, кто был крещен, но в церковь не ходил? И за тех, о которых неизвестно были ли они крещены?
Мы ведь при социализме жили и большинство были неверующие. Как за них молиться? О верующих заказываем обедни, это им очень помогает. А будет ли какая-нибудь польза некрещенным или крещенным, но не ходившим в церковь, не причащающимся, если за них молиться?
Всё таки не причисление к лику святых даёт возможность молится на небесах, а праведная жизнь. Церковь просто удостоверяет случаи праведности, но не определяет, а внутренее состояние человека в полной мере известно только Богу