Исповедь прогоревшего бизнесмена эпохи первоначального накопления капитала.
Первым, кто по Воскресении Христовом вошел с Ним в рай, был, как повествует Евангелие, распятый рядом со Спасителем и исповедавший Его на кресте разбойник. Попросту говоря, бандит. Господь обещал спасение всем раскаявшимся грешникам. Но при этом почему-то особо выделил богатых, предупредив, что им войти в Царствие Небесное будет очень трудно. Не невозможно, а именно трудно. Почему именно им? Ведь в Евангелии о них чаще всего говорится как об очень приличных, достойных людях? Значит, происходит в их душах что-то такое, что становится почти непреодолимой преградой между ними и Богом? Вряд ли какой-нибудь бизнесмен согласился бы откровенно обсуждать с нами эту тему - ответы на такие вопросы человек обычно ищет в разговоре с духовником, а не с корреспондентом журнала, пусть даже православного. Поэтому мы обратились к нашему коллеге, журналисту Владимиру ШПАКУ, который в начале 90-х был в буквальном смысле "владельцем заводов, газет, пароходов" и все искушения богатством в его "новой русской" версии прошел на собственном опыте.
Надоело быть бедным
- Владимир Георгиевич, вот Вы - журналист. Вы и в 80-е годы были журналистом. Почему Вы вдруг решили заняться бизнесом?
- Ну, это чисто американская история. Мне надоело быть бедным. Впереди было светлое капиталистическое будущее, кооперативное движение развивалось. А поскольку я работал в газете, появилась идея продавать газеты. В разгар перестройки они покупались с лета. В Москве были знакомые, которые этим занимались. И все начиналось с мелкого опта: с "Московских новостей", "Огонька" и газеты "Демократический союз". Но постепенно ассортимент расширялся, и к 1991 году, когда этот бизнес стал уже побочным, там было все - от "Московских новостей" до совершенно порнографической газеты "Еще". А ведь поначалу имелось в виду продавать не абы что, а нести в массы что-то доброе, светлое, демократическое.
Первое ощущение - опьянение от того, что у тебя появляются деньги не только на закупку следующей партии, но и для себя. Но когда эйфория прошла, стало ясно, что это все мелко и надо что-то еще придумать.
Тогда началась торговля книгами - тоже был дефицит. А потом родилась здравая мысль: зачем торговать чужими, если можно продавать свои. Тогда все смотрели "Рабыню Изауру", и мы решили, пока сериал не закончился, быстренько издать "первоисточник". Эту книжку на португальском нам из Латинской Америки бесплатно привез знакомый студент. Литературного переводчика, естественно, не было, и перевод делал человек, который до этого имел дело только с морскими коносаментами и накладными. Ну и результат, конечно, был соответствующий. Там была фраза, которая, как я понимаю, должна была звучать как "щелкнул клювом" - у нас она была переведена: "лязгнул зубами". А поскольку переводчик, как водится, затянул, типография уже стояла под парами, и, кроме того, наш креатив неожиданно нашел отклик - люди, у которых мы до этого покупали книги, заинтересовались нашей "Рабыней" и уже прислали машину, пришлось издавать ее, даже не показав корректору. "Зубастый петух" - это еще цветочки. Литературный критик Андрей Немзер в газете "Сегодня" потом разразился разгромной статьей по поводу нашей "Рабыни", назвав ее самым чудовищным изданием за всю историю русской словесности.
Но продавалась она, как горячие пирожки - сериал еще шел. Первый тираж - 50 тысяч, потом еще пятьдесят, потом, еще, еще... Потом мы выпустили еще один бестселлер - руководство "Как изготовить вино в домашних условиях". Тоже популярная была книжка, но успех "Рабыни Изауры" повторить не удалось. А потом это стало неинтересно. Пришел 91-й год, и у людей кончились деньги. Было понятно, что в ближайшее время на фоне тогдашней инфляции и того падения уровня жизни книжки просто не будут покупать.
А рыба... Ее можно кушать, а кушать люди любят.
- Когда деньги появились, благотворительностью не занимались?
- Нет. Я помогал газете, в которой раньше работал, особенно в августе 91-го: я им всю бумагу для экстренных выпусков во время ГКЧП проплатил. Потом одной знакомой, которая создавала семейный клуб и службу психологической помощи. А просто дать денег каким-то бедным, чтобы они себе купили колбасу и съели?... Как-то нелепо. Значит им и завтра нужно давать, и послезавтра... А зачем? Я тоже был бедным: у меня, когда я пришел корреспондентом в редакцию, зарплата была 90 рублей - до конца месяца не хватало. Но я же пошел и заработал! И любимое присловье у меня тогда было: просить - дело нехитрое, а попробовать поработать не думали?
Понимаете, отношение человека, который заработал первые деньги, к бедным, к людям, которые не заработали - почти всегда плохое. Потому что если я, в общем, такой же как все - могу, то почему ты не можешь? Конечно, у кого-то - я знал таких людей - возникает ощущение собственного превосходства, и они начинают заниматься благотворительностью, движимые именно этим ощущением. "Я же крутой... И я даю вам деньги, потому что сами вы - ни на что не способны ". Честно говоря, не знаю, какое из этих ощущений "лучше".
Размывая границы совести
- А почему Вы решили заняться именно рыбой? Сейчас все успешные бизнесмены рассказывают, что начинали с компьютеров.
- Конечно, жил бы я не в Астрахани, занялся бы чем-нибудь еще, той же нефтью. Или компьютерами. Мы их тоже продавали, но для нас это был побочный бизнес. Вообще, те бизнесмены, которые говорят, что начинали с компьютеров - это люди, которые изначально работали с бюджетными деньгами (тогда была объявлена программа компьютеризации госучреждений, и под это дело был выделен бюджет). А это уже не капитализм, не бизнес. Это - классический "откат", который тогда только начинался. Если госпредприятию надо было по разнарядке закупить, скажем, 100 штук компьютеров на 100 тысяч инвалютных рублей, чиновники за 20% "отката" с удовольствием покупали какую-нибудь гонконгскую "серую сборку". И прибыль это давало примерно такую же, как рыба.
- Выходит, вы сами развращали чиновников? Угрызений совести не было?
- Да, развращали. И совесть не мучила. Просто так было удобно. А потом было очевидно, что государство разваливается. И это было совершенно замечательно для бизнеса. Зачастую ты мог вполне обойтись вообще без чиновника. В конце концов, тот же сертификат на рыбу ты мог на ксероксе сделать - никто в твои дела не лез. Чиновник был нужен для решения тех немногих вопросов, которые государство пока оставляло за собой. То есть, было ощущение (иллюзорное, конечно), что это - умирающий класс, который доживает последние дни. А потом великая рука рынка сама все расставит по своим местам.
Казалось, это - просто бизнес. Ну, вот хотя бы продажа конфиската: наши славные борцы с браконьерами отбирают у них рыбу, ее надо куда-то деть, государство устанавливает определенную цену, отлично! - оно свои деньги получает. Но реальная рыночная цена от государственной отличается, мягко говоря, серьезно. Поэтому ты договариваешься с конкретными людьми, и они всю эту рыбу отдают тебе и говорят (вполне резонно для периода первоначального накопления капитала): понимаешь, старик, мы тебе отдаем рыбу, ты ее продаешь втрое дороже; так вот, рыбу мы тебе гарантируем, а прибыль делим с тобой пополам, или ты получаешь две трети, а мы одну (это уже - как договоримся).
Конечно, в принципе, можно этим не заниматься. У меня была ситуация, когда я не стал работать с чиновниками. Мне надо было везти рыбу в Казахстан, нужны были всякие документы и регистрация на таможенных постах. С меня за оформление всего этого сразу потребовали деньги. Меня это возмутило, и мы просто возили рыбу без таможенного оформления. Это, конечно, криминал. Но и то - тоже криминал. Выбор был не богат. Самое смешное, что и чиновники понимали, что без них можно обойтись, и очень обижались. Они приходили и убеждали: может быть, я все-таки буду оформлять все легально и что-то им платить, но снижали ставки. Вот такой бизнес.
- То есть бизнеса, не преступавшего закон, в России вообще не было?
- Не могло быть. Статью за валютные операции отменили только в 90-х. А статья за спекуляцию? То есть, когда я покупал газеты по оптовой цене и продавал раза в 2-3 дороже, по рыночной цене, я нарушал, как минимум, эту статью. А когда покупал валюту, я совершал валютное преступление. Но было понятно, что меня за это не накажут. А планка-то смещается. И мне было совершенно ясно, что за эту рыбу меня не накажут. Но, конечно, приличнее возить через таможню. Вся загвоздка была даже не в цене вопроса, а в том, что таможенники занимались вульгарным вымогательством.
А взятку ни морально, ни психологически, я не мог дать никогда. То есть прийти в какой-то кабинет, занести конвертик - это для меня физически невозможно. Другое дело некая договоренность с частными лицами об оказании мне частных услуг. У меня был человек, который занимался вопросами квот: я ему платил и говорил, какие квоты мне нужны, и он "решал вопрос". В моих глазах он был просто лоббистом. А проблемы начались, когда мне предложили вступить в "союз промышленников" и внести деньги, которые какие-то дяди из администрации потратят, как сочтут нужным. При этом ничего для меня делать они не собирались. Это была просто плата за невраждебное отношение. Вот это уже коррупция. Я отказался. И понеслось...
- А вообще, в принципе, бизнесмен может быть совестливым? Совесть и бизнес - это совместимые понятия?
- Совестливый бизнесмен - это человек, который чувствует ответственность за тех людей, которые с ним работают. Человек, который вовремя платит зарплату и не "кидает" своих. А по возможности, вообще никого не "кидает".
Миллион на двоих не делится
- А не "кидая", можно вести бизнес?
- Конечно. Есть люди, которые это делают. Понимаете, всем, кто приходил в бизнес, в самом начале, на первом этапе, казалось, что все очень просто - ты производишь для людей некую услугу (ну хотят они узнать, что будет с рабыней Изаурой дальше, и ты даешь им такую возможность), а они тебе за это дают деньги. И все счастливы. Ты снабжаешь Кузбасс карасем, сазаном, судаком и щукой, люди их кушают, тебе за это дают деньги - и опять все счастливы. Но так не может продолжаться всегда. Рано или поздно возникает ситуация - нет такого бизнеса, в котором бы этого не приходило - когда нельзя сделать так, чтобы все были счастливы. Кто-то должен пострадать. А поскольку ты все-таки не христианский подвижник, то быть пострадавшим лично тебе не хочется.
А потом, есть такой парадокс - миллион на двоих не делится. Когда люди придумывают некий бизнес-проект и зарабатывают первые деньги - их легко можно поделить, потому что они идут на личное потребление. "Куплю жене сапоги! Куплю себе машину, квартиру..." Но вскоре достигается первый уровень насыщения. У тебя, конечно, еще есть проблема с покупкой виллы в Ницце, но проблем "что покушать", "что одеть" и так далее - уже нет. Бывает, в этот момент люди ломаются и уходят из бизнеса – я знаю несколько таких примеров - потому что пропадает интерес. Или бизнес у них не растет - превращается в обычную работу.
Но в большинстве случаев происходит нечто иное: денег становится столько, что их начинают инвестировать. Но вдвоем определить, как это делать, невозможно. Это не делится. Как не делится ответственность. И здесь возникает реальный конфликт между вчера еще близкими людьми, который разрешается ... самыми разными способами.
Ну, самый простой и безболезненный - это когда человек, который ближе всех из команды стоит к деньгам, морально подчиняет себе остальных, и они становятся просто исполнителями. Это очень болезненно, когда тебе говорят: твоя доля - это твоя доля, но вот, нужно сделать то-то и то-то, а я тебе, так и быть, дам "Жигули", бери и действуй. Даже если не "Жигули", а, скажем, "Бентли" и дом в Испании, сути это не меняет. По факту человек лишается права управления собственностью. А деньги перестают быть тем, что удовлетворяет твои насущные потребности, и становятся инструментом - власти, ведения бизнеса, да чего угодно... Но они уже не делятся! Ни с кем.
Ну, а о том, что бывает в "крайнем случае", нам каждый день показывают в телесериалах. Мне, к счастью, не довелось с этим столкнуться. Но я знаю такие ситуации - и я подходил к ним очень близко - особенно, когда бизнес начинали два одинаково сильных человека. У меня с моим компаньоном сферы интересов были поделены изначально, и вклад был примерно одинаковый. Но когда наши две фирмы преобразовались в "Астраханскую рыбную компанию", сразу начался конфликт интересов и выяснение - кто главный. И невозможно было сказать: давай все посчитаем и поделим пополам. Потому что я начал строить рыбоперерабатывающий завод, а он хотел развивать флот. Это было неразрешимое противоречие.
Слава Богу, до крови не дошло. Но мне, во всяком случае, предлагали его убить. Вообще-то, бизнес и нравственность в ее религиозном понимании совершенно не сходятся. В бизнесе нравственность - это прибыль: все, что приносит прибыль - нравственно, а не получать прибыль - безнравственно, это разрушать капиталистическую систему отношений. И мне было понятно: вот не будет его (скажем, умрет он от инфаркта или в речке утонет) - и вся компания становится моей. Но меня остановила мысль даже не о душе, а просто: мне же с этим потом жить! То есть, если я приму это решение, я всегда буду знать, что я переступил некую черту. Вот тогда бы я наверняка занялся благотворительностью. Чтобы самому себе доказать: ну, да, я это сделал, зато теперь я людей спасаю - вот такой я молодец! Или вкладывал бы деньги в молодежь, которая растет и этим все оправдывает... Но как бы я ночью спал? Не знаю... Меня вообще пугал сам факт, что я об этом думал.
Очень многие люди через эту черту переступили. Это не обязательно прямое убийство, просто некая грань, которая отделяет собственно человека от человека, превращенного в машину по производству... даже не дензнаков, а движения к некой цели. Вообще, я твердо уверен, что без этого по-настоящему большого бизнеса просто не бывает.
- Получается, бизнес - это что-то вроде портрета Дориана Грея?
- Видите ли, я остановился на грани - мой бизнес не перешел в ту стадию, когда это начинается. Ну, эксцессы, конечно были... Но это уже в финале, когда стоял вопрос о выживании. Эксцесс - это когда берут в долг без отдачи: берешь деньги у одних, чтобы отдать их другим, не имея ни малейшего представления о том, как отдать первым. На это моей бессовестности хватило. Выхода не было.
А на что не хватило? Ну, скажем, была такая безумная идея объявить свой завод стройкой века, сказать, что мы всю Европу завалим нашей рыбой в красивой упаковке, и создать некое "народное предприятие" - тогда был самый расцвет финансовых пирамид. Но когда берешь у своих коллег, у тех, кто занимается бизнесом, ты еще как-то можешь себя оправдать: потому что они играют в ту же игру, они знают ее правила и риски. Ну, попали... С точки зрения бизнеса, это - их проблемы. Это неправильно, нехорошо, но они должны были сами думать. А когда ты имеешь дело с людьми бедными, которым ты надменно говоришь: "а сами заработать не пробовали?", то впаривать им, что ты заработаешь для них золотые горы... ну, я не знаю, это все равно, что у ребенка шоколадку отбирать.
С горы на велосипеде
- Когда у Вас начались серьезные проблемы с криминальными "разборками", было внутреннее ощущение, что Вы расплачиваетесь за какие-то свои грехи?
- Знаете, есть такая формулировка: жить будем красиво, но недолго. Я в какой-то момент посчитал, и у меня получалось, что если я все продам по оптимальной цене (не по максимальной!), я отдам все долги, и у меня еще останется достаточно личных денег на домик на Кипре с бассейном и пятью спальнями, и даже на то, чтобы в нем жить. Причем тогда было уже очевидно: либо я успеваю достроить завод, начинаю что-то выпускать, это начинает приносить прибыль, и я как-то выхожу из пике, либо - не успеваю и... То есть, "либо я ее веду в загс, либо она меня ведет к прокурору". Конечно, внутреннее ощущение, что я не успеваю - было. Но я же живой человек, я его все время гнал. И делал лихорадочные займы... А потом на меня наехали кредиторы. И оказалось: все, что было вложено в завод - это выброшенные на ветер деньги.
В моем случае, правда, были еще и объективные обстоятельства. Как раз в тот год, когда у меня начался кризис, резко упал лов, особенно осетровых. И на тот же год пришелся выход на рыбный рынок очень серьезных криминальных структур. Если бы не это, я бы что-нибудь придумал. Но меня поглощал завод, он меня просто жрал. И меня и всю мою компанию. Все эти кирпичи, бетонные блоки, рабочие, импортное оборудование...
Ведь что такое бизнес? Это ответственность. Даже не перед людьми - перед процессом. Если ты строишь завод, ты не можешь вот так, добровольно бросить его на середине. Это как ехать с горы на велосипеде. Кредиты, которые ты брал - их надо отдавать, люди, которых ты нанял и им надо платить, вот эти железки, в конце концов, твои планы. Это предмет твоей состоятельности. И бросить все это и сказать: все, спасибо, до свидания! - совершенно невозможно. Это больше, чем семья. Ты оказываешься опутан таким количеством обязательств, что отказаться от них - все равно, что с поезда спрыгнуть. И чем выше скорость, тем труднее. Потому что разбиться можно. Да и просто страшно. Тем более, что на этом поезде ты не пассажир, а машинист. И ты сам возложил на себя эту миссию.
Поэтому когда разразился кризис, у меня было одно чувство - лучше бы меня уже убили - и все. Либо уже отстали бы.
Знаете, чем отличаются "старые" деньги от "новых"? "Новые" делает человек, который раньше не жил в мире денег, тем более, больших денег. Теперь он в этот мир попал, но он знает, что вокруг живут миллионы, у которых всего этого нет. И в душе он понимает - он обязательно это понимает, по-моему - что он, конечно, умнее большинства, он круче, но не самый умный. Не исключение. И справедливость того, что у него все это есть, для него не очевидна. Тот, кто богат в четвертом поколении, для него это просто норма жизни. И он искренен, когда говорит: ну что они так переживают, что нет хлеба - пусть покупают пирожные! Но мы сами недавно были в ситуации, когда нет хлеба. Может, поэтому такие люди как Ходорковский довольно стоически переносят свой крах. У нувориша нет уверенности в справедливости его денег, даже если чисто теоретически предположить, что он их заработал, не совершая того, что мы называем безнравственным. Если, конечно, не считать безнравственной неуплату налогов государству... Хотя я сильно сомневаюсь, что такое возможно.
Простой пример. У меня в Москве был приятель, у которого был промышленный холодильник (это такие цеха по замораживанию продуктов). У него случился финансовый кризис, и ему срочно нужна была сумма, составлявшая где-то треть стоимости холодильника. Он ее у меня попросил. Я предложил ему заложить холодильник. Деньги ему были нужны на месяц. У меня было сильное подозрение, что отдать их он не сможет. Так и получилось. И холодильник я у него забрал. Друзьями мы не были, но выпивать вместе случалось. Думаю, это - не очень нравственный поступок. Но с точки зрения бизнеса, в общем, нормально. Не очень красиво, но и ничего безнравственного: я предложил - он согласился. Я у него ничего не отнимал.
Машина по производству денег
– А почему Вы вернулись в журналистику?
– Когда мой бизнес рухнул, я думал, чем заниматься дальше. Оставаться в Астрахани и торговать сникерсами?.. После того как ты купил первый в городе “Мерседес” – это как-то неприлично. А в Москве у меня был один должник. Кроме того, мне предлагали место директора холодильника. Но, честно говоря, было неохота.
И я пошел в газету. Мне там страшно понравилось: там… не говорили о деньгах! А я семь лет прожил в мире, где критерием успешности, критерием состоятельности было – сколько ты стоишь? Других критериев в бизнесе нет. Особенно в период первоначального накопления. Как это трансформируется во втором-третьем поколении, я не знаю. Но в первом поколении это так. У тебя ничего не было, потом что-то появилось, потом еще, еще. Ты занят тем, что делаешь деньги. И твой успех, естественно, измеряется тем, сколько ты их сделал. И все разговоры в этом кругу вертятся вокруг проектов добывания денег. Не важно – производишь ты колбасу, нефть или атомную бомбу. Важно – сколько это приносит денег.
А в газете говорили о зарплате, о том, что сколько стоит – но абсолютно по-житейски. Это было так удивительно… И так приятно! И я решил на какое-то время остаться. Потом втянулся. А потом вдруг понял, какое это замечательное состояние – быть наемным рабочим! И ни за что не отвечать, кроме самого себя!
Когда бизнесмены говорят, что они “работают 24 часа в сутки”, это соответствует действительности в том смысле, что они пьют, едят, общаются с женщинами, ходят в церковь – и все это время над ними “висит” вся эта машина по производству денег. И ты никуда не можешь от нее уйти. В какой-то момент начинает казаться, что ты и сам уже – часть ее, и уже не ты ей управляешь, а она тобой. Как будто ты уже не машинист, а кочегар: поезд идет, а ты кидаешь в топку деньги… То есть, когда ты машинист – ты не можешь спрыгнуть, зато ты рулишь. Но периодически возникает ощущение, что ты просто приставлен к этой машине. И если ты не будешь кидать в нее топливо, она развалится и тебя задавит. В каком-то смысле, у меня так и произошло. Потому что я так морально устал, что у меня не было сил придумать очередную “Рабыню Изауру”, то есть переориентироваться вместе с этой машиной и перейти на новый уровень, чтобы то, что было раньше, показалось мелким, и идти дальше. Но у меня больше не было сил быть частью этого.
В бизнесе человек всегда чувствует себя частью этой машины. Я не знаю, может, есть какие-то люди, которые научились медитировать. Или молиться. Возможно, на несколько минут они абстрагируются. Но над ними все равно висит эта тяжесть. Всегда. И они постоянно думают о том, как производить деньги. Конечно, они могут размышлять и о чем-то философском, о вечном… Но мысль о деньгах в голове всегда. Это – счастье, которое всегда с тобой.
– Ну, а если вдруг опять “приступит сатана” и начнет соблазнять каким-нибудь бизнес-проектом?
– Не знаю. Как-то в отпуске я познакомился с человеком, у которого был псориаз (профессиональная болезнь бизнесмена) на всем теле – на лице, на руках, на ногах. Когда мы с ним заговорили о бизнесе, и я ему сказал, что уже несколько лет им не занимаюсь, он вздохнул и признался: а я не могу…