Публикуем отрывки из повести Джорджа Макдональда, вышедшие в издательстве Никея при участия переводчика Николая Эппле и художника Анны Юдиной.
Фотоген
У Вато было заветное желание, а ведьмы умеют добиваться желаемого, и вот, у прекрасной Авроры родился мальчик дивной красоты. Он открыл глазки с первыми лучами восходящего солнца. Вато немедля унесла его в отдалённую часть замка, убедив мать, что её дитя умерло сразу же после рождения, крикнув один-единственный раз.
Обуреваемая скорбью, Аврора покинула замок, как только немного окрепла и смогла встать на ноги, и Вато больше никогда не приглашала её.
А ведьма стала заботиться о том, чтобы дитя не узнало тьмы. Она старательно приучала мальчика не смыкать глаз днём и не просыпаться по ночам. Она внимательно следила, чтобы ему на глаза не попадалось ничего чёрного и даже тёмного.
Насколько это было в её силах, она старалась не допустить даже, чтобы на него падала тень, бдительно высматривая тени, точно это живые существа, которые могут ему навредить.
Целыми днями купался он в щедрых лучах солнца в покоях, где некогда жила его мать. Вато приучала его к солнцу, и со временем он стал выносить его жар лучше любого африканца, в чьих жилах течет тёмная и горячая кровь.
В полуденный зной она раздевала его и клала на самом солнцепёке, чтобы он зрел и наливался силами, точно персик, и мальчик от души радовался солнечным лучам и не хотел одеваться. Она использовала все известные ей средства, чтобы его мускулы сделались сильными и упругими, — дабы душа его, — говорила она, смеясь, — жила в каждой его жилке, в любой клеточке, чтобы сила его мгновенно пробуждалась.
Волосы его были цвета красного золота, и только глаза с возрастом становились всё темнее и темнее, пока не стали такими же чёрными, как у Веспер.
Он был самым жизнерадостным ребёнком, всё время смеялся, лучился радостью и любовью, и если мгновение сердился, то затем снова смеялся как ни в чем не бывало.
Вато назвала его Фотоген — «рождённый светом»...
Как рос Фотоген
С севера и юга почти отвесные склоны холма, на котором располагался замок Вато, переходили в просторную равнину... Эта поросшая травой равнина были настоящим раздольем для охотника. Здесь паслись большие стада не слишком крупных, но свирепых буйволов с мощными холками и лохматыми гривами, бродили олени и антилопы и даже малютки-косули, а в лесу было полным-полно хищных зверей. Словом, недостатка дичи для своего стола жители замка не испытывали.
Главный охотник — Фаргу — был славным малым, и, когда Фотоген подрос и занятий с Вато ему стало недостаточно, она препоручила мальчика его заботам. Тот охотно взялся учить его всему, что умел сам. По мере того как мальчик рос, Фаргу пересаживал его с одного пони на другого, и всякий раз новый пони был крупнее и норовистее прежнего, затем — с пони на коня и с одного коня на другого, пока мальчик не научился держаться в седле ничуть не хуже лучших наездников. Таким же образом Фаргу учил его владеть луком и стрелами, каждые три месяца вручая своему подопечному новый лук — ещё туже и тяжелее; и Фотоген стал блестящим стрелком и бил без промаха даже из седла. Ему было всего четырнадцать, когда он сразил своего первого буйвола, к великой радости не только охотников, но и всего замка, ведь мальчик был всеобщим любимцем. Каждый день с восходом солнца уходил он на охоту почти на целый день.
Вато дала Фаргу одно особое распоряжение: ни под каким предлогом не оставлять Фотогена под открытым небом вплоть до захода солнца, чтобы ему, чего доброго, не захотелось узнать, что бывает дальше. И этот наказ Фаргу всеми силами выполнял — он не дрогнул бы, даже если прямо на него ринулось целое стадо буйволов, готовое втоптать его в землю, а у него в колчане не осталось ни одной стрелы, но своей госпожи он боялся до дрожи. По его собственному признанию, стоило ей строго взглянуть на него, и он чувствовал, как сердце его уходит в пятки, а кровь леденеет в жилах.
Когда Фотоген начал подрастать, Фаргу стал опасаться, что вскоре не сможет удержать его в повиновении. Он был настолько полон жизни, что больше походил на молнию в человеческом обличии, — рассказывал Фаргу своей госпоже, к огромному её удовольствию...
Фаргу со страхом думал о том, что же будет, когда мальчик вкусит восторг охоты на обитателей леса — изукрашенного причудливыми пятнами леопарда и рысь с острыми как ножи когтями. Ибо мальчик был настолько пронизан солнцем, с пелёнок так напитался его силой, что на любую опасность он взирал с невозмутимой высоты своей отваги.
Наконец, когда Фотогену пошёл шестнадцатый год, Фаргу убедил Вато, чтобы она сняла с него ответственность и сама объявила юноше свою волю. Кто сможет удержать такого стремительного огненно-рыжего льва, как Фотоген, сказал он, если ему что-нибудь взбредёт в голову? Вато позвала юношу и в присутствии Фаргу строго-настрого запретила ему покидать замок после того, как солнце коснётся горизонта, сопроводив своё повеление намёками на страшные последствия непослушания, — туманная неопределённость делала их ещё более пугающими. Фотоген почтительно выслушал, но для него, не ведавшего ни тени страха, ни соблазнов ночи, угрозы Вато были пустым звуком...
Иллюстрации и текст предоставлены издательством «Никея» и публикуются с разрешения издательства.
