КТО НАС ВЫВОДИТ В ЛЮДИ...

В преддверии Дня учителя Кадровый Дом “СуперДжоб” провел литературный конкурс “О тех, кто нас выводит в люди, кто нас выводит в мастера”. Конкурс проходил на интернет-порталах www.superjob.ru и www.superjob.ua, и в нем приняли участие более тысячи человек. В их рассказах, стихах и небольших эссе много тепла, лиричности, а главное – искренней благодарности людям, чье участие помогло авторам найти свою дорогу в жизни.Герои этих воспоминаний – не только школьные учителя, но и друзья, и родители, и священники, и просто знакомые, чей пример когда-то оказался вдохновляющим. А усвоенные авторами уроки касаются не только школьных предметов или навыков профессии. Учитель – всегда Личность, и, может быть, главные уроки, которые он может и должен преподать своим подопечным – это уроки любви.

Победителем конкурса стал москвич Николай Кузьмичев. Его рассказ “Семейный учитель” и некоторые работы других авторов мы предлагаем вашему вниманию.

Семейный учительПрозвенел долгожданный звонок, и, обгоняя друг друга, ребята побежали на перемену. Только Сережа остался неподвижно сидеть за своей партой, грустно глядя в окно. “Что случилось?” – Светлана Анатольевна подошла к своему ученику. “И не спрашивайте! – еле сдерживая слезы, ответил второклассник, – Дела мои хужее хужего! Опять этот Юрка цепляется ко мне...” “А ты давай ему сдачи, и ничего никогда не бойся. Ты же мужчина!” – учительница ласково погладила забавного очкарика по голове.

Этот эпизод с учеником (ныне он доктор медицинских наук), так запомнившимся учительнице своим “хужее хужего”, произошел на уроке английского языка ровно тридцать лет назад. За соседней партой сидела девчонка с огромными глазами и почти такими же огромными бантами на голове.

…Прошло тридцать лет, и мне сейчас тоже “хужее хужего”. Ну не понимаю я, почему мне должно быть интересно зубрить про то, как какая-то там Алиса выпила пузырек, после чего выросла до таких невероятных размеров, что никуда уже не могла протиснуться, выпила другой – и уменьшилась до величины булавочной головки. Ну, вырос я из сказок! Э-эх!.. А за окном такая погода, и так хочется погонять с ребятами или напялить наушники и погрузиться в мир музыки, понятной только нам! Но Светлана Анатольевна все стоит и стоит над душой и ждет моего развернутого пересказа очередного эпизода из такой длиннющей главы!

Да, Светлана Анатольевна воспитала не одно поколение, но не скрывает, что самый любимый ее выпуск – тот, далекого восемьдесят пятого года. И так уж получилось, что среди ее самых-самых первых и самых-самых любимых учеников была и моя мама. Да-да, та самая девчонка с бантами! А теперь я сижу за “маминой” партой и слышу в который раз: “Коля, как же ты не похож на свою маму! Она была сознательная девочка, прекрасно отвечала на уроке, старалась… Ей и в голову не могло прийти не сделать домашнее задание!” Ну, пошло-поехало, опять эти сравнения! Ну, конечно, они же самые любимые! А мы – разве нет?

Конечно же, это не так. Вашей души, дорогая Светлана Анатольевна, с лихвой хватает на всех. Вы всех нас одинаково любите. Ну, может быть, тот Ваш выпуск – самую чуточку больше, ведь они были первыми! Вы тогда только-только закончили институт, вернулись в родную школу теперь уже в качестве учителя английского языка и впервые вошли в класс. Вы никогда не забудете те испуганные и в то же время любопытные глаза. Вы боялись учеников, а они – всего на свете: Вас, этот загадочный предмет под названием “английский язык”, себя… Боялись, что не справятся, не освоят новую науку…

Много лет прошло с тех пор. В прошлом году тот дружный класс отметил двадцатилетие выпуска. На празднике Вы были самым почетным гостем. Пришел и доктор медицины, приятный молодой человек, в котором невозможно было узнать того самого очкарика. Пришел и вечно пристававший к нему Юрка, ставший теперь статным подполковником. И моя мама, конечно, тоже пришла. Да всех и не перечислишь! Говоря стихами, которые эти, теперь уже взрослые, дяди и тети придумали к празднику:

Есть теперь у них Строитель,

и Логистик, и Банкир,

Переводчик, Врач, Продюсер,

Врач один, еще один.

Поставщик мясных продуктов,

и Бухгалтер хоть куда,

Энергетик, Подполковник,

и Учитель, как всегда!

Учитель. Какое чудесное, емкое слово! Все эти ребята замечательно владеют английским. Но Вы дали им нечто большее, что помогает им в жизни, ведет, как маяк. Потому что Вы – настоящий Учитель! Поэтому простите меня, Светлана Анатольевна, я буду стараться не огорчать Вас больше. И, кто знает, может быть, когда-нибудь я приведу к Вам своего сына, и он сядет за нашу “семейную” парту. И снова Вы, наш “семейный” учитель, станете учить, и воспитывать, и лечить неокрепшие детские души следующих поколений, как самый настоящий “семейный” доктор…

Я заканчиваю в этом году школу, собираюсь стать журналистом. И мне очень хочется верить, что и наш выпуск однажды соберется, мы обязательно позовем Вас, потому что рядом с Вами так тепло и светло! Будет это еще не скоро, а пока заканчиваю: с родительского собрания вернулась мама и с восторгом сообщила: “Представляешь, сегодня на собрании Светлана Анатольевна, рассказывая родителям о предстоящих экзаменах, привела в пример прошлые годы. Она поведала, как мы готовились тогда к экзаменам, и, обращаясь ко мне как бы за поддержкой своих слов, произнесла: “Вот сидит мой ребенок…”

Как же все-таки интересно бывает в жизни: мы с мамой оба – Ваши дети…

Дорогая Светлана Анатольевна! Разрешите поздравить Вас с праздником, с Днем Учителя! За все, за все спасибо Вам и низкий поклон! Мы так любим Вас!

Подруга

Какие бывают мысли? Разные, наверное, как и корабли. И те и другие проплывают мимо, изредка оставляя в памяти полупрозрачный, туманный образ. Сколько их промелькнет по дороге домой!

Жила-была девочка глупенькая-преглупенькая, моя соседка. Бесила она меня страшно своей непроходимой тупостью: то ничего не помнит, то ничего не знает.

– Насть, когда Вторая мировая война началась?

– А что, еще и первая была? Не знаю…

– А Пушкина кто и когда убил?

– Когда – не знаю, но, по-моему, Лермонтов…

Помимо подобных перлов были еще и выходки типа собаку пропылесосить или забыть, что среда – будний день, и в школу не пойти. Приходила к нам домой по десять раз за день и столько же раз здоровалась. Папа принимал ее всегда радушно. Ее родители меня тоже любили и всегда ставили ей в пример.

Мы все играли в одном дворе. Настю в компании встречали не особо вежливо. То она бегать не может, то правил не понимает. Никто ее в свою команду не брал.

Потом появлялись секреты: мальчики, влюбленности, разные интриги... Настька воспринималась всеми как шпион. Только она заходила – все замолкали, и тема разговора моментально менялась. Она это недоверие чувствовала, но все равно дружила с нами.

На мое пятнадцатилетие пришли друзья-каратисты, соседки-подружки. Настьку я не звала. Она пришла сама, искренне поздравила, захомячила кусок торта, сидела с нами, пока мы играли на гитаре, вставляла какие-то безумные комментарии, все смеялись. Потом она пошла домой, и я закрыла за ней дверь с радостным: “Наконец-то!”. Как потом выяснилось, она это слышала, но зла на меня не затаила, простила еще до того, как я пришла просить прощения.

Мы взрослели, менялись, а она оставалась такой же. Училась плохо, дружилась плохо, ее родители были готовы ее растерзать. Вокруг всегда находились “доброжелатели”, которые старались в чем-то уличить Настьку, ткнуть носом, и с гордостью приводили в пример своих одаренных безупречных детей.

В какой-то момент мне стало ее просто по-человечески жалко. При всех ее косяках и неурядицах она оставалась безгранично добрым, мягким и покладистым существом. Ее боль не просто трогала, она ранила даже самое черствое сердце. Настя никогда никому не жаловалась. Но как-то раз на обычный вопрос: “Как дела?” ответила не дежурное “нормально”, а выложила сердечно все как есть: что она опять что-то забыла сделать, а ее заругали, наказали и оставили без еды, или без прогулок, или в ванную не пускали… Наказания не преследовали никакой педагогической цели и не зависели от тяжести совершенного Настькой проступка. Я пыталась за нее заступаться.

Потихоньку у нас проявились общие секреты, началась дружба. Я поменяла всех красивых, умных и успешных подруг на ту, к которой еще совсем недавно была так несправедлива. Ближе к моей душе еще не приближался ни один человек. Настины советы были особенно мудры, ее прогнозы осуществлялись так удивительно точно! Моя гордость с изумлением, затмевающим зависть, вопрошала: “Как ее чуткое сердце опережает мой аналитический, коварный и стервозный ум?” Она же моложе! Но она права – без анализа, без интриг и наполеоновских планов. Она по-женски умна, добра и близка. Она, на зависть всем, сказочно красива. А ведь какой был гадкий утенок с большими глазами и зубами!

Я с осторожностью и страхом веду ее за собой в храм, а она уже своими делами показывает, как близка ей эта дорога. Пусть умом она от него еще далека (как и многие из нас), но ее сердце уже там. А значит, у тех, кто к ней так жесток и несправедлив, есть шанс на спасение – ее молитвами, ее добрыми делами и мыслями. Она своим примером учит прощать, терпеть и любить, учит не громким словом, а делом, на первый взгляд незаметным. Это дело – подвиг истинного смирения, которое не от разума, а от сердца, не от трусости, а от доброты и любви.

Отец

Я хочу рассказать о своем отце – учителе математики в средней школе № 66 г. Баку. С восемнадцати лет, с 30-х годов ХХ века, он преподавал математику в школе и одновременно сам учился в Индустриальном институте на инженера-электрика. Работа с детьми всю жизнь оставалась его единственной и любимой профессией.

Когда началась война, он был директором школы, сам не воевал, но получал письма от своих учеников: “Бьем врага по Вашим расчетам!”. Перед самой войной он встретил старшеклассницу, которая стала его женой и нашей мамой.

Около пятидесяти лет назад мой отец затеял строительство жилого дома для учителей. В нашей маленькой комнате в коммунальной квартире был штаб этого строительства. С большими трудностями за три года был построен небольшой четырехэтажный 36-квартирный дом. Наступил день переселения, все жильцы уже вошли в свои квартиры, а наша семья ждала, когда снимут для кинохроники последний дубль вручения ключей моему отцу. Шел 1960 год, это были знаменитые “хрущобы”, которым мы были искренне рады. Моя мама и сестра до сих пор живут в этом доме.

Перед тем как я пошел в “папину” школу, у нас состоялся с ним “мужской” разговор. Он предупредил меня, что в “его” школе я буду учиться до первого замечания от любого преподавателя. Однажды моя классная руководительница пожаловалась ему на мои длинные волосы. В тот же день моя голова была пострижена “под ноль”. Ребята посмеялись, девчонки тоже, а учительница была несколько напугана таким результатом. Но когда мне захотелось закончить одиннадцатилетнюю школу экстерном на год раньше, самую большую помощь мне в этом оказал папа-учитель.

Однажды за большим столом собрались по какому-то поводу родственники, и разговор зашел о том, кому же удалось “проскочить” мимо моего папы как учителя. Никто не смог похвалиться тем, что математика была им одолена без папиной помощи! Кому-то он помогал подтянуться по этому предмету, у кого-то вел уроки, а один из родственников, папин одногодок, признался, что в юности даже уговорил его пойти на экзамен вместо себя.

Папы нет с нами уже семнадцать лет. Но я надеюсь, что многие и сейчас помнят, каким он был и что делал для каждого, кто оказывался с ним рядом. Чтобы поставить точку в моем рассказе, нужно назвать его имя – Фахраддин Мусаевич Исмайлов, 1911 года рождения, заслуженный учитель республики (1957 год), отличник просвещения. Кроме перечисленного, каких-то особенных наград у него не было, но он к ним особенно и не стремился.

Я помню напутствие, которое он мне дал, когда я покидал родной город. “Старайся, чтобы людям хотелось к тебе обращаться”.

Научный Руководитель

Мне повезло, что на моем жизненном пути повстречался такой человек как Елена Георгиевна Морозова – профессор кафедры политологии Российской Академии Государственной службы при Президенте РФ.

Я приехала в Москву из далекого сибирского города Читы, чтобы поступить в аспирантуру. После успешной сдачи экзаменов мне сообщили, что моим научным руководителем будет Елена Георгиевна. Она расположила меня к себе с первого взгляда – стильно одетая, умная женщина, один из ведущих специалистов в области политического маркетинга, дружелюбно настроенный к окружающим, тактичный человек с хорошим чувством юмора.

Годы учебы в аспирантуре были одновременно и радостными и тяжелыми. Интересно было учиться, получать новые знания, в то же время необходимо было зарабатывать на жизнь. Приходилось много работать, чаще по ночам, чтобы днем успевать на лекции. Потом в семье случилась беда, и я отправила домой все деньги, которые у меня были. Вот тут Елена Георгиевна и удивила меня в первый раз. Она, тогда еще малознакомый мне человек, как-то после консультации протянула мне деньги. Отказаться было совершенно невозможно. Помню, она тогда сказала: “Будешь много зарабатывать – отдашь”. Тогда само осознание того, что есть человек, который всегда придет на помощь, помогало мне жить.

Мы много разговаривали, и не только о науке, но и о жизни вообще. Однажды я сказала, что хотела бы креститься, но пока еще слишком мало знаю о Боге, о православном вероучении. И тогда Елена Георгиевна посоветовала мне походить на катехизацию в церковь, куда ходит она сама. Оказалось, что моя научная руководительница – не только глубоко верующая женщина, но и человек, который всем примером своей жизни показывает, что такое милосердие и сострадание. Мы вместе ходили в церковь на лекции и посещали семинары. С каждой неделей я открывала для себя Бога, узнавала о Православии все больше и больше. Через полгода нас – тех, кто прошел катехизацию, – окрестили. Во время крещения Елена Георгиевна стояла за моей спиной и пела. На глазах у нее блестели слезы.

Диссертацию мы сделали вместе. Я много над ней трудилась, но именно Елена Георгиевна направляла меня в моей работе. Благодаря ее мастерству, ее педагогическому таланту, ее желанию и готовности помочь я защитила диссертацию уже через два года после поступления в аспирантуру. Елена Георгиевна вложила в меня не только научные знания, она привела меня к Богу, научила меня относиться к другим людям с пониманием и состраданием, вложила в меня частичку своей души. Низкий поклон ей за это, ведь чем больше будет таких людей, тем чище и добрее станет наш мир!

Обязанности человека в красных пролетарских штанах

Мы жили на Чукотке, в небольшом поселке. Представьте себе жуткий мороз с туманом, полярную ночь, которая, как казалось, длится целую вечность. И беспомощное одноэтажное здание музыкальной школы, стоящее под большой горкой. Это была самая лучшая горка в округе. Все семь лет обучения в музыкалке неразрывно связаны с горкой, тем более что почти весь учебный период на Севере приходится на зиму.

Я не помню, из каких соображений я записалась на скрипку, но, как выяснилось, у меня хороший слух, и меня приняли.

Александр Палыч – именно так мы его и звали, и, в отличие от школьных учителей, никогда не давали кличку, – был уже немолодым и очень смешным человеком. У него были длинные волосы, как у маэстро, усы и отвратительный почерк, но оценки за урок он выводил отменно, особенно двойки. Одна из моих двоек была на каблуках, в шляпе, и вела на поводке таксу в виде единицы... Дома папа отругал меня за то, что я разрисовала дневник, и никак не хотел верить, что это сделал Александр Палыч.

Мне не запомнились концерты, выступления или ещё что-то парадное и праздничное. Зато я хорошо помню обыкновенные уроки в классе.

На батарее под окном всегда сушилась целая куча валенок, варежек, а иногда и штанов – последствия близости горки к музыкальной школе.

А мы, обладатели этого гардероба, по очереди выдавливали жалобные звуки из своих инструментов… Сколько же надо было терпения, чтобы не только всех нас научить играть, но хотя бы выслушать всё то, что издавали наши многострадальные скрипки!..

А каким праздником стал тот день, когда мне первый раз дали в руки настоящую скрипку! Позже, когда у меня не был выучен урок, я на футляре с этой самой скрипкой скатывалась с горки, чтобы она посильней расстроилась, и шла на урок, где невинно наблюдала, как мой учитель долго настраивает замерзший инструмент…

Как-то я пришла на урок в тёплых вязаных штанах красного цвета, которые, конечно, предназначались для катания с горы. Александр Палыч очень живо отреагировал на мой вид: “О!- сказал он, – Человек в красных пролетарских штанах просто обязан быть хорошо подготовленным к уроку по скрипке!”

На следующий раз было сказано, что человек в красных пролетарских штанах обязан чисто и красиво играть на скрипке…

В общем, с каждым разом мои обязанности всё росли и росли…

А когда у меня никак не получалось высчитать длительность нот, он вспомнил, что моя мама работает нормировщиком, и предложил пригласить ее на урок мне в помощь вместе со счётами, а заодно дать витамин “Р” моим красным штанам за невыученные уроки…

Почему-то именно такие глупые моменты врезаются в память больше всего.

Было время, когда я ненавидела Александра Палыча за его вечный юмор, особенно когда моя душа просила драмы на пике подростковых проблем…

Мне казалось, что музыкалка мне мешает заниматься чем-то более важным и нужным. Но я её закончила. И достаточно успешно. Мне предлагали учиться дальше, поступать в музучилище, но я была непреклонна в своем мнении: “Я никогда не буду работать учителем, тем более музыки!”

Я хотела быть режиссером. И стала им.

Так случилось, что свой первый спектакль я поставила в своем родном поселке. Первый премьерный показ, закрывается занавес, мой первый поклон в качестве режиссера… И вдруг на сцену выбегает наш Александр Палыч! По-моему, даже мои родители так не радовались за меня, как он.

Потом его словами были: “А мы неплохо тебя выучили музыке!”

Уж что-что, а музыкальное оформление моих спектаклей всегда оценивали достаточно высоко.

Только с годами я поняла, что Александр Палыч не просто был моим учителем по скрипке – именно он стал моим проводником в эту далеко непростую жизнь, которую я не представляю без любви к детям и творчеству.

Мне доставляет огромное удовольствие работа с детьми. И все чаще и чаще я замечаю, что шучу с ними точно так же, как это делал Александр Палыч, что на некоторые ситуации я реагирую так же, как он – с пониманием, юмором и его смешными изречениями.

Я уже давно не живу в том поселке и не знаю, где сейчас Александр Палыч, жив ли. С севера все когда-нибудь куда-нибудь уезжают... Одно я знаю уже наверняка – что во мне живет мой учитель музыки.

И для себя у меня всегда есть фраза: “Человек в красных пролетарских штанах просто обязан…”

Ветеринар

Никогда не думала, что изберу именно эту профессию в жизни. Сначала мечтала стать учителем, потом пивоваром, потом агрономом… Все решил случай.

В одиннадцатом классе нас, как часто бывало в советское время, послали в колхоз помогать в битве за урожай. Каждый день шли проливные дожди, и в поле даже техника не выходила. От скуки мы не знали куда деться, единственное развлечение – телевизор.

Я, беспокойная натура, пошла на молочную ферму, знакомиться с обстановкой. И сразу попала в поле зрения старого ветеринарного врача Александра Викторовича, который увидел, как я слоняюсь по территории под проливным дождем. “Когда-нибудь телят новорожденных видела?” – спросил он. Я не то что телят – и щенков новорожденных не видела. “Пойдем, посмотришь!”

И я пошла за ним в отделение фермы, где коровы отдыхали перед родами, там же телились и потом десять дней после родов набирались сил на теплейшей подстилке и на специальной высококалорийной диете.

Одна из коричнево-красных рогатых красоток как раз собиралась стать мамой. Она лежала на подстилке и покряхтывала. Наружу уже показались два блестящих черных копытца, но на этом дело застопорилось. Александр Викторович скинул рабочую робу и присел возле коровы.

“Видишь, – сказал он мне, показывая на копытца, – давно уже так торчат, а голова не идет. Наверное, завернулась…” “Как это?” – спросила я, присаживаясь рядом.

Александр Викторович заставил меня вымыть руки и намазать их стерильным маслом с добавлением антибиотиков. “Помогать будешь!” – сказал он решительно, и я не посмела ослушаться, хотя чувствовала ледяной комочек волнения где-то в области солнечного сплетения.

Ветеринар сложил руку ковшиком и ввел в корову. “Точно, голова завернулась, – удовлетворенно констатировал он. – Пощупай!” И, бесцеремонно схватив мою руку, засунул ее в корову!

Внутри было горячо, влажно и что-то шевелилось. “Нос, нос ищи!” – шептал мне Александр Викторович. Мое сердце колотилось, как бешеное. Рука дрожала, когда я продвинула ее чуть дальше и вбок. В пальцы ткнулось что-то еще более горячее… “Голова!” – мысленно охнула я.

Александр Викторович руководил моей рукой. “Хватай за нос, только аккуратно, и потихоньку поворачивай к выходу”, – говорил он.

Борьба с теленком оказалась гораздо тяжелее, чем я могла себе представить. Через пять минут я уже не чувствовала холода – с меня градом катил пот. Позже я узнала, что исправление заворота головы – одна из самых простых акушерских операций, но тогда эта процедура была тяжелейшим испытанием для обычной городской девчонки. Вскоре мы кряхтели уже втроем – корова от потуг, я – от боли в сдавленных пальцах, Александр Викторович – от боли в простуженной пояснице и онемевших ногах. В какой-то миг голова теленка вдруг скользнула вперед, и наружу выскочил серый в розовую крапинку нос, который принялся дергаться и шевелить ноздрями. Я вздохнула с облегчением.

Как оказалось – рано. Ветеринар уже завязывал веревочные петли на основаниях копытцев теленка. “Тяни!” – скомандовал он, и мы стали тянуть. Те бесконечные мгновения мне не забыть никогда. Теленок отчаянно не желал знакомиться с новым миром, дергал носом и ножками. Мы пыхтели, охали, напрягали все силы, натягивая веревку. К счастью, у коровы тоже остались силенки, и она нам помогала. И вот – последнее усилие, и мокрый новорожденный выскользнул на соломенную подстилку. Александр Викторович быстро растер его пучком соломы, подул в уши, очистил рот от слизи. Теленок перевернулся на грудь и замотал головой.

“Красавица ты моя! – посветлело темное лицо ветеринарного врача. – Ай да ладная девушка получилась!”

Я погладила теленка по мокрой шерстке. Руки ныли, поясница постанывала, я вся была перепачкана в крови и слизи, тяжело дышала, но тоже счастливо улыбалась.

Позже, когда мы отмылись от всего родового наследия, Александр Викторович пригласил меня к себе в кабинет – отдышаться и выпить чая.

“Рука у тебя легкая, – сказал он мне, наливая в чашку кипяток. – Я сразу это замечаю. И еще ты – терпеливая. Куда учиться-то пойдешь, не решила?”

“Не решила еще”, – ответила я. Перед глазами все еще стояли картины первых “моих” родов.

“Ну-ну! – буркнул он, и я заметила его внимательный взгляд. – Тебе надо в медицину. Руки удачливые. Попомни мое слово”.

Мы допили чай, а потом сходили навестить телочку. Она уже поднялась на ножки, обсохла, телятница обрезала ей пуповину и теперь кормила новорожденную молозивом из бутылки. Телочка жадно чавкала и норовила ударить мордочкой соску – чтобы быстрее лилась из нее теплая вкуснятина. Я почувствовала, как по спине бегают мурашки от умиления.

Выбор будущей профессии в тот момент был сделан, хотя я сама еще этого не понимала. Видимо, Александр Викторович это почувствовал. И, провожая меня, сказал на прощание, как само собой разумеющееся: “На будущий год летом я тебя жду. С экзаменами помогу, практику получишь шикарную”.

Теперь я ветеринар с солидным стажем и получаю немыслимое удовлетворение от работы. На счету – почти тысяча принятых телят. Александр Викторович был и остается не только моим первым учителем в настоящей жизни, но и самым близким другом. Он сам давно не практикует, но в любой момент даст ценный совет и поддержит добрым словом. Не знаю, кем бы я стала, если бы в тот дождливый день не попала к нему на первый урок ветеринарии.

Здоровья вам и долгих лет, дорогой учитель!

Учительница

Нине Владимировне Карякиной

Черноволоса, черноглаза,

В костюме строгом и простом,

Она в себя влюбила сразу,

А в математику потом.

В мороз и зной четыре года

Пять километров – к той избе,

Где сами были пешеходы

Из пункта А до пункта Б.

И если лютые метели

Свистели, сея мрак и мглу,

Она стелила нам постели

В своем бревенчатом углу.

Мы стали строже и степенней.

Нам увидать не довелось,

Как изменялся постепенно

Вечерний цвет ее волос.

И все ж, когда вернемся, знаем:

Она откроет двери нам,

Посмотрит черными глазами

И назовет по именам.

Нина Стручкова

(Лобня, Московская область)

Редакция журнала поздравляет победителей конкурса. Наряду с призами, предоставленными компаниями “Гринтекс”, “Императорский чай”, Система заказов “Обед.ру”, свой подарок победителю приготовили и мы. Это полный комплект номеров журнала “Фома” за 2004 год. Подборка поистине раритетная: в редакции хранится не более пяти таких комплектов; все остальные журналы, не только 2004, но и 2005 годов уже давно полностью разошлись.

На заставке фрагмент фото Flickr.com/Nickolas Titkov