КОВЧЕГ, ОТКРЫТЫЙ МИРУ

Мы приехали сюда по официальному приглашению попечителя монастырского приюта “Ковчег” – человека весьма уважаемого и влиятельного, попросившего не называть в статье его имени.Посмотрев ознакомительный фильм, в дороге я думал о том же, о чем в такой ситуации, уверен, подумали бы многие: знаем мы этих благотворителей, видели… Серьезные дядечки, чьи имена пишут на золотых табличках у дверей восстановленных ими храмов, блеск и красота официальных офисов церковных и общественных организаций, которым повезло оказаться под щедрым спонсорским дождем… И все это – на фоне нищих сельских приходов, у которых нет средств перекрыть крышу храма, и живущих впроголодь детей в интернатах, в которых даже обуви на всех воспитанников не хватает…

Я не сомневался, что приют, в который меня пригласили, не бедствует. И что там меня ждет официальная программа. И не ошибся. Девочки в нарядных платьицах пропели нам песни о Рождестве и о родном приюте, самые маленькие читали стихи.

В какой-то момент я взглянул на того, кто меня сюда пригласил. Пожилой человек в аккуратном неброском костюме следил за выступлением, и в глазах у него отражалось то, чем он жил в данный момент… Двухлетняя девочка, еще год назад ползавшая по полу неотапливаемой избы в поисках хлебных крошек, читала стишок про косолапого мишку. Другая девочка, певшая в хоре – он сам привез ее сюда, подобрав на улице во время одной из своих деловых поездок…

У нас в стране много несчастных детей и много бедных приютов, у которых полно проблем. Написано о них тоже немало, и еще больше можно написать, потому что конфликтов и трагедий хватит в них еще не на одно поколение журналистов.

И на этом фоне мой рассказ о “Ковчеге”, наверное, многим покажется слишком елейным. Но я все равно о нем напишу. Вдруг кто-то прочтет, задумается и поможет создать такой же приют где-то еще…Побег в монастырь

Никто не думал, что в обители появится свой приют. Директор приюта, мать Амвросия, в прошлом профессиональный педагог, просто преподавала в воскресной школе. Сельских детей в ней было немного, зато воспитанники расположенного рядом частного детского дома охотно ходили на занятия. Однажды они объявили, что хотят остаться в монастыре навсегда…

– Здесь тогда уже жили две девочки, потому что тут работали их мамы, – рассказывала мне Таисия, одна из старших воспитанниц приюта. – И мы видели, что им тут лучше, чем нам у себя…

Подробности девочки рассказывают с неохотой. Но как бы там ни было, приехавшая разбирать этот запутанный казус комиссия походила, посмотрела и не стала возвращать детей обратно.

– Есть два варианта: либо живите в монастыре, либо развозим вас по государственным детдомам, – сказали им.

В государственные детдома никто не поехал…

Конечно, в монастыре не были готовы к такому повороту событий, но возражать все равно не стали, и с благословения настоятельницы матушки Елисаветы приняли детей к себе. Поначалу разместили девочек в просторной комнате, где проходили занятия воскресной школы. Почти сразу на помощь пришли благотворители, не поскупившись на средства: меньше чем за год построили двухэтажное здание со своей кухней, гостиной, библиотекой и даже маленьким спортзалом.

– Девочки все такие веселые, общительные, – сказала мне одна из монахинь. – Но вы же понимаете – это внешнее, а на самом деле у каждой своя рана… Просто они не любят об этом говорить, в себе копят. Хорошо, что у нас среди сестер и врачи, и психологи…

Интересно, что в приюте отнюдь не все сироты. У многих, если не у большинства, есть родители, или хотя бы один из них. Бывает, они даже приезжают в приют проверить: как тут их дети? Смотрят, убеждаются, что все хорошо, и уезжают. С совершенно спокойной совестью. Ведь главное, что дети в тепле и их хорошо содержат…

Леночке всего годик, она любит “рассказывать стихи”. Точнее, рассказывают двухлетние Галя и Вика, а Леночка только стоит рядом, как бы принимая участие.

– Леночка, какая у тебя прическа сегодня! А кто ее сделал?

– Мама!

Мама – это молодая монахиня Иустиния. Она сама просила, чтобы ей доверили троицу самых младших. Спрашиваю, кто же из них ее любимица.

– Не знаю: они все такие разные! Вот Галочка любит общаться, но если приходит кто-то новый, сначала на меня смотрит, как я к этому человеку отношусь, а потом уже начинает ему про все рассказывать. Вика наоборот – уткнется в книжку с картинками и сидит…

– А Леночка?

– Ну, эта все время у мамы на руках! – улыбается “мама” Иустиния.

Наверное, тут тема на целую отдельную статью: как совмещать монашеское служение и роль мамы? Ведь мама – это навсегда… Но матушка Иустиния об этом не думает, просто самозабвенно возится со своими детьми.

Поттер преткновения

На деньги благотворителей можно построить дом, одеть детей и дать им образование. Но заставить этих детей любить и доверять не так легко. А в “Ковчеге”, мне кажется, удалось этого добиться.

Почему я так решил? На основе своих наблюдений. И дело тут вовсе не в торжественной части, аккуратных костюмчиках и улыбках гостям. Но когда дети бросаются взрослому на шею, когда они просто берут его за руку, думая, что их никто больше не видит… Может, конечно, среди воспитателей и есть великие режиссеры, но я почему-то уверен, что все это было искренне. Впрочем, любовь – слишком сложная материя для журналиста. Проблемы воспитания куда приземленней, тем более что здесь, применительно к “Ковчегу”, есть о чем поговорить.

Часто в православных приютах во главу угла ставят изоляцию от внешнего мира, начиная, как правило, с телевизора. В “Ковчеге” телевизор есть, но до него почти никогда дело не доходит – еще не полностью освоена богатая фильмотека, в которой есть и документальные фильмы, и старое советское кино, и мультики – отечественные и западные, и современные фильмы… “Четыре танкиста” и “Дело Румянцева”, “Гарфилд” и целая подборка Диснея. Говорят, что девочкам больше всего нравятся фильмы о диких животных.

Библиотека в приюте тоже обширная, причем никакой особой цензуры в ней я не заметил и решил спросить об этом саму матушку Амвросию.

– А что они сейчас читают?

– Тамару Крюкову очень любят.

– А “Гарри Поттер”?

– Нет. Знаете, я и сама его не читала, и за детей опасаюсь, все-таки батюшки многие отрицательно отзываются. Но пока никто из девочек и не просил… Но если захотят, естественно, будем читать. Вместе. Так лучше, чем под подушкой втайне от всех.

– А бывало, что под подушкой читали?

– Конечно, бывало! Это ведь живые дети, у них и секреты свои есть, и под подушкой они читают. Но я, если нахожу какие-то сомнительные книжки, пытаюсь честно объяснить, что в этой книге вредно. Тут главное не действовать по принципу “нельзя, потому что я так хочу”. Такой манеры дети не приемлют. Взрослый человек должен не воспитывать детей, а жить с ними одной жизнью. Их бедами и радостями. Часто монастырским приютам как раз этого и не хватает, потому что монаху, человеку, ушедшему из мира, бывает сложно понять детей изнутри…

Матушка Амвросия вообще не похожа на руководителя монастырского приюта, как их изображают в кино. Девочки говорили мне, что в детдоме, где они жили раньше, их предупреждали:

– Вас оденут в черное и будут готовить в монашки!

Не одели. Девочки самые обычные, черных юбок не носят. У одной из старших в ушах сережки. И в школу они ходят в самую обычную, сельскую.

Я хотел было узнать, не обижают ли местные приютских, но оказалось, что в школу ходят двадцать три девочки из “Ковчега” и семеро ребят из села. Так что вопрос отпал сам собой. Правда, опять удивило то, как спокойно воспитатели реагируют на общение детей со сверстниками “извне”. Диалог на эту тему с матушкой Амвросией оказался весьма неожиданным.

– Матушка, не боитесь, что нахватаются всякого?

– Да, конечно, нахватаются! И плохо вроде бы, а что делать? Если их тут закрыть, как в банке, так потом, когда они из нее выйдут, им еще хуже будет. Как они станут жить? В большом мире все будет по-другому, и надо детей к этому готовить. Поэтому мы тут тепличных условий не создаем.

Отдельная тема – вера. На первый взгляд кажется, что вокруг нее должен был завязаться целый узел проблем. Еще бы! Это же православный монастырь, а дети-то все разные: кто-то верит, кто-то нет. Неизбежно должен возникнуть конфликт. Но его почему-то нет.

– Почему вы именно в монастырь пошли?

– Ну… мы как-то доверяли Церкви.

И все. И никаких интеллигентских сомнений-переживаний.

Конечно, здесь преподают Закон Божий. Та самая воскресная школа, с которой все начиналось, продолжает действовать, хотя и в слегка измененном виде. Конечно, по праздникам все девочки на Литургии. А еще есть утренние и вечерние молитвы.

Но монастырского устава нет. Приютский дом расположен в пределах обители, как бы под защитой ее прочных стен, но в то же время с краю. Девочки живут по своему расписанию, даже обедают отдельно от монахинь.

– Вы как проблему их воцерковления решаете?

– А никак не решаем. Обычно они сами как-то втягиваются. “Все пошли на молитву, и я пошла”. Сначала скучно, потом начинает вникать, интересуется, а потом в человеке что-то меняется. Он становится совершенно другим.

– И со всеми так?

– Пока со всеми. Если вдруг кто-то начнет в истерике биться, скажет, что читать молитвы не станет, – тогда, конечно, пусть не молится. Но пока такого не было.

Тактика и стратегия

– Нам повезло, что мы попали сюда, – говорили мне девочки из “Ковчега”. Действительно, повезло. Можно сказать, с ними случилось чудо, о котором могут только мечтать тысячи никому не нужных детей.

Но вот вопрос: а стоило ли так тратиться на них, если вокруг так много других обездоленных? Можно ведь было обойтись без музыкальной и художественной школ, без учителя танцев из Москвы, без велосипедов, компьютерного класса и прочего. А то создали рай на тридцать человек, а остальных будто не замечают…

Да, денег, потраченных на “Ковчег”, вполне хватило бы на сотню, а то и на двести или даже триста детей. Если просто взять эти средства и поделить, выдав каждому еще одну порцию сухих социальных подачек. Но дело в том, что “Ковчег” – это не казенный приют. Его задача – не поддерживать жизнеспособность детей вплоть до наступления их совершеннолетия, а растить людей.

И для того московского благотворителя каждая из этих девочек – его собственный ребенок, в котором он видит личность, а не еще одну живую единицу, безликого гражданина, которого надо чем-то кормить и во что-то одеть.

Воспитанниц здесь всего тридцать, зато им подарили жизнь, полноценную настолько, насколько это возможно без родительского участия. И если говорить о смысле моей статьи, то я вижу его лишь в одном: “Ковчег” должен послужить примером. Причем для всех. И для будущих благотворителей, и для будущих воспитателей, без которых можно бесконечно писать о проблемах “ненужных детей”, изводить бумагу и получать гонорары. Но вряд ли что-то от этого сдвинется с места.

Впереди “Ковчег” ждет испытание, которого боятся все – и воспитатели, и сами девочки: это тот день, когда приюту предстоит выпустить их в большой мир. Что тогда будет – не может сказать никто.

Девочки строят планы на жизнь, и кто-то уже мечтает остаться в монастыре, даже пробует силы на клиросе. Пока из “Ковчега” ушли трое – одна отправилась к бабушке в Москву заканчивать школу, две другие поехали в Нижний Новгород учиться на музыканта и фельдшера. Нижегородский архиепископ Георгий помог им с жильем: поселил при епархиальном училище.

– Звонят пока каждый день, потом будут, конечно, реже, – говорит матушка Амвросия. – И пока еще хотят вернуться. Как будет дальше – не знаю. Жизнь покажет.

– А сами бы вы как хотели видеть их будущее?

– Наверное, надо сказать: хочется, чтобы остались в монастыре, но это неправда. Пусть просто станут хорошими людьми, помнящими о Боге. Пусть будут врачами, музыкантами. Две девочки вот хотят в школу милиции в Александров. Пусть.