Главный редактор
В свое время я смеялся над приятелем, который всё человечество делил на прочитавших «Братьев Карамазовых» и не прочитавших. Но с годами стал относиться к этому заключению уже без такой иронии, понял, что в каком-то смысле он, безусловно, был прав — и не только по формальному признаку. Первые действительно отличаются от вторых.
Юрий Михайлович Лотман часто повторял, что книга не сводится к тому, о чем там написано. Это означает, что смысл чтения и цель чтения заключается в знакомстве с произведением в целом, потому что, если бы это было не так, достаточно было бы всех этих кратких изложений в Интернете. А мы, сторонники чтения, исходим из того, что человек, прочитавший книгу, отличается и от того, кто ее не читал, и от себя самого — до прочтения этой книги.
А ведь это замечание, думается, применимо не только к литературе, но к знанию вообще. Как ценность романа Достоевского не сводится к его сюжету, портретам героев, языку самим по себе, так и ценность знания не раскрывается лишь через те его элементы, которые мы сможем потом где-то на практике применить — в своей личной жизни, в профессии, в общественной деятельности. Знание — в глубинном смысле, как мировоззренческая категория — ценно само по себе. И жаль, что об этом нередко забывают в дискуссиях о будущем нашего образования, воспринимая его скорее как инструмент и предлагая отцедить из учебной программы вещи, в которых не разглядеть очевидной утилитарности.
И еще о нашем подходе — и к чтению, и к знаниям. Владимир Владимирович Набоков в «Лекциях по зарубежной литературе» говорит: «Пусть это покажется странным, но книгу вообще нельзя читать — ее можно только перечитывать. Хороший читатель, читатель отборный, соучаствующий и созидающий, — это перечитыватель». Это, по-моему, справедливо и по отношению к образованию. Ведь в том-то и смысл его, что ты всё время возвращаешься к одним и тем же важнейшим вещам, но на разном уровне. И знание — это не только последовательное освоение новых тем, это еще и усложнение старых.
