Во время первых семейных ссор муж — тогда еще дьякон — говорил, обличая мой громкий голос: «Ты оскорбляешь не меня, а Церковь. Кто из наших соседей захочет пойти в храм, если священники с женами живут, как в дешевом ток-шоу!» Тогда это лишь подливало масла в огонь, ведь было вдвойне обидно: почему, действительно, моя вера, моя жизнь в Церкви не защищает меня от столь пошлого досуга, как семейный скандал?!
Накануне свадьбы множество оптимистичных статей в крупных православных изданиях и пара книг о семейной жизни вполне убедили: верующей девушке выйти замуж не страшно — ведь она, «настоящая православная невеста», не имеет никаких «отягчающих обстоятельств» личной жизни до венца и в браке готова не повторять ошибок «обычных» жен. Значит, не станет «пилить» супруга из-за зарплаты, обнюхивать его рубашки на предмет постороннего запаха духов, сидеть в засаленном халате у телевизора и вздыхать по норковой шубе соседки. А еще будет помнить, кто глава семьи и терпеливо относиться к недостаткам своей «главы»…
Были, конечно, в моей «теоретической подготовке» и церковные сплетни: «от батюшки N жена ушла», «у батюшки X супруга в храме не появляется, детей рожать не хочет, и вообще о ней такое говорят…». Тогда про таких матушек мне казалось все вполне понятно: неверующая, значит; в Духовное училище поступила просто ради «замужа», замуж не по любви вышла, а потому, что «страшненькая», боялась, что никто не позовет. А я-то не такая, я стану «настоящей» православной женой!..
…Когда мое «идеальное супружество» впервые стало на пороге осуществления импульсивного решения «уехать к маме» и «пусть он попляшет», положение спас супруг. Вместо ожидаемой мелодраматической просьбы о помиловании или хотя бы небольшого, но эффектного приступа отчаяния, он сказал: «Поезжай. Только немедленно. И учти: у нас не сериал, если уйдешь, то передумывать и возвращаться не надо». Возможно, не всем помогают методы столь жесткой педагогики, но меня отрезвило: наивная игра в семейную жизнь должна либо перегореть в настоящую жизнь, где есть не только «охи-вздохи» и любовь, но и сознательная борьба за сохранение любви. Либо — выродиться в пошленькую мелодраму со взаимными манипуляциями из разряда «а я уеду» — «а я в монастырь уйду».
И начался новый период «теоретической подготовки». Я готова была искать и исправлять свои ошибки, благо супруг был настроен так же, но долго не могла поймать их корень. Да, надо терпеть немощи ближнего, надо любить его «таким, какой он есть», прощать, замечать и за собой недостатки — об этом много пишут православные жены и говорят священники. Но, по трезвом размышлении, не недостатки сами по себе ставили меня на грань решения о разводе. Их, недостатков, вообще в супруге насчитывалось не так уж много. Они почти всегда были поводом к ссоре, но не главным, не убийственным аргументом против моего брака…
Еще, читала я, надо тайно молиться прежде, чем парировать начальную фразу на пути к ссоре, ведь и жене, и мужу многие помыслы ропота, претензий и обид известно, из-за какого плеча приходят. Молитва, а точнее — Тот, кто ее слышит, действительно помогает опомниться, но только если Остапа еще не «понесло». А вовремя помолиться и «остыть», вспомнить, Кто еще тебя слышит, — не каждый молодой супруг способен, я точно не из их числа. Да и бес — он, конечно, воинствует на семью, особенно на священническую, но, как в анекдоте, во многих случаях он бы мог обвинить меня в клевете и перекладывании моей вины на его шею.
Но в чем моя вина? В чем вина супруга? Где то самое «слабое звено» семейной ссоры, которое ведет ее к скандалу и разрыву? Мне кажется, что я его нашла. Еще не исправила, не научилась видеть вовремя и «тормозить», но нашла, и это дает надежду!
Знаете, немощи ближнего, которые должен терпеть христианин, не так уж и портят его жизнь. Порой они даже ее украшают, особенно если это жизнь гордого человека. Есть ведь некоторая маленькая радость: почувствовать свое превосходство, когда супруг готов поссориться с тобой из-за отсутствия обеда. Ну такой у него недостаток — «им руководит желудок» — зато ты-то какая возвышенная и духовная особа. Ты от голода на мужа не кидаешься, а культурно пьешь пустой чай. Или у него — расхожее клише — носки по дому раскиданы, а ты ему про них напомнишь и почувствуешь себя большой чистюлей… Такие — и гораздо худшие — вещи можно простить даже без особенных претензий на христианскую добродетель.
Сложнее простить другое. Первая семейная ссора во вчерашней скромной христианке с веселым нравом и влюбленными глазами вдруг открывает обычную мегеру, такую же тетку, как те, кого она вопреки заповеди Господа осуждала и на кого больше всего боялась быть похожей. Открывается вдруг и неряха (сколько дней подряд надо не мыть пол, чтобы носки скопились на нем в таком криминально-раздражающем количестве). И лентяйка тоже «вылезает» (иначе обед бы был готов еще с вечера, и супругу не пришлось бы демонстрировать такой страшный недостаток, как наличие желудка). И трудно простить саму себя за то, что «до такого докатилась». А его, мужа, совсем невозможно простить за то, что он этому свидетель!
И начинается страусиное ныряние головой в песок, попытка доказать себе (и ему, конечно!), что ты не мегера, но он «и ангела доведет». Ты не неряха, но… «на его деньги (варианты: в его квартире, с его бесхозяйственностью, с его детьми, в присутствии его мамы…) невозможно организовать хозяйство!» Ты не лентяйка, но «сколько можно есть!» («должны же быть другие интересы!», «чурбан бесчувственный, не видишь — мне плохо, я беременна», «вообще, пост на дворе!»).
И вот самый близкий на свете человек становится неудобен именно тем, что он — самый близкий, и твои недостатки в его присутствии оказываются вдруг особенно заметными и особенно унизительными. И еще где-то в глубине души всплывает новая, совершенно убийственная мысль: «Узнав меня такой, муж теперь разлюбит. — Уже, наверное, разлюбил. — Предатель! — Я ему покажу…»
А так хочется спокойной, прежней, вполне самодовольной и не вполне христианской «благочестивой жизни», которую ты вела девушкой, безупречной на взгляд окружающих… Но теперь благочестие требует качественно новых усилий, «новоначальная благодать» уступает место твоим воле и труду. Приходится учиться борьбе со своими новооткрываемыми недостатками, а не с мужем, их самым частым свидетелем.
…Перечитала свое «Эврика!» и поняла, что по законам жанра следовало бы обнадежить читателя позитивным уверением в том, что после сих открытий «мы с батюшкой живем в полном согласии, недолго, но счастливо, и мечтаем умереть в один день». Но — осень с подсчетом цыплят и всевозможные «ювелирные» свадебные юбилеи еще далеко, потому наш happy end пока — потенциальный. Однако, кажется, совместными усилиями мы все-таки научились в критический момент откапывать голову из песка — или и вовсе ее туда не прятать — и вышли из эмоционального лабиринта первых лет семейной жизни на ту дорожку, что ведет именно к happy, а не другому какому «энду». Помоги нам, Господи, не свернуть!
