Москву не любят и боятся. Шумная столица, где люди проходят мимо, не замечая друг друга. Город алчных карьеристов, продажных политиков и фарисеев. Здесь в шестнадцатимиллионной толпе можно погибнуть в полном одиночестве, и никто не придет к тебе на помощь. Холодные улицы, холодные дома и холодные люди…
Между тем мы даже не отдаем себе отчета в том, насколько этот холод зависит от того, что и смотрим-то мы глазами не-любви. А ведь еще Блок сказал: Сотри случайные черты — и ты увидишь: мир прекрасен. Любовь к Божиему творению и ко всякой твари в нем позволяет вглядываться сквозь то, что вызывает отчуждение, отталкивание — и обнаружить, что рождественские песни добра и тепла звучат по-прежнему, что есть другая Москва, в которой готовы поддержать ближнего, не вникая, зачем и из каких далей он приехал в столицу. Здесь не рассуждают о сострадании, здесь живут им. Вот только о милосердии редко говорят в СМИ; благотворительность — это совсем другое дело. Да и сами люди, творящие добро не ради рекламы, а просто по воле сердца, не слишком стремятся попасть на экраны или на газетные полосы. Если они и общаются с прессой, то зачастую просят не называть их фамилий.
Поэтому нам бы хотелось говорить об этой «другой Москве», которую мы, живущие в ней, любим всей душой.
Январь — это Рождество, и как было бы отрадно, если бы рождественская «Тема номера» прозвучала светло и красиво. Но наш рассказ о городе милосердия коснется не самой радужной стороны человеческой жизни. Да и к чему демонстрировать «внешнюю» красоту, если с этим успешно справляются витрины дорогих магазинов.
Но есть в нашей «другой Москве» и другая красота — внутренняя, красота сердечного тепла, красота мира тех людей, для которых эра милосердия уже наступила. Каждый из них помогает ближнему по мере собственных сил. Кто-то посвящает этому всю свою жизнь, соглашаясь на маленькую зарплату и тяжелые условия. Кто-то становится волонтером-добровольцем, жертвуя другим большую часть своего свободного времени. А кто-то просто живет «малыми делами», не отказывая нуждающимся в помощи, постепенно приучаясь быть христианином каждую секунду, а не только во время церковных служб.
Судить, кто из них лучше, — нелепо. Каждый делает то, на что способен. И каждый выполняет свою задачу. Как в армии: спецназ для одних целей, пехота — для других.
Об этой армии милосердия мы и попробуем рассказать сегодня.
Редакция
Спецназ
Нижний Сусальный переулок, задворки Курского вокзала. Салон старенького ЛИАЗа, за окнами тени прохожих, слившихся в сумерках в сплошную людскую массу: студенты и рабочие, приезжие и милиционеры. Кто-то пьет пиво у ларька, кто-то говорит по мобильнику, кто-то спешит по своим делам, скользя по льду, скрипя сапогами по снегу…
Короткая молитва перед началом, и бригада «Милосердия» выходит на ночное дежурство. Впереди у них планомерный объезд всех городских вокзалов, где им предстоит работать с самой трудной категорией нуждающихся — бездомными.
Схема простая: в бригаде пять человек, обязательно есть фельдшер. Одни дежурят в автобусе и помогают всем, кто приходит сам. Другие обходят территорию в поисках тех, кто прийти не может.
Вместе с Антоном и Михаилом мы отправляемся прочесывать Курский вокзал. На ребятах синие куртки, как у работников «скорой», только с особыми знаками различия, на лицах — защитные маски. Маршрут уже отработан, бомжи, как правило, собираются в одних и тех же местах.
К ночи вокзал пустеет, но лишь отчасти. Народу здесь всегда много, особенно если еще не закрыто метро. В этой толпе нищие мелькают то там, то здесь. Привычному глазу горожанина они кажутся обязательным атрибутом вокзальной жизни.
Не поручусь за всю страну, но точно скажу: из тех городов, где я бывал, в Москве самые грязные и страшные вокзалы. Это своего рода резервации всероссийского значения, приникающие вплотную к самым роскошным и дорогим улицам столицы, вроде Кутузовского проспекта или Садового кольца.
В столице хватает и коренных бездомных, но они составляют лишь два процента от общей массы. Основной же контингент — приезжие, те, кто явились в столицу за лучшей жизнью или просто застряли тут проездом, попав в ловушку большого города. Кто-то из них стал жертвой внешних обстоятельств, а кто-то жертвой своего же стремления к быстрой наживе. Постепенно часть из них растекается по городу, но основная масса так и остается в масштабном и привольном гетто из перронов, путей и полосы отвода.
— Год здесь идет за пять, а то и десять, — рассказывает Михаил. — Одной зимы обычно хватает, чтобы нажить «полный букет» болезней. Плюс человеческая среда… Тут люди из разных концов бывшего СССР, из разных культур, но все давно смешалось. Нет ни христиан, ни мусульман — одно сплошное и крайне жестокое язычество. Каждого новичка быстро берут в оборот, приставляют попрошайничать или воровать. Тут все на зоны поделено, вот сейчас проходим зону инвалидов и малолеток… А еще на вокзалах любят сказки о супер-бизнесменах из бывших бомжей. Не знаю — правда или нет. Бывали такие редкие случаи, я сам видел, когда людям просто удавалось выбраться. Недавно девушка приходила — ухоженная такая, обычная горожанка, я в ней даже не сразу бомжиху бывшую признал, которой мы помогли. Но для такого рывка нужна сила воли и какой-то внутренний стержень, а бомжи, чаще всего, люди совершенно бесхарактерные. Им легче жить подаянием, чем хотя бы что-то делать. Поэтому они либо опускаются от того что пьют, либо начинают пить от того, что чувствуют, как опускаются. Здесь же все просто — не придумал, где помыться, или потом чистых вещей не смог найти — и готово, через какое-то время уже постоянно ходишь грязным и воняешь. Все с малого начинается.
Парадокс: люди, помогающие бездомным, знают их лучше других, и знают именно с дурной стороны. Но при этом не уходят отсюда. За три года работы автобуса «Милосердие» в его команде практически не было «текучки кадров»…
 |
У стены вокзала лежит женщина в старом пальто. Подходим. Короткий разговор. Действительно чувствует себя плохо, но идти в автобус не хочет. Редкий случай — обычно бродяги наоборот просятся, чтобы их «покатали» ночь с бригадой, дали возможность выспаться в тепле — для этих целей в автобусе есть специальные места.
— Боится, наверное, — говорит Михаил. — У них много всяких легенд о том, как похищают бомжей, на органы там, и все такое.
— А это, правда, вообще?
— Не знаю, мы не сталкивались с этим и ничего конкретного не слышали. Если и похищают, то только беспризорников-малолеток, а чтобы взрослых трогали… Да нет, им скорее от «чоповцев» на вокзалах достается. В охрану тут парней из деревень подмосковных или из Рязани набирают, дают им электрошокеры и отправляют бомжей гонять. Так они целый заряд в одного человека могут засадить. Он пошевелиться не может, а они его шокером встать заставляют. Потом у него омертвение тканей начинается, и готово…
После обхода идем к трамвайному кругу, у которого остановился автобус. Тут уже полно разношерстной бездомной публики. Кто-то просится в салон, кому-то нужна помощь. Бригада раздает вещи и еду, но главная ее задача все-таки медицинская.
Осмотреть, дать лекарства, оказать первую помощь или взять с собой, чтобы потом похлопотать о месте в больнице. Есть еще вариант передать «Врачам без границ», у которых действует специальная клиника…
— Чо приехали, а? Валите отсюда! Поняли?.. — дальше много непечатной лексики. Бомж непонятного пола и возраста куражится вокруг автобуса. Он не против конкретных людей, он против всего мира: делает неприличные жесты в адрес проезжающего трамвая, обкладывает матом работников «Милосердия» и своих собратьев по несчастью. Похоже, считает виноватыми всех кроме себя.
На него не обращают внимания.
У самого автобуса идет выяснение отношений с бомжихой:
— Ты у нас каждый день катаешься. У тебя ж денег полно — иди в зал ожидания ночевать.
— Да я там с охраной подралась, меня туда не пустят.
— Ну, так сама виновата…
Руководитель службы диакон Олег Вышинский сам десять лет отработал на «скорой», так что его сложно чем-то удивить или вызвать у него отвращение. Да и в поведении бродяг он уже научился разбираться — знает, кому нужна помощь по-настоящему, а кто притворяется. Относительно тех, кому помогает служба, у него нет особых иллюзий, говорит, что эти люди способны убить за еду — да и убивали уже не раз. Последняя поножовщина случилась как раз неподалеку от места, где работает «Милосердие».
— Я бы не стал упрекать «скорую», что они не берут бомжей. Врачи ведь сами не знают — может, им сразу после бродяги в этой же машине ребенка вести, на тех же носилках, — говорит отец Олег. — Вообще, сложно осуждать людей за то, что они плохо относятся к бомжам. Если человек не помогает нам — это еще не значит, что он не хочет этого делать. Есть те, кто и готов помочь, но не может преодолеть брезгливость или срывается, не сумев вынести соприкосновения с этим жестоким миром. У нас несколько очень крепких парней сломались. Поэтому для меня по-настоящему удивительно то, как к бомжам относятся наши сотрудники. — Смотрю на них и даже завидую: ведь я понимаю — помогать надо, но такого сострадания, как некоторые, испытать не могу. Люди ведь действительно сопереживают тем, кого видят в самом неприглядном свете. Вот что такое настоящее христианство!
Некоторые помогают службе бесплатно, но здесь предпочитают оплачивать труд работников. Говорят: лучше потом пожертвовать зарплату на тех же бомжей, но все-таки получить деньги, потому что бригада — это постоянная работа.
 |
Правда, зарплаты здесь весьма условные — фельдшер получает 14 тысяч рублей. По московским меркам, с учетом столичных цен — гроши. Но, несмотря на то, что желающих (а, главное, способных) работать здесь не так много, кадрового голода в бригадах «Милосердия» нет…
Антон работает здесь только зимой , когда вдвое возрастает число рейсов. Основная его профессия — системный администратор. Он каждую третью ночь дежурит в «Милосердии», а значит — посвящает этому все свое личное время. Признается, что ни коллегам на работе, ни кому другому не может рассказать, чем занимается по ночам. В лучшем случае не поверят, в худшем — будут коситься как на сумасшедшего.
— А что тебя сюда привело?
— Другим завидую! Все живут себе счастливо, а я как будто загниваю. Жизнь в существование превращается. Вот в храм хожу, но без какого-то важного христианского дела — все равно трудно. А здесь у меня настоящая жизнь — чувствую себя нужным…
— И как: не страшно?
— Да нет. Сначала, конечно, шок был. На первом моем дежурстве мы бомжей привезли на санитарную станцию, собрались их мыть. Они раздеваются, я смотрю, а у них все тела в ранах, язвах каких-то — одна сплошная болячка. Потом привык, — Антон задумывается и вдруг с удивлением произносит: — Слушай, а ведь у нас в службе никто за три года серьезно не заболел! Вшей находили на себе, было такое, а вот чтобы туберкулез или сифилис…Наши «клиенты» через одного больны, а мы все здоровы. Странно, правда?
Старенький автобус медленно переползает на новую точку. Ночная смена будет длиться до шести утра. Выдержать такой график действительно очень сложно. Впрочем, для тех, кто хочет помочь другим, но не имеет достаточно сил для постоянной работы в благотворительных организациях, существуют и другие пути.
К примеру, работа волонтером.
