Даже если мне удастся выйти сразу за хоругвями, я все равно отстану и, обгоняемая огоньками в бумажных кулечках, окажусь где-нибудь в середине многоголового хода, неспешно огибающего храм. Ночь тиха и безветренна. Светлеют монастырские башенки, словно заключая нас в свои пределы, отделяя, огораживая от всего того, что осталось за стеной. Движение остановится, замрет, и там, впереди, со ступенек, которые не видны мне, закрыты круглым белокаменным боком, знакомый голос возвестит, а мы вновь и вновь радостным хором подтвердим несокрушимое свидетельство: Христос воскрес! Воистину воскрес!
Медленно потечет вверх по лестнице люд, прикрывая бережно ладошками свечки; голос возвещающий будет слышен все глуше, и до моего места в середине доплывет волной тоненькое женское пение, утихнет, снова вдруг возникнет, прервется громким мужским возгласом и снова вспыхнет, как огонек, подхваченное, покатится по рядам, и я, старательно выводя гласные, запою вместе со всеми: - Христос воскрес из мертвых смертью смерть поправ…
Наутро матушка-игуменья выставила нас пораньше. Пасхальные каникулы совпали с тридцатилетним годом создания нашей семьи,- повод достаточный, чтобы собрать детей, свернуться в привычный клубок и покатиться в путешествие. Папа разложил на капоте карту Калужской области, Анна сделала первый снимок, Миша отпустил шутку, а я, не вылезая с заднего сидения, дала пару ценных указаний о маршруте. День начался. В Боровске нас ждал отец Савва. Свято-Пафнутиев монастырь, в котором мы до этого ни разу не были, показался нам очень знакомым.
– Не удивительно,- разъяснил батюшка,- И стены, и палаты были построены Федором Конем, тем самым архитектором, который возводил московский Кремль.
Раздвоенные зубцы, низке ворота, островерхие башенки, а главное – стены,- вот ведь каким видели Кремль те, кто назвал столицу белокаменной!
-А изразцы, - заметив мой взгляд, устремленный на стены собора, - сказал отец Савва ,-изготовлены мастером с удивительным именем Семен Полубес. Приглядитесь, у него личики ангелов похожи чуть-чуть на зверюшек. Вот поэтому его так и прозвали.
Народу по праздничному делу сновало немало. К батюшке то и дело подходили прихожане, он прерывал рассказ, поздравлял, благословлял, неторопливо касаясь ладонью склоненных голов в платках, слегка жмурился на солнце и поглядывал на часы.
Молодой Дионисий, расписавший первый, не уцелевший храм, Тушинский вор, князь Дмитрий Пожарский, собиравший рать против поляков и литовцев, десять дней осады белокаменных стен и смерть верного царского воеводы к князя МихаилаВолконского, Наполеон, который ждал нетерпеливо вестей с поля боя под Малоярославцем, немецкий штаб, размещенный в соборе, - судьба монастыря, как судьба человека, - вздохнув, завершил исторический экскурс отец Савва.
Мне помнилось, что с именем Свято-Пафнутиева монастыря связано имя протопопа Аввакума.
Образ пламенного борца с «Никоновой ересью», который, уже ссыльный, из ямы, писал грозные письма царю Алексею Михайловичу, и яростные великолепные строчки из «Жития», всегда завораживали мое воображение.
Отец Савва погремел ключами, снова взглянул на часы – ему надо было ехать на службу в другой храм - и кивнул:
-У нас, правда, там ремонт, ну, да ладно, идите за мной.
Пригнувшись, мы спустились по ступенькам в низкие арочные палаты. Узкая решетчатая полоса закрывала круглый проем.
-Вот она, эта яма. Здесь протопоп Аввакум провел два года.
Мы забрались в маленькое помещение, словно вырезанное в стене, и сели на пол, на доски.
-Как-то я себе представляла по-другому, ну чисто ямой и представляла,- словно разочаровавшись в отсутствии тягот, протянула я.
-А вы представьте, что пол – земляной, света нет – не то, что электричества, лучины нет, и не разогнуться. Правда, по легенде был Аввакум такой оратор, что увлек кое - кого из братии, и нашел среди них сочувствие.
Мы подумали и согласились: не будь сочувствующих, где бы брал опальный старовер бумагу и как, главное, сохранился и дошел до наших дней один из самых замечательных образцов русской словесности!
***
На высоком холме над речкой Протвой, там, где, судя по широкому обзору, и находился древний детинец, у самого края стоит закладной камень: здесь князь Владимир Храбрый формировал русские полки, отсюда и двинулись они на Куликово поле. На памятник, видно, до сих пор не накопили.
Боровск, как и многие небольшие русские города, выполнен в стиле постмодерна. Купеческие особнячки 19 столетья, осыпающиеся кирпичные остовы храмов, горки камней с табличкой, извещающей о том, что именно на этом месте стояло когда-то, блочные коробки, полуразвалившиеся сараи, администрация с оштукатуренным фасадом и ларьки, украшенные игривыми латинскими буквами. Советские и Коммунистические улицы сходятся на площади Ленина. В центре – он сам, выкрашенный серебряной краской и вытянувший руку в сторону торговых рядов. Высокий постамент – без надписи. Чувствуется, что городские власти достигли консенсуса: памятник стоит – но анонимно.
Веселый каменный Циолковский в валенках смотрит в небо. На стенке дома, ближайшего к простому боровскому учителю, большими буквами написан отрывок из его письма, повествующий о болиде, который он наблюдал лично и точный адрес: Англия, Оксфорд.
А ведь по этой дороге везли сани боярыню Морозову, и в ужасе отшатывался от грозного двуперстия боровской люд! Белая часовенька с золотым куполом и крест перед ней,- вот что ждало упорную староверку и ее сестру, Урусову, в конце улицы. Гордое письмо царю и смерть в яме.
«Русский простор это переход в простор небесного пространства» - прочитали мы на постаменте, с которого, выставив вперед бороду, загадочно улыбался философ Николай Федоров.
Вот тебе и заштатный провинциальный городок: костры раскола, пожары Смутного времени, великие князья и мечты о космосе, - густо замешанный горький русский дух!
