Февраль, первая суббота месяца, вечер встречи выпускников моего родного 10Б — дружеские объятия, обмен радостными и грустными новостями о друзьях детства… Но чтобы попасть туда, нужно преодолеть 400 км от Москвы до Орла.
Мой водительский стаж тогда был года три. С первым инструктором мне не повезло — пока он объяснял, что поворачивать нужно было уже «вчера», я, боясь сделать лишнее движение без подсказки, проезжал нужный поворот. Слава Богу, второй инструктор оказался горластым оптимистом, человеком с юмором, с ним я быстро перестал бояться руля и, вылетая на МКАД, смело разгонялся до 120-130 км.
«Э, мужчина, хоть ты орёл из Орла, рановато тебе с такой скоростью летать», — осаживал меня инструктор. Но я, получив права, со светофора срывался первым, а на пустынных дорогах выжимал из своего «Пежо» 200 км/ч, наслаждаясь адреналином.
В то февральское утро было ветрено, на трассе почти не было снега, и только небольшая корочка льда сдерживала мой гоночный пыл. Километрах в 50 от Москвы меня резко повело в сторону. Я, перекрестишись, сбросил скорость, но проехав пост ГАИ у Серпухова, вновь начал было разгоняться, и тут, находясь в левом ряду, попал в колею. По ледяной трассе меня потащило вправо. Вспомнив, что машина переднеприводная, я резко нажал на газ, попытался задать нужное направление и… влетел в отбойник.
Секунды в моей голове превратилось в какие-то кадры. Не скажу, сколько это длилось, но всю траекторию и каждый удар я помню до сих пор, отчётливо, хотя прошло много лет.
Вначале увидел отлетевший бампер и фары. Потом меня развернуло влево - уже вперёд багажником. И так ещё 3 раза. Я всё ждал, когда же начнёт падать скорость. Или мне казалось, что она не падала… И тут я увидел, что в лоб лечу в отбойник, а за ним глубокий овраг. Я понял, что это мой смертный час, мой главный «переход», которого я не ждал так рано — в 41 год. Как ни странно, ни смерти, ни грядущей возможной боли я не испугался. Но помню свой ужас от мысли: простит ли меня Господь, за то, как и на что я потратил свою жизнь?!
Правая рука сама творила крестное знамение под мой истошный вопль: Господи, помилуй! Не «помоги», а именно «ПОМИЛУЙ». Это был мой последний миг, последний шанс на покаяние, крик души — про тело и речи не было. Я уже, практически, стоял перед Богом, и, подобно разбойнику, распятому справа от Христа, просил: «Помяни мя, Господи, во Царствии Твоем!» И хотя до этого я и в храм ходил, и исповедовался и причащался, это казалось таким мизерным, таким ничтожным для спасения души...
В этот миг ремни безопасности буквально «пришили» меня к сидению, а машина — вернее, то, что от нее осталось — встала как вкопанная прямо перед отбойником. За ним белел снегом 20 метровый обрыв, усыпанный обломками моего автомобиля. Через минуту подъехали гаишники.
Испугаться я так и не успел. Страшно было от другого: а что, если бы моё сердце не успело возопить к Богу? Были бы у меня вообще хоть какие-нибудь шансы, и главное на что?
Для меня это был очень серьёзный урок. Такие «намёки» все мы получаем достаточно часто, жаль только выводов не делаем. А вдруг, не успеем закричать: помилуй!
