музыкант, певчая, преподаватель музыкально-коррекционных занятий для детей
Когда я училась в колледже, у меня не ладилось с одним экзаменом, я была в том отчаянии, в котором может пребывать напуганный подросток, уверенный, что мир вокруг рушится, а несдача экзамена грозит отчислением.
Я позвонила своему преподавателю. Он всегда казался мне странным: слишком активный и вечно что-то придумывает, но ситуация была безвыходная. Всхлипывая, я попросила помочь, объяснить хоть что-то. Он откликнулся. Пришел ради меня на полтора часа раньше, искренне пытался разобраться с той кашей, которая у меня накопилась в голове за полгода непонимания предмета.
Я так ничего и не поняла из его объяснений. Совсем. Но до сих пор помню его мягкий голос, рассказывающий, как ему тоже было сложно учиться, что нужно немного потерпеть ― и всё наладится.
Помню, что мне тогда стало легче, как будто я долго-долго катилась вниз по ступенькам, билась об углы, а кто-то мне помог встать и подняться на пару ступенек вверх. Всего лишь полтора часа, всего лишь несколько ступенек. Так мало и так много.
Экзамен я кое-как сдала, конечно. Потом было еще три года разного. Но я сдюжила, сдала гос. В тот день в голове мелькала мысль: надо бы подойти и поблагодарить за то, что он ― один из немногих ― был участлив и добр ко мне. Но я думала: потом, потом, на выпускном...
А на выпускном, опьяненная свободой и облегчением от того, что всё позади, не задержалась около него, пролетела мимо в стайке таких же одурманенных свободой.
Через несколько дней он умер. И не было никаких слов благодарности, объятий, памятных фотографий. Было отпевание. И оно стало для меня первым потрясением уже взрослого человека. Не ребенка с его недетской бедой, а взрослого, столкнувшегося с утратой и невозможностью сказать спасибо.
Сейчас я думаю о том, кем я хочу стать, «когда вырасту». Лет через сорок, если доживу. И знаете, я очень хочу быть той, к которой можно прийти, когда плохо. Той, которая поможет пройти эти несколько ступенек. Это так мало. И это так много.
