Что такое спасение в христианстве

Подобным образом рассуждают многие люди, и отчасти с ними можно согласиться: действительно, не стоит навязывать другим ничего насильно.

Но только давайте честно: у большинства из нас были в жизни моменты, когда все внутри вопило: «На помощь!» И сколько бы ни повторяли себе, что «наша жизнь в наших руках», ощущали мы ровно противоположное — как руки опускаются. А если таких ситуаций и не было, они — увы! — обязательно будут. Тяжелое заболевание. Внезапное увольнение с работы. Развод. Смерть близкого человека. Война. Все это присутствует в человеческой жизни, и что-то из этого рано или поздно коснется каждого.

Так что тем, кто хочет уличить христианство в придумывании чего-то несуществующего, стоит признать: людей, которые смотрят на мир так же реалистично, как христиане, еще стоит поискать.

Пока толпы «прокачанных оптимистов» пытаются вас убаюкать, спрятать от вас смерть, болезнь и страдание подальше, включить вам уютный сериальчик и отправить вас развеяться в отель по программе «все включено», христианство хочет вас разбудить.

Нет, не чтобы вы ощутили суровую правду жизни и мучались в предчувствии ее страшного конца. Христиане не пессимисты. Просто они утверждают, что проснуться надо дважды. В первый раз — чтобы увидеть себя такими, какие мы есть, без попытки что-то некрасивое припудрить, а пугающее замести под ковер. Без этого первого пробуждения (да простят нам буддисты невольное посягательство на их понятийный аппарат) невозможно сделать шаг ко второму, в котором-то вся суть и в котором ты уже не можешь быть пессимистом. Более того, тебя и оптимистом нельзя назвать, ведь оптимизм предполагает, что ты веришь в свет в конце тоннеля, но стоишь еще в тоннеле. А теперь представь, что тоннеля нет, а есть только свет. Уже здесь, уже сейчас.

Хотя, конечно, напрасно мы предложили это представить. Это все равно что сказать: представь, что нет времени, представь, что в нашем мире 11 измерений. Это, что называется, запредельный опыт, а мы пока еще до предела не дошли (но уже на пути к нему). Так что давайте пока попробуем использовать образ попроще. Вместо света возьмем цвет.

Вы знаете наверняка, что некоторые животные видят мир в монохроме. И сколько вы бы ни пытались объяснить, например, киту, различающему пару цветов, что небо голубое, а песок желтый, он никогда бы не поверил вашим рассказам. Он даже не понял бы, о чем вы.

Вот так и разговор о спасении в христианстве невозможен без уверенности: есть реальность совершенно иного плана, иной реальный, а не воображаемый мир. А само спасение здесь — это не про знание об этом мире, не про наблюдение за ним со стороны, а про приобщение к нему.

Спастись — значит стать частью иной реальности. Хотя можно сказать и по-другому: вернуться в иную реальность. Речь не о месте, которое мы покинули, а о состоянии, которого мы в полноте были лишены — что, кстати, не значит, что мы его забыли. Память о нем (просто вспомните!) прорывалась, когда в детстве мы лежали у мамы на руках и твердо верили: мир добр, а мама останется рядом вечно. Или когда мы говорили человеку «я люблю тебя», и не было ни тени сомнения, что это «люблю» не разорвет ни болезнь, ни смерть.

В христианстве это состояние, преодолевающее любые человеческие границы, называется блаженством. А еще христианство рассказывает, почему лишь в избранные моменты жизни мы теперь можем достигнуть его, а большей частью страдаем от трагического несоответствия между тем, чего жаждет наша душа, и миром, в котором эту жажду в полноте ничего удовлетворить не может.

Итак, вот как христианство говорит об истории этой трагедии.

Изначально Бог создал людей по Своему образу и подобию (ср.: Быт 1:26—27), чтобы они возделывали и хранили мир, в котором жили (ср.: Быт 2:15), и чтобы все больше сближались с Богом, уподоблялись Ему, обóживались«. Это было бы для человека величайшим счастьем (на библейском языке — тем самым блаженством). Первые люди, Адам и Ева, не знали болезни, смерти, неутолимой жажды, потому что они были в непосредственном общении с Творцом — источником, утоляющим всякую жажду. Но людям стала интересна оборотная сторона добра (этот интерес внушил им падший ангел, сатана), они соблазнились возможностью стать как боги, знающие добро и зло (Быт 3:5). Свою жажду познания они решили утолить не через Бога, более того, прибегли к тому источнику, лезть в который их Создатель строго запрещал, как любящие родители запрещают детям совать пальцы в розетку. Но пальцы были сунуты, и случившееся замыкание обрело масштаб вселенской катастрофы.

Люди отделились от Бога, потеряли с Ним общение, стали автономными, а значит, смертными существами. Это было буквально замыкание — замыкание на себе. Познав, что такое зло (автономное, обезбоженное существование), они уже не смогли вернуться к первоначальной чистоте, «развидеть» то, что увидели. Так ребенок, случайно наткнувшийся в Интернете на что-то непотребное, будет на всю жизнь травмирован увиденным.

После случившегося «замыкания» все люди — дальние потомки тех, самых первых, — живут с этой «травмой»: ссорятся, враждуют, пребывают в постоянном стрессе и тревоге... А Бога, Который мог бы вернуть им полноту настоящей жизни, не видят, не воспринимают и порой даже не верят, что Он существует.

Но почему — спросите вы — почему бы Богу, раз он так любит Свои творения, и не вернуть людям эту радость и полноту жизни?

Ровно этого Бог и желает, но не ценой нарушения человеческой свободной воли. Ведь Он создал людей именно людьми, то есть разумными существами со свободной волей. Он мог бы создать нас роботами, запрограммированными на добро, но роботы не могут исполнить предназначение человека — уподобиться своему Творцу, научиться жить так, чтобы всегда действовать по любви, как Сам Бог. Не случайно апостол Иоанн говорит, что Бог есть любовь (1 Ин 4 :8): это самое точное, что мы знаем о нашем Создателе. Невозможно любить «по алгоритму», в соответствии с заложенной кем-то (хотя бы и Богом) программой.

Поэтому Бог ждет, чтобы человек сам захотел восстановить с Ним связь. Бог на это надеется. Он дает человеку подсказки — и через Священное Писание, и через течение самой жизни. И если в человеке рождается вера — поначалу как жажда Бога, а потом как доверие Ему и готовность жить по Его заповедям, — Господь тут же протягивает такому человеку руку. И... спасает его! От ощущения бессмыслицы, от привычек и зависимостей, которые как будто бы обещают заполнить пустоту внутри, а на деле все больше раздувают ее. В конечном счете — от смерти, которую христиане понимают прежде всего как окончательное и бесповоротное отпадение от Бога, отпадение навсегда...

Еще раз: Бог никому не навязывает спасение. Но если сам человек почувствовал, что ему нужен Спаситель, — то ли из-за того, что разочаровался в земных «героях» и «спасителях», то ли потому, что вера дала ему новое зрение и привычная жизнь стала казаться тусклой и серой, — в таком случае Бог немедленно откликается на его призыв.

И что, спросите, неужели человек сразу спасается? Ваше недоумение можно понять. И вы правы, если подозреваете, что в отношениях между Богом и человеком все устроено не так механически.

Христианство понимает спасение не как одномоментное событие, а как долгий процесс. Этот процесс занимает всю жизнь. Представьте себе: выбрался человек из болота, в котором чуть было не утонул, встал на твердую дорогу и пошел в сторону дома. Ведь та реальность, которую христиане называют Царством Небесным (или Царством Божиим), для человека действительно «дом», откуда он когда-то ушел.

Вот этот путь, когда каждый шаг приближает к Богу, а вера окрыляется надеждой добраться до цели, — он и называется спасением.

Не факт, что этот путь будет легким, что человека не занесет еще куда-нибудь. Но если у него есть вера и твердое упование на Бога, Бог сделает так, что встреча состоится. Господу важно именно желание человека вернуться домой, а не зигзаги, которые тот выписывает по дороге.

В математике есть такое понятие — результирующий вектор. Вот он-то и важен, и Бог даёт человеку целую жизнь, чтобы тот как можно точнее определился с направлением, выстроил вектор своего движения.

Жажда Бога, движение по какой-то дороге... Думаете, все это звучит как-то очень поэтически и теоретически? Только не в христианстве. Потому что как раз христиане знают Бога не как некий Высший Разум, бесконечно далекий и только снабжающий человека «инструкциями», как жить, а как живую Личность, любящего и заботливого Отца, Который дал людям поразительное средство спасения — Собственного Сына.

Сам будучи совершенным Богом, Сын Божий около двух тысяч лет назад стал еще и человеком. Он родился в мир как Человек, чтобы разделить с людьми и жизнь, и смерть. И взамен поделиться с ними (с нами!) Своей Божественной жизнью. Жизнью вечной.

Сын Божий, Господь Иисус Христос стал, во-первых, живым ответом на вопрос, как человеку жить в согласии с Божественным замыслом о себе. Апостол Павел подчеркивает: как Человек, Христос прошел весь земной путь, от рождения до самой смерти, и смерти крестной (Фил 2:8), и не счел для Себя зазорным назвать людей братьями (ср.: Евр 2:11). Поэтому для христиан Он не какой-то сказочный идеал, а живой ориентир, Человек из плоти и крови, которому можно подражать. Он самой Своей жизнью (а не только красивыми словами) свидетельствует о спасительной вере в Бога: пребывает в постоянной молитвенном общении с Отцом, заботится о всяком нуждающемся, никому из преследующих Его не отвечает злом на зло.

А во-вторых, Христос Сам стал для людей Спасителем, Тем, через Кого всякий желающий может непосредственно соприкоснуться с Богом. Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня, — говорит Господь (Ин 14:6).

Только вот как, спросит какой-нибудь скептик, можно соприкоснуться с Иисусом Христом, если мы Его не видим? Ведь христиане сами утверждают, что после Своего воскресения Христос вознесся на небо...

Что ж, придется в очередной раз напомнить главное, что христиане знают о Боге: что Бог есть любовь. Причем абсолютная. А абсолютная любовь никогда никого не бросает. И границ для нее нет.

Это значит, что Христос, вознесшийся на Небо, одновременно — вот прямо сейчас — рядом с каждым из нас. И только наша закрытость, наша поврежденность тем самым вселенским замыканием не дает ощутить Его непосредственного присутствия.

Но наш скептик, видимо, хотел бы чего-то более осязаемого? Чего-то, так сказать, физически представленного? И это тоже Христос нам дает.

Он делает Себя доступным для всякого ныне живущего в материальном мире человека через Евангелие — уникальное письменное свидетельство, оставленное Его учениками, и через Церковь, которую Сам основал и в которой есть нечто особенное, одновременно принадлежащее физическому миру и бесконечно превосходящее его. Вы наверняка слышали про церковные таинства? Речь именно о них.

Что такое таинство? Почему оно так называется? Во-первых, таинства не изобретение людей. Каждое из них в своем основании имеет слова и действия Самого Бога, описанные в Библии. Во-вторых, таинства — от слова «тайна». Но не в том смысле, что это какое-то запретное знание для избранных, а в том смысле, что в каждом таинстве Господь таинственным образом вступает в непосредственный контакт с человеком, который решил Ему открыться и дать действовать в себе. То есть принцип все тот же: ты протягиваешь Богу руку, а Он берет ее и непостижимым образом вытаскивает тебя из пропасти.

Поразительная, если вдуматься, вещь: сегодня, как и две тысячи лет назад, Господь продолжает раздавать Себя Своим ученикам в таинстве Причастия (когда под видом хлеба и вина христиане принимают в пищу Тело и Кровь Иисуса Христа), а через Евангелие продолжает говорить со всяким, кому важно Его слово!

Так что же, можно читать Евангелие, причащаться — вот ты и спасён? И да, и нет. Потому что читать Евангелие — это значит всё в своей жизни измерить Словом Божиим, многое пересмотреть и переосмыслить, начать реально жить в согласии с Евангелием. Это неизбежно коснется и взаимоотношений человека с окружающими людьми: ведь, как учит Христос, главная заповедь Евангелия о любви к Богу неисполнима без второй заповеди: возлюби ближнего твоего, как самого себя. Причем ближним (это ясно следует из Евангелия) становится всякий, с кем Бог сводит человека в этой жизни: не только родные и приятели, но даже те, кто нам неприятен, кто с нами враждует, кто, может быть, готов нас со свету сжить.

Христианский путь спасения начинается верой, продолжается надеждой, а завершается любовью.

Ко всякому человеку христианин призван относиться как к себе: с любовью, с терпением, с пониманием, с жалостью. Вот поэтому Христос и называет этот путь тесным, а врата спасения — узкими, как игольное ушко (ср.: Лк. 18:25; Мф 7:14). Ведь кто из нас, людей, умеет любить так, как Бог?

И тем не менее спасение (то есть воссоединение с Богом) вовсе не какая-то абстракция или недостижимый идеал. Невозможное человекам возможно Богу, — утешает Христос (Лк 18:27). А преподобный Паисий Святогорец, наш святой современник, добавляет: «Когда человек делает один шаг к Богу, то Бог навстречу ему делает тысячу шагов».