Современному человеку, воспитанному на самоуверенности и бесконечном самопиаре, почти невозможно объяснить, что такое смирение и зачем оно ему. Но хотя бы раз в году — Великим постом — мы поневоле пытаемся в этом разобраться. И все чаще ищем ответа у наших святых.
«Где он, Бог-то?»
Когда Семену Антонову, сыну тамбовского крестьянина, родившемуся через пять лет после отмены крепостного права, было четыре года, отец пустил переночевать книгоношу. Тот оказался человеком интеллигентным и прогрессивным и, не теряя времени, начал осуществлять свою «просветительскую миссию», объясняя темным хозяевам, что Христос не Бог и вообще никакого Бога нет. С того дня слова этого книжника: «Где он, Бог-то?» не давали мальчику покоя, заставляя повторять: «Когда вырасту большой, пойду искать».
Но идти далеко не пришлось. Рядом, в селе Селезнево, жил затворник Иоанн, которого и при жизни считали святым, а когда он умер, стали ходить к нему на могилу — поклониться-помолиться. Но если есть святой человек, и не какой-то древний, из книжки, а тут, по соседству, значит, Бог с нами и незачем искать Его по всей земле, решил девятнадцатилетний Семен и тут же с юношеским максимализмом собрался идти в монастырь.
Отговорил его отец, человек очень набожный, но мудрый. Сын был обычным крестьянским парнем — сильным, красивым, работящим, заглядывался на девок, дрался на кулачках. И отец рассудил: отслужи сперва положенные шесть лет военной службы, а потом, если не передумаешь…
«Помогай жизни жить, и жизнь поможет тебе не умереть»
Служил Семен в Санкт-Петербурге, в саперном батальоне, но столичные искушения уже не могли сбить его с мысли о монастыре. Демобилизовавшись, он поехал к отцу Иоанну Кронштадтскому, и тот благословил его на Афон. Погостив неделю дома, Семен быстро собрался и осенью 1892 года поступил послушником в русский Пантелеимонов монастырь на Святой Горе. А через четыре года принял монашеский постриг с именем Силуан.
Послушания у него были самые прозаические: сначала был трудником на мельнице, потом экономом, потом заведовал мастерскими, продовольственным складом, а на склоне лет — торговой лавкой.
В начале XX века русская обитель на Афоне, переживая пик популярности, вообще чрезмерно увлеклась хозяйством. Будущий известный миссионер архимандрит Спиридон (Кисляков) писал об этом с горечью: «Деньги, деньги, всегда деньги! Сколько раз я пытался сердечно побеседовать с несколькими братьями, но всегда мне приходилось им уступать, потому что они выходили из себя. Там я не встречал великих святых! Если я сближался с несколькими подвижниками, то быстро в них разочаровывался, так как со всеми их духовными подвигами им не хватало моральной стороны души, и это замечалось особенно в их отношениях с ближними».
Удивительно, но отца Силуана, который, как эконом, был в самой гуще этих искушений, они обходили стороной. В том, что вместо отшельничества вынужден всю жизнь быть на людях, он увидел особую аскезу, Божий дар — его целью стало научиться молиться постоянно, в любых условиях, занимаясь любыми делами. И… полюбить всех.
«Молиться за людей — это кровь проливать»
Как-то уже в старости, когда один аскет-отшельник начал убеждать его, что «Бог накажет всех безбожников, и будут они гореть в аду», Силуан спросил его: «Ну скажи мне, пожалуйста, если посадят тебя в рай и ты будешь оттуда видеть, как кто-то горит в адском огне, будешь ли ты покоен?» «А что поделаешь, сами виноваты», — сказал монах. И старец со скорбным лицом ответил: «Любовь не может этого понести… Нужно молиться за всех».
Был он человеком простым, малообразованным: всего обучения — два класса церковноприходской школы. Правда, читать любил и многотысячным книжным собранием монастырской библиотеки пользовался регулярно. Наставника в своих духовных упражнениях, как того требовали аскетические руководства древних подвижников, он так и не нашел, но сам, на собственном опыте прошел эту школу, хотя все великие христианские аскеты-мистики предупреждают, что в одиночку это невозможно. Но видно, старец Силуан прожил жизнь в какой-то иной реальности, и ему, в его простоте, было дано то, что немыслимо для других.
Десятки лет он ночами со слезами молился за «всего Адама» — всё исходящее болью человечество, едва вышедшее из одной мировой бойни и уже готовившееся к новой. Великое сострадание к мучающим себя людям, которые «ищут своей свободы», заставляло его взывать: «О, народы всей земли, на коленях припадаю пред вами и умоляю со слезами: придите ко Христу…». «Молиться за людей — это кровь проливать», — говорил он. И жил страданиями всего мира, забывая самого себя.
Эти молитвенные излияния старца, закрепленные письменно, стали известны только после его кончины. При жизни, как опытный аскет, он старался ничем не выделяться, хотя особую благодать, от него исходящую, чувствовали все, от простых рабочих до иерархов.
***
Афонское монашество в своем трезвом недоверии к человеку держится правила: «Никого прежде конца не ублажай». Только после кончины старца в 1938 году о нем заговорили: «Теперь видим, что старец Силуан достиг меры святых отцов». А после выхода книги схиархимандрита Софрония (Сахарова) «Старец Силуан. Жизнь и поучения» в Константинопольском Патриархате был поставлен вопрос о канонизации, которая состоялась в 1987 году. В месяцеслов Русской Православной Церкви имя преподобного Силуана Афонского было внесено в 1992 году по благословению Патриарха Алексия II. И сегодня мы почитаем его как богослова и пророка.
Но может быть, более всех пророчеств нам важны его такие простые, но подтвержденные опытом всей жизни слова: «Мучимся все мы на земле и ищем свободы, но мало кто знает, в чем свобода, где она. И я тоже хочу свободы и день и ночь ищу ее. Я познал, что она у Бога, и от Бога дается смиренным сердцем, которые покаялись и отсекли свою волю пред Ним».
