Протоиерей Димитрий Юревич, кандидат богословия, проректор по научно-богословской работе Санкт-Петербургской духовной академии
Благодаря распространению компьютерных технологий снизится общий интеллектуальный фон. Почему? А потому, что уже сейчас большинство населения использует компьютер прежде всего как средство развлечения (компьютерные игры, общение в соцсетях). Это влечет за собой потерю способности воспринимать серьезную литературу, а значит, и потерю интереса к такой литературе. Добавим сюда упадок в гуманитарной сфере, который наблюдается уже сейчас. Добавим и то обстоятельство, что научное знание становится фрагментарным, что прикладные исследования обретают куда большее значение, нежели фундаментальные.
Вот на таком фоне люди будут знакомиться с христианством, и знакомиться они будут с помощью информационных ресурсов. Но поскольку серьезная богословская и даже просто апологетическая литература окажется им не по зубам (трудно читать «многобукоф»), то судить о христианстве они волей-неволей станут по каким-то кратким выжимкам.
Им будет казаться, что они вполне знакомы с основными идеями нашего вероучения, но это примитивное, чуть ли на карикатурное представление скорее будет отталкивать их от христианства. Но самое главное — по информационным ресурсам невозможно узнать мистическую сторону веры и особенно Церкви.
Для этого нужно самому начать жить христианской жизнью.
И кто-то, несомненно, попытается, но попытается, исходя из неправильной мотивации, а именно: к христианству такие люди начнут относиться как к одной из духовных практик, наряду с йогой, китайской дыхательной гимнастикой и тому подобным. А зачем люди занимаются духовными практиками? Из прагматических соображений: чтобы решить свои житейские проблемы — со здоровьем, карьерой, бизнесом, семьей и так далее. Но в том-то и дело, что Церковь не решает такие проблемы, она просто переводит их в совсем иную плоскость, в совсем иную систему координат. А значит, такие люди быстро разочаруются в христианстве.
Тут можно вспомнить противоречивые, на первый взгляд, слова Христа в Евангелии. С одной стороны, Он говорит, что Евангелие должно быть проповедано по всему миру, всей вселенной (Мф 28:19), а с другой — Но Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле? (Лк 18:8). То есть будет множество информации о христианстве, но вот глубокого личного интереса, глубокой тяги к нему в массах не будет. Не стоит надеяться на какой-то расцвет христианства в информационном обществе.
Впрочем, я не думаю, что будут какие-то ужасные гонения, репрессии, вроде тех, какие были в 20–30-е годы прошлого века. Просто потому, что для этого нужна какая-то альтернативная воодушевляющая идея (какой был в то время коммунизм), а откуда ей взяться в обществе потребления?
Поэтому расстрелов и лагерей я не жду — но вот вариант «софт»-гонений, «мягких» гонений вполне возможен. Я имею в виду, что в обществе будет отношение к христианам как к каким-то «фрикам», маргиналам, которые говорят раздражающие вещи, ставят перед социумом онтологические вопросы — жизни, смерти, победы над смертью, а социуму этого не нужно, неприятно. От христиан станут держаться подальше, не будут пускать их в какие-то значимые для общества сферы.
Собственно, уже сейчас очень многие относятся к христианству как к некой экзотике, к некому духовному заповеднику, к чему-то любопытному, но ужасно архаичному. Но это сейчас — а 20-30 лет спустя любопытство уже схлынет, останется только ощущение архаики. Причем ненужной архаики, поскольку практической пользы люди не увидят. Вот потому и ухудшится отношение.
Думаю, это коснется не только христианства, но и всех «авраамических» религий, религий, в которых Бог воспринимается как Личность. То есть иудаизма и в какой-то мере ислама. Напротив, религии, воспринимающие мир как среду, в которой человек должен раствориться (то есть восточные религии), будут все более и более популярными.
***
В обществе будущего может очень сильно измениться понимание личности — не на богословском уровне, а на уровне массового сознания. Но, чтобы поговорить об этих изменениях, сперва нужно пояснить, как вообще христианство понимает личность.
В христианском богословии личность — это нечто, не сводимое к сумме отдельных человеческих черт, свойств. Личность не определяется и внешними жизненными обстоятельствами: средой, культурой, эпохой. Замечательный православный мыслитель Евгений Николаевич Трубецкой (1863–1920) в своей книге «Учение о Логосе», говоря о выдающихся человеческих личностях, отмечал, что эти личности потому и выдающиеся, что они не являлись полностью производными от своего времени, своего социального круга, своей культуры, а напротив, привносили что-то особенное, что-то новое в ту эпоху, в ту культуру. То есть личность может — и должна! — преобразовывать среду, преобразовывать историю. Но для этого нужно определенным образом относиться к себе. С христианской точки зрения задача личности — научиться управлять своей природой, той природой, которую Бог тебе дал. То есть бороться со своими страстями и направить в нужное русло свои таланты.
Если же такого понимания нет, то личность растворяется в окружающем мире, воспринимается как чисто социальное явление, как совокупность отношений человека с другими людьми. С какими? Общество ведь слишком разнородно, чтобы человек был связан абсолютно со всеми. Значит, он ищет, кто ему (в его поврежденном, греховном состоянии) ближе, интереснее, и ассоциирует себя с такими же, с некой группой внутри общества, с неким этносом, или политическим движением, или с некой субкультурой. Допустим, байкеры, или готы, или эмо.
Уже сейчас, согласно данным переписей, какой-то небольшой процент населения назвался хоббитами, эльфами, джедаями — то есть существами вымышленными. Конечно, это у них не совсем всерьез, но здесь знаковый момент: человек, отвергающий христианское понимание личности (или просто с ним незнакомый) начинает воспринимать себя как часть некой тусовки, некой толпы.
Без христианства теряется мотивация осознания себя как личности — не куска толпы, не набора индивидуальных свойств, а именно личности как высшего начала в человеке. Личности, о которой нельзя сказать «что», а можно только сказать «кто». Думаю, в будущем эта тенденция лишь усилится.
***
Это вообще характерно для авторитарных обществ: тебе не предписывается, как и что ты должен думать, тебе не предъявляется никаких требований в сфере нравственности, в сфере мировоззрения, но ты обязан быть лояльным власти, обязан быть «полезным членом общества», то есть выполнять свой функционал: соблюдать законы, работать, платить налоги. Пока ты это делаешь, никого не волнует твоя приватная жизнь, где бы она ни протекала — в «реале» или в «виртуальности».
Твои пороки — твое личное дело: можешь ругаться в соцсетях, можешь искать в сети непристойный контент... Пока твоя «приватная виртуальность» не пересекается с интересами государства и крупных корпораций, тебя не тронут.
Однако такая свобода не будет вечной. Дело в том, что чем дальше в будущее, тем больше будет появляться точек пересечения интересов, с одной стороны, частного человека и его «приватной виртуальности», а с другой — государства и крупных корпораций. Ведь частная сфера жизни — это то пространство, к которому приковано внимание человека, на которое направлены его интересы, в котором он самореализуется, которое вызывает у него не меньший эмоциональный отклик, чем, допустим, работа.
А значит, оттуда, из сферы «приватной виртуальности», на человека можно влиять, можно порождать у него те или иные желания, потребности, опасения, надежды, доверие к одному и недоверие к другому. «Приватная виртуальность» чем дальше, тем больше будет становиться средством для манипуляции обществом, в сферу «приватной виртуальности» переместится политическая и экономическая борьба.
А это значит, что степень свободы человека в этой «приватной виртуальности» со временем может резко понизиться.
Разумеется, в обществе будущего неизбежна интеллектуальная рефлексия на тему свободы. Не думаю, что за 20-30 лет возникнут какие-то новые философские или богословские концепции на этот счет, но на уровне массового сознания бурные споры вполне возможны. Скорее всего, усилится утилитарное понимание свободы — как потенциальной возможности достичь желанного уровня благосостояния, или, говоря шире, удовлетворить свои амбиции, осуществить свои мечты. Такое понимание, разумеется, будет несовместимо с христианским пониманием свободы как возможности избавиться от греха, возможности выбрать добро. Такое понимание на массовом уровне будет игнорироваться. Более того — христианское отношение к свободе может восприниматься как заумь, странность, а в худшем случае — и как покушение на свободу в ее общеупотребительном (то есть утилитарном) понимании.
***
Размышляя об обществе будущего, нельзя обойти стороной и те угрозы, какие несут в себе стремительно развивающиеся технологии — не только в информационной сфере, но и в биологической (тем более что эти инновации будут происходить на стыке биологии, медицины и информатики).
Начну с самого простого (в смысле богословской оценки) — с искусственных методов репродукции человека. То есть клонирования или искусственного оплодотворения и взращивания. Мне трудно судить, будут ли спустя 20-30 лет эти технологии поставлены на поток, но ясно, что споры вокруг них ведутся уже сейчас и со временем будут становиться только жарче. Главный вопрос, который неизбежно встанет, — считать ли человеческой личностью ребенка, рожденного подобным образом?
Впрочем, для нас, христиан, тут никакого вопроса нет. Разумеется, это личность! Ведь личность не есть производное от природы. Личность создает Господь в момент зачатия, и странно думать, что если это зачатие произошло искусственным путем, то Он «отойдет в сторонку». Каким бы путем ни появился ребеночек на свет, для нас он — личность, он человек, обладающий всеми человеческими правами.
Но представители других мировоззрений могут смотреть на все это иначе. Собственно, что значит «могут»? Мы говорим о будущем, но это ведь уже сейчас имеет место. О чем говорить, если в наши дни множество людей считает аборт нормальным, допустимым делом, называя ребенка в материнской утробе безжалостным словом «плод», отказывая ему в праве быть личностью! С их точки зрения, если родился — то личность, а за минуту до рождения — еще нет.
Тем более такой подход распространится на искусственное деторождение. Надо учитывать ведь еще и то обстоятельство, что эти репродуктивные технологии дают огромный процент «брака» — по крайней мере, сейчас, и наивно думать, будто через 20-30 лет они станут стопроцентно надежны.
Вполне возможно, что в обществе будущего начнет культивироваться идея, что личность — это только тот, кто выжил, а кто не выжил в процессе взращивания — тот всего лишь «биологический материал», «биологические отходы». Чтобы оправдать это, будет активно использоваться медицинский «новояз», основанный на чисто материалистическом понимании человека. Добавлю, что сюда вполне могут примешиваться коммерческие интересы фармацевтических корпораций. Объявить кого-то нечеловеком, недочеловеком окажется очень выгодным.
Другая тема, тоже способная вызвать богословскую дискуссию, — это люди-«киборги», люди с искусственными органами и, соответственно, с расширенными возможностями. Само это слово, «киборг», пришло из научной фантастики, но уже сейчас это в какой-то мере имеет место — есть протезы, способные совершать движения под воздействием мысленных команд, есть искусственное зрение. Вопрос тот же самый: остаются ли такие люди людьми, сохраняется ли у них человеческая личность? Или они становятся чем-то иным на онтологическом уровне?
Христианский ответ: нет, не становятся. Они по-прежнему люди, по-прежнему личности.
И в философии, и в христианском богословии есть понятие «индивидуум». Индивидуум — это совокупность черт, присущих данному человеку. Например, цвет глаз, уровень образования, физическая сила, музыкальный слух и так далее. Индивидуум — это не личность. Поэтому когда мы говорим о «киборгах», то должны понимать: это люди, у которых изменились некоторые свойства. Изменился индивидуум, но личность осталась прежней. Механическая рука, способная поднимать огромные тяжести, или вживленный в мозг компьютерный чип, позволяющий подключаться к Интернету и перерабатывать огромные объемы информации, не меняют личность. Если человек был злым — он останется злым, если стремился к добру — будет продолжать стремиться к нему.
Человек как целое (а это то же самое, что человек как личность) — больше суммы своих частей. Никакие изменения его природы не могут уничтожить в нем личность или тем более создать в нем какую-то новую личность.
Но, как и в случае искусственной репродукции, наверняка в обществе будущего возникнет идея, что человек, слишком сильно сращенный с машиной, человек со слишком уж изменившимися свойствами — это не личность, не человек, а что-то иное. Может быть, недочеловек, может быть, сверхчеловек.
Варианты тут могут быть самыми экзотическими, но мы, христиане, должны понимать: любые такие попытки кого-либо «расчеловечить» ничего общего с нашей верой не имеют.
***
Как бы технологии ни вторгались в человеческий организм, личность все равно остается личностью. Однако это не значит, что никаких духовных угроз тут нет.
Мы рождаемся, наследуя природу своих родителей. У каждого из нас изначально заложены склонности к каким-то добродетелям и каким-то страстям. Задача личности — развивать эти добродетели и бороться с этими страстями. Поэтому изменение природы, изменение каких-то характерных черт может повлиять на личность, поставить ее в опасное состояние.
Самый простой случай — это возможности, представляющие слишком сильный соблазн. К примеру, если у тебя появилась суперсила, и при этом тебе свойственно тщеславие или агрессия — возникает соблазн воспользоваться этой суперсилой, потакая своим страстям. Вспомним слова апостола Павла: Все мне позволительно, но не все полезно (1 Кор 6:12).
Еще более тяжелая ситуация, когда благодаря технологическому вторжению в человеческий организм (например, вживленный в мозг компьютерный чип) появляется возможность частично или даже полностью контролировать все органы чувств. Подать на определенные зоны мозга соответствующие электрические сигналы — и человек начинает видеть и слышать то, что ему транслируют. Или, наоборот, перестает воспринимать реальный мир. Нравственная оценка такого воздействия совершенно очевидна, поговорим о богословской. Тут встают два вопроса: во-первых, можно ли считать такого человека человеком, а во-вторых, насколько он, находясь под внешним управлением, ответственен за свои поступки.
Ответ нам дает Евангелие. Такие вещи там многократно описаны — описаны случаи одержимости людей злыми духами и описано, как Господь этих духов изгонял. Кто такой одержимый? Это человек, чью телесность и частично психику подчинил себе злой дух, проще сказать, бес. Перестают ли эти люди быть людьми, превращаются ли они в каких-то иных существ? Нет. Как же расценивать с богословских позиций случившееся с ними?
Святоотеческое учение о человеке говорит, что человек — существо цельное, но трехсоставное. У него есть тело, есть душа (то, что на современном языке называют психикой) и есть дух, то есть высшее начало в человеке, его самосознание. Тело, душа и дух в нормальном, естественном состоянии неразрывно связаны. Неестественное состояние — это смерть, когда рвется связь души и духа с телом. Одержимость — другой вариант неестественного состояния, когда связь духа с душой и телом временно блокирована.
Так вот, человек, чьи органы чувств благодаря техническому воздействию находятся под внешним управлением, — это одержимый. Кто-то извне держит его тело и психику. Не злой дух, а другой человек (или вообще компьютерная программа). Такое состояние можно назвать «технологической одержимостью».
Отсюда и ответ на вопрос, ответственен ли «технологически одержимый» человек за свои поступки. Нет. Он не может отвечать за то, что не в силах контролировать. Точно так же, как нельзя вменить в вину описанным в Евангелии бесноватым их действия: как они бросались в огонь и воду, рвали железные цепи... Виноват не он, а те, кто ввергли его в это состояние.
Впрочем, я не думаю, что «технологическая одержимость» возможна в ближайшем будущем, лет через 20-30. Однако видеть эту опасность надо уже сейчас, и надо сделать все возможное, чтобы такая вероятность осталась лишь в фантастике.
***
Как же нам, христианам, относиться к этим отнюдь не радужным перспективам? Что делать здесь и сейчас?
Решение — в правильной христианской эсхатологии. То есть нужно понимать, что Господь уже победил, что Царствие Небесное во всей своей полноте — это не когда-то потом, в необозримом будущем, а уже здесь и сейчас, и на каждой литургии, причащаясь Тела и Крови Христовых, мы входим в это Царствие. Да, мы живем в «последние времена». Но «последние» не в том смысле, что вот-вот уже случится конец света, а в том, что Господь через Церковь изливает на нас благодать Святого Духа. Здесь и сейчас. Поэтому не надо бояться будущего.
Фото анонса www.flickr.com, Abdul Rahman
