Повесть Юрия Бондарева «Батальоны просят огня» по праву считается одним из лучших произведений о Великой Отечественной, а ее сюжет лег в основу двух экранизаций — киноэпопеи «Освобождение» (фильм второй — «Прорыв», 1969) и одноименного фильма 1985 года. Автор сумел в призме небольшого эпизода сражения показать всю драматичность боев этого важнейшего этапа войны — форсирования советскими войсками Днепра в ходе осенней кампании 1943 года.
Но пусть читателям и зрителям не кажется, что «Батальоны просят огня» — та самая, «окончательная», окопная правда. Ни одна книга, ни один кинофильм не в силах передать и сотой доли того, чем является война на самом деле, — она всегда намного страшнее. Да и возможно ли во всей полноте описать грандиозную четырехмесячную битву за Левобережную Украину, в которой с обеих сторон приняло участие до 4 миллионов (!) солдат и офицеров, а фронт растянулся на 750 километров!..
Но сначала о книге и фильмах.
Капитан Ермаков обвиняет...
В повести два стрелковых батальона под общим командованием капитана Бориса Ермакова вынуждены сражаться на отбитом у немцев плацдарме в одиночку, практически без артиллерийской поддержки, и обречены на окружение и уничтожение. Они периодически дают сигнал дивизии «просим огня!», но их могут поддержать с другого, «нашего», берега только два орудия старшего лейтенанта Сергея Кондратьева.
Почему? Потому что поступил приказ: дивизии вместе со всей артиллерией переместиться правее и форсировать Днепр севернее, там, где немцы не ждут. А вступившим в бой батальонам приказа отступать не было. И они, отвлекая на себя главные силы противника, должны погибнуть, но дать возможность главным силам ударить в неожиданном для врага месте.
Жертва вроде бы принесена не напрасно — дивизия успешно громит неприятеля. Но от двух батальонов (а это сотни людей!) в живых осталось всего пять человек. В том числе тот самый капитан Ермаков. У него своя правда, и когда командир дивизии полковник Иверзев с металлом в голосе приказывает изложить историю бойни в рапорте, капитан взрывается. Он не может простить Иверзеву равнодушия и отказывает ему в праве называться человеком и офицером.
Для советской литературы (и фильмографии) сцена — сильнейшая. Тем более речь об артиллеристе. В артиллерии, как правило, потери были не такие ужасающие, как в пехоте. Но если артбатареи и дивизионы оказывались в составе стрелковых подразделений, стреляя по противнику прямой наводкой, они разделяли участь «царицы полей» — пехоты. Не случайно в финале фильма «Горячий снег» генерал, словно извиняясь, раздает горстке оставшихся в живых артиллеристов награды со словами: «Спасибо. Всё, что могу. Надо было выбить у них танки...» Полковник Иверзев извиняться не спешит и никакой вины за собой не видит.
А был ли Ермаков на самом деле?
Чтобы ответить на этот вопрос, надо обратиться к воспоминаниям автора, писателя Юрия Бондарева. После войны он был демобилизован по ранению и окончил Литературный институт имени Горького. Главной его темой стала война. Точнее, люди на войне.
Замысел повести «Батальоны просят огня» возник у бывшего артиллерийского офицера темной июльской ночью, когда, плывя на лодке по реке Белой (приток Камы), он наслаждался тишиной и заревом заката.
Бондарев вспоминал, как вдруг эту безмятежную тишину прорезало «пулеметное» тарахтение трактора, а на берегу взвыла буксующая автомашина. И перед глазами встала другая картина: высокий берег Днепра, занятый врагом, сейчас взлетят сигнальные ракеты и начнется переправа туда, где натужно рычат нацистские танки... Так возник замысел повести. И конечно, ее герои не были плодом фантазии.
Прототипами капитана Ермакова стали сразу два человека. И первый из них — рядовой Василий Свинин, служивший в артполку НКВД. Единственный (!) оставшийся в живых после тяжелого боя, в котором получил серьезное ранение. Из его биографии Бондарев взял драматическую историю, в которой почти никто из командиров и бойцов не выжил.
Но в еще большей мере протитипом Ермакова можно считать старшего лейтенанта Николая Епимахова, который 29 сентября 1943 года вместе со своим дивизионом переправился через Днепр. Ему приказали поддержать стрелковые части, захватившие плацдарм на правом берегу. В числе артиллеристов Епимахова был и орудийный расчёт, которым командовал 19-летний сержант Юрий Бондарев.
За мужество и героизм, проявленные при форсировании Днепра и удержании плацдарма, 24-летний Епимахов 13 ноября 1943 года был удостоен звания Героя Советского Союза. А Бондарев, который со своим орудием прошел через ад днепровской переправы, страшные бои на плацдарме, а затем и на украинской земле к западу от Днепра, получил две медали «За отвагу».
Но только вряд ли между героями повести — капитаном и его начальником, комдивом — в реальной жизни мог состояться тот разговор, который стал украшением книги: и психология на войне иная, и обстановка вряд ли позволила бы.
Переправа без отдыха и подготовки
«Батальоны просят огня» — книга, можно сказать, автобиографическая. Это свидетельство прямого участника событий. Войска сражались в чрезвычайно тяжелых условиях. Целый месяц с момента окончания Курской битвы части Красной армии преследовали отступающего неприятеля. Гнали с тяжелыми боями, теряя людей и выбиваясь из сил. Батальоны редели, тылы отставали — иногда на 200 километров. Из-за нехватки горючего пехотные части зачастую наступали без техники.
Отступая за Днепр, немцы проводили тактику «выжженной земли», уничтожая или вывозя с восточного берега реки всё, что могло бы помочь наступающим советским войскам: продовольствие, домашний скот, лошадей, фураж, рыбацкие лодки. Сжигали хлеб на полях, деревни, угоняли в рабство население, портили рельсы и шпалы, срубали телеграфные столбы.
Наша армия делала всё, чтобы не допустить этого, преследовала немцев, казалось, из последних сил. И вот наконец после изнурительного марша-наступления — Днепр... Сам рывок до него — уже успех, уже подвиг! Казалось бы, наступает момент сделать паузу, подтянуть тылы, подогнать понтоны и прочие плавсредства, пополнить ряды бойцов... Да в конце концов, дать им хоть немного отдыха перед решающим сражением...
Но нет, следует приказ форсировать Днепр с ходу, чтобы не дать немцам времени укрепить оборону и подтянуть свежие резервы. Как вспоминал впоследствии маршал Жуков, «для тщательной подготовки наступления к Днепру у нас не было возможностей».
А впереди необозримая водная гладь…
Ширина реки в отдельных местах достигает 3,5 километров, скорость течения в среднем два метра в секунду, а глубина — до 12 метров! Прибавим к этому высокий обрывистый правый берег, который на большом протяжении господствует над низким левым — нашим — берегом. Немцы отлично видели и могли простреливать все подходы к Днепру.
Помножим это на нехватку понтонов и других переправочных средств у советских передовых полков и батальонов и отсутствие у них опыта форсирования такой мощной водной преграды. Добавим немецкую авиацию, которая буквально висела над головами красноармейцев, сея смерть на воде и на берегу.
Днем в таких условиях форсировать Днепр — верная гибель. Поэтому переправлялись ночью, на подручных средствах вроде самодельных лодок или плотов, на которых перевозили легкие пушки. Осеннюю ночь периодически озаряли немецкие ракеты, и если их свет заставал красноармейцев на середине реки, по ним с правого берега открывали ожесточенный огонь.
Если солдат с оружием, гранатами, саперной лопаткой, в шинели и кирзовых сапогах падал в воду, температура которой в это время не превышала +5…+6 °С, он, как правило, уже не выплывал: ноги сводила судорога, а тяжесть амуниции тянула на дно.
Участник тех боев Иван Новохацкий переправлялся через Днепр на импровизированном плоту, состоявшем из нескольких железных бочек, полусгнивших кладбищенских ворот, надгробных крестов и венков. На этом мрачном сооружении уместились две лошади с 45-мм пушкой, три человека расчета и молодой лейтенант со своими тремя разведчиками.
«То там, то здесь рвутся в воде снаряды и мины, поднимая фонтаны воды. Уже есть прямые попадания или разрывы вблизи плотов, таких же, как и наш. Слышны крики раненых, тонущих, ржание перепуганных, упавших в воду лошадей. Мертвые уходят под воду тихо», — вспоминал Новохатский ад переправы.
Тех же, кто благополучно переправлялся на вражеский берег, ожидали ожесточенные атаки противника.
Кому и зачем это нужно?
Советское командование понимало, что любое промедление с форсированием позволит гитлеровцам превратить высокий западный берег Днепра в неприступную крепость. И потому придавало важнейшее значение захвату на нем как можно большего количества плацдармов. С них должно было развернуться наступление на столицу Украины. Кроме того, они должны были вводить противника в заблуждение по поводу того, откуда последует главный удар РККА.
К концу сентября 1943 года в полосе Воронежского и Степного фронтов было захвачено 14 плацдармов, в полосе Центрального фронта — 7, Юго-Западного — 2. Одним из самых больших стал Букринский плацдарм (южнее Киева), его длина составляла 11 километров по фронту и до 6 километров в глубину.
Для помощи войскам Воронежского фронта на нем по решению Ставки с 24 сентября началась Днепровская воздушно-десантная операция, в ходе которой в тыл врага были сброшены 4575 парашютистов.
Кстати, этот десант — еще одна страшная и по-своему нелепая страница сражения на Днепре. Из-за того что операция готовилась в спешке, без разведки районов приземления, действия воздушно-десантных бригад оказались разобщены, взаимодействия с наземными войсками не было.
Первый эшелон десантировался под сильным зенитным огнем немцев; часть бойцов попала в расположение противника, а экипаж одного самолета сбросил десантников прямо над огромной рекой, и они не смогли доплыть до берега.
Только небольшая часть десанта присоединилась к нашим войскам. А часть выживших бойцов и командиров, не имея связи со штабом фронта, вынуждена была действовать в немецком тылу самостоятельно, ведя активную диверсионную войну. В результате советское командование отменило так неудачно начавшуюся операцию и не стало десантировать второй эшелон.
В октябре 1943-го войска Воронежского (позднее 1-го Украинского) фронта дважды пытались с Букринского плацдарма наступать на Киев — и каждый раз безуспешно. По современным данным, в тех боях погибло не менее 20 тысяч бойцов и командиров РККА.
В результате Ставка приказала перенести основные усилия на вспомогательный Лютежский плацдарм (севернее Киева). Оттуда немцы удара не ждали, сосредоточившись на южном направлении, а потому Красной армии с куда меньшими потерями удалось развить успешное наступление на столицу Украины. Немцы не смогли удержаться за Днепр.
Время — кровь
Но для тех, кто участвовали в том наступлении, практически любое действие — даже доставка донесения — было сопряжено со смертельным риском. Именно за доставку донесения на островок посреди Днепра получил медаль «За отвагу» будущий народный артист СССР Иннокентий Смоктуновский. Правда, награды пришлось ждать 49 лет. Её вручили прямо во МХАТе, сразу после спектакля «Мольер». А напарник Смоктуновского по той переправе погиб — утонул, не добравшись до берега под обстрелом.
«За нашим купанием в Днепре наблюдали многие, и все, кто видел, как колошматили нас на протоке, были немало удивлены, узнав, что меня даже не царапнуло. “Ну, везет тебе, длинный, ты просто счастливчик, несмотря что доходяга”», — вспоминал Смоктуновский. Сам артист считал, что тогда его спас рост — 184 см.
Война — это всегда сумма ошибок противоборствующих сторон, и побеждает тот, кто делает их чуть меньше. А без них на войне обойтись невозможно, ведь это не учения, не компьютерная игра и не литературная повесть или роман. На войне ход событий меряется особой, страшной меркой. Как точно выразился один из самых жестких и жестоких советских полководцев Василий Чуйков, отстоявший Сталинград: «Время — кровь».
Спрос за приказ, а не за смерти
Но за кровь с командиров полков, дивизий, корпусов, армий или фронтов спрашивали только в том случае, если они к назначенному сроку не брали высоту, населенный пункт или плацдарм.
Так, 3 октября 1943 года Сталин направил командующему Воронежским фронтом генералу Николаю Ватутину гневную депешу, в которой сообщал, что Днепровская воздушно-десантная операция провалилась, и возложил вину за «массовые ненужные жертвы» не только на него, но и на представителя Ставки маршала Жукова.
Между тем мало кто из советских комдивов, комкоров или командармов мог позволить себе оспорить тот или иной приказ, даже считая его, мягко говоря, неправильным.
У Бондарева и командир полка Гуляев, и комдив Иверзев — типичные представители хорошо отлаженной боевой машины РККА, которые, может быть, и хотели бы поступить более продуманно, но распоряжение свыше обсуждать не могут — только исполнять.
Анонс фильма "Батальоны просят огня": "Любыми средствами передайте батальонам: держаться, до последнего держаться!"
«— Но батальоны вступили в бой, товарищ полковник... просят огня... А как я понял — артполк снялся? Кто будет поддерживать Бульбанюка и Максимова?
Иверзев обернулся к Гуляеву, нетерпеливо подняв брови, взглянул с жалостью, и полковник понял никчемность своего вопроса.
— О чем вы, полковник? Ей-богу! Вы не первый день в армии! — холодно проговорил Иверзев, в синих глазах его возник твердый блеск, который сказал Гуляеву, что для Иверзева все уже решено и взвешено. — Мне не нужно вам объяснять, что дивизию перебрасывают по приказу командующего армией. Я повторяю: действия двух батальонов по-прежнему носят серьезный отвлекающий характер… Любыми средствами передайте батальонам: держаться, до последнего держаться!»
К счастью, были в Красной армии и другие отцы-командиры. Например, генерал Александр Горбатов, об упрямом характере которого Сталин как-то заметил, что «Горбатова могила исправит».
Нетипичный генерал
Будучи полным тезкой Суворова, Горбатов стремился и врага бить по-суворовски: не числом, а умением — не в лоб, на пулеметы и пушки, а фланговым обходом. «Уменье воевать не в том, чтоб как можно больше убить противника, а насколько возможно больше взять в плен. Тогда и свои будут целы», — выразил он свое боевое кредо в беседе с писателем Александром Твардовским после войны.
Но мало быть храбрым на виду у противника. Куда большее мужество требуется подчас полководцу в общении со своим начальством. Перед войной Горбатов прошел жестокие пытки в НКВД и никого не оговорил, не сломался. Не скрутила его и Колыма. И на войне он не боялся брать на себя ответственность за самостоятельные решения и оспаривать приказы, которые считал вредными.
Будущего маршала Советского Союза, а тогда генерала Кирилла Москаленко, который довел его до бешенства обвинениями в «службе Гитлеру» и бессмысленными приказами наступать в лоб, Горбатов — в присутствии командующего Юго-Западным фронтом Семена Тимошенко — назвал «бесплатным приложением к армии, бесструнной балалайкой». В итоге самоубийственные атаки были прекращены, а Москаленко язык больше не распускал.
В другой раз Горбатов отказался выполнить приказ генерала Константина Рокоссовского о наступлении на Бобруйск, мотивируя это тем, что противник вот-вот ударит по его армии. Между ними состоялся крайне резкий разговор, который был прекрасно слышен из-за перегородки в избе жене генерала:
— В любом наступлении важно вовремя остановиться. Противник явно подтянул свежие силы. — Блеф! — Судя по насыщенности огня, это не блеф. — Встать! Смирно! Приказываю: 3-й армии продолжить наступление согласно существующей директиве фронта. В общем направлении на Бобруйск. Повторите приказ! — Стоять смирно буду, армию на тот свет не поведу!
В итоге оказалось, что прав именно Горбатов: немцы вскоре перешли в столь мощное наступление, что 3-я армия едва удержалась на занимаемых рубежах. К чести Рокоссовского, он в своих мемуарах писал: «Поступок Александра Васильевича только возвысил его в моих глазах».
Не пасовал Горбатов и перед всесильным Жуковым, наводившим ужас на иных генералов. В частности, он настоял на своем варианте наступления летом 1943 года на Курской дуге. В итоге его план на 100 % оправдался и 5 августа Орел был освобожден. Удачно действовал командарм и в ходе битвы за Днепр: продуманным маневром ввел в заблуждение противника и внезапным ударом разгромил его.
К сожалению, таких командующих, для которых сбережение солдат и офицеров было не менее важно, чем исполнение приказа, в Красной армии было не так много. И книг и фильмов о них почти нет. В том числе и о Горбатове. Не считая киноленты «Генерал» (1992), где Горбатова сыграл Владимир Гостюхин.
***
За подвиги, совершенные в годы Великой Отечественной, звания Героя Советского Союза были удостоены 11739 человек. Причем массовое награждение было именно за форсирование Днепра — за стойкость и мужество в боях по захвату и удержанию плацдармов: осенью 1943 года это высокое звание было присвоено 47 генералам, 1123 офицерам, 1268 солдатам, ефрейторам, сержантам и старшинам. Многим — посмертно.
