Внезапная опала человека, которого все привыкли считать правой рукой Александра I, автора программы государственных реформ, которые, как верили многие, должны были подвести Россию к утверждению правового государства, потрясла многих. Кто бы мог подумать, что такого колосса сможет свалить переданная государю «Записка о древней и новой России » писателя Карамзина — своего рода манифест противников перемен. На вопрос, можно ли хоть какими-то способами ограничить самовластие, не ослабив спасительной царской власти, — Карамзин отвечал отрицательно. Любые перемены, «всякая новость в государственном порядке есть зло, к коему надо прибегать только в необходимости». Спасение же Карамзин видел в традициях и обычаях России, ее народа, которому вовсе не нужно брать пример с Западной Европы.
Удивительное дело — дворянин, выученик немцев Шадена и Шварца, собеседник Канта и очевидец французской революции ратовал за «стабильность» и обличал за «низкопоклонство перед Западом» поповского сына, первые сведения об устройстве мира и месте человека в нем почерпнувшего в церкви, куда он регулярно водил своего слепого деда и где читал за пономаря Апостол и Часослов.
Михаил Михайлович Сперанский был в полном смысле self-made man. Ему было шесть лет, когда в поместье, где в домовой церкви служил его отец, заехал протоиерей Андрей Самборский, будущий духовник великих князей Александра и Константина Павловичей. С его легкой руки Михаила устроили во Владимирскую семинарию, где за выдающиеся способности записали под фамилией Сперанский, то есть подающим надежды, от латинского Sperare — уповать, надеяться (у его отца своего родового прозвища не было). Из Владимира мальчика отправили в Александро-Невскую семинарию, куда направлялись лучшие слушатели провинциальных семинарий со всей России. А потом митрополит Санкт-Петербургский Гавриил предложил Сперанскому остаться работать в Петербурге, и он еще четыре года прослужил в семинарии профессором математики, физики и красноречия, а потом и префектом.
Митрополит предлагал ему принять монашество, открывавшее путь к архиерейскому сану. Но Михаил Михайлович сделал выбор, круто изменивший его судьбу, — поступил секретарем к богатому и влиятельному вельможе князю Куракину. Вскоре, когда в 1796 году воцарился Павел, генерал-прокурор Куракин стал вторым лицом в государстве, и началась стремительная карьера его бывшего секретаря. К началу царствования Александра I он был уже статским советником, а в июне 1801 года — действительным статским советником.
К тому времени он успел пережить первую и единственную свою земную любовь, и когда его молодая жена через год, успев лишь родить ему дочь, умерла от скоротечной чахотки, он навсегда закрыл для себя эту тему и всю оставшуюся жизнь посвятил только служению Отечеству, как он это понимал.
После коронации Александр I объединил своих либерально настроенных друзей в «Негласный комитет», и Сперанский стал для молодых аристократов настоящей находкой: он работал по 18-19 часов в сутки — вставал в пять утра, писал, в восемь принимал посетителей, потом после приема ехал во дворец, вечером опять писал.
Александру нравилось, что Сперанский не похож ни на екатерининских вельмож, ни на его друзей. Молодой царь стал приближать его к себе. Сперанский был введен в Комитет для изыскания способов усовершенствования духовных училищ и к улучшению содержания духовенства. Его перу принадлежит знаменитый «Устав духовных училищ» и особое положение о продаже церковных свечей, за которое русское духовенство благодарно поминало его до 1917 года (еще при Петре I Церкви было даровано исключительное право торговать свечами, отмененное Таможенным уставом 1755 года, и Сперанский восстановил церковную «свечную» монополию, что в скором времени привело к накоплению громадных сумм, которые шли на жалование священникам, в пользу «сирот духовных лиц» и на финансирование духовных училищ).
В январе 1810 года, с учреждением Государственного совета, Сперанский стал государственным секретарем, самым влиятельным сановником России, вторым после императора лицом в государстве… И тут — Карамзин с его запиской.
Конечно, к тому времени у Сперанского при дворе была куча влиятельных врагов, потихоньку настраивавших против него царя. Итог — отставка, опала, ссылка: сначала в Пермь, потом в Новгородскую губернию. В столицу Сперанский вернулся лишь через девять лет, в марте 1821 года, побывав перед этим пензенским гражданским губернатором и генерал-губернатором Сибири. Александр снова назначил его членом Государственного совета, пожаловал земли, сделал его дочь фрейлиной.
А потом наступила осень 1825 года. Декабристы прочили Сперанского в первые президенты русской республики. Но вышло иначе — после провала восстания он был введен в состав Верховного суда над декабристами. Доверие Николая I он завоевал, но раздавлен был совершенно. Говорят, когда выносили приговор, Сперанский плакал. Такова была его плата за последний, звездный период своего служения. Сперанский преподавал юридические науки наследнику престола — будущему императору Александру II, учредил Высшую школу правоведения, а главное — взялся за российское законодательство. К этому времени законов в России было столько, что можно было считать, что их нет вообще. Шесть лет Сперанский, как муравей, собирал их по архивам и систематизировал. Практически он написал первые в России гражданский и уголовный кодексы. Было издано 45 томов Полного собрания, а в 1833 году — Свод законов в 15 томах. Это был главный подвиг его жизни. За эту работу Сперанский был щедро осыпан монаршими милостями, получил орден Святого Андрея Первозванного. Но сам о себе говорил: «Я — бедный и слабый смертный». Незадолго до смерти Сперанский писал: «Провидение нас водит как детей на ленте и только для опыта дозволяет иногда нам обжечься или уколоться».
