«Добро должно быть с кулаками…» — «Добро просто должно быть». Это диалог героев из фильма «Настоятель», боевика, показанного в 2010 году на НТВ. Своеобразный стиль телеканала, сюжет фильма, где священник — бывший криминальный авторитет, да и сам жанр боевика — для многих все это как-то не вяжется с христианским настроением. Однако для актера Егора Пазенко, исполнителя роли настоятеля, главная мысль фильма выражена как раз этим самым диалогом героев. О своем пути к вере и о том, что сказали о «Настоятеле» монахи на Афоне, Егор рассказал в интервью журналу «Фома».
Сколько в жизни уровней?
— В СМИ Вам приписывают амплуа «обаятельного негодяя». У Вас и вправду много отрицательных ролей. Не переживаете по этому поводу?
— С вопросом — играть отрицательных героев или нет — я однажды обратился к отцу Ефрему, игумену Ватопедского монастыря на Афоне. Он ответил: «Слушай свое сердце». А сердце подсказывало, что больше не хочется за такие роли браться. Но предлагать по старой памяти всё продолжали, и каждый раз удивлялись: «Ну как же, у тебя амплуа такое…» И правда, был период, когда в кино играть доводилось в основном отрицательных персонажей. И хотя я ни разу не играл просто откровенного подлеца, это, конечно, были образы людей запутавшихся и очень сложных: бандиты, главари мафии и т. д. Но сейчас я на собственном опыте убеждаюсь: как ни парадоксально, то, что тебе предложат сыграть, полностью зависит от твоего внутреннего мира. Раньше мне предлагали роли отрицательных героев. Теперь же — в основном, положительных. Неожиданно все само собой повернулось. А я ведь ничего специально для этого не сделал. Просто в какой-то момент жизни внутренне изменился.
— В чем?
— Пришел к вере. Вся наша семья начала воцерковляться…
— Как это произошло?
— Мне это напоминает процесс наполнения сосуда. Он был полностью пуст. И постепенно — через разные события и встречи с людьми — наполнялся до той меры, пока я не понял, что живу на белом свете не только благодаря маме и папе. И все в моей жизни определяется не тем, что я запланировал, а тем, как я поступаю в отношениях с окружающими, близкими…
Семь лет назад я переживал очень тяжелый период. Совсем не понимал, куда дальше по жизни идти. Жил один. Работы было мало. Начались проблемы с алкоголем. Неслучайно говорят, что в такие моменты Господь посылает тебе человека, который в каком-то смысле становится ангелом: спасает тебя и начинает опекать… Так я встретил свою нынешнюю супругу Алену. И с первого взгляда понял, что это — мой человек. Жизнь стала меняться. Удивительным образом вдруг стало много работы. И главное, конечно, — появилась семья. У Алены было двое детей от первого брака. Я их усыновил и считаю своими детьми без каких-либо оговорок. И вот два с половиной года назад сын Никита очень тяжело заболел… Знаете, когда болеешь сам, наверное, не так остро чувствуешь ситуацию. Но когда заболевает ребенок, которому ты хочешь помочь, но не можешь… Уверен, что именно так Бог дал нам с Аленой поверить и принять, — не просто умом, но всем сердцем — что все в Его руках. Есть дети, которым не помогают таблетки. И есть болезни, которые таблетками не вылечишь. И мы начали «пробовать» другие способы. Стали ходить в храм — поначалу просто свечки ставить. И так называемый процесс воцерковления стал набирать обороты сам собой. У нас не было какого-то плана или целенаправленных усилий. Просто мы начали знакомиться с людьми, которые без особых просьб с нашей стороны хотели помогать, принимать участие в нашей проблеме, устраивали нам встречи с врачами, со старцами… Мы побывали в очень многих монастырях. Встречались со старцем Адрианом в Псково-Печерском монастыре, со схиархимандритом Феофаном в Саранске, со старцем Илием из Оптиной пустыни. Разговаривали о болезни сына, пытаясь ему помочь. А оказалось, что помогали на самом деле и самим себе. Ведь общение и с людьми в храме, и с людьми в монастыре открыло нашей семье глаза на то, что, оказывается, существует удивительный мир — мир Церкви.
— Проблема решилась?
— Проблема начала решаться. Нам стало намного проще. Особенно ценной для нас с Никитой была поездка на Афон. Наша семья в то время все еще делала только самые первые шаги в Церкви. И один мой друг предложил нам съездить на Святую гору. Афон мне казался чем-то совершенно «заоблачным», закрытым. И тут нас, неподготовленных, привозят туда вместе с сыном. Добирались не без приключений — как будто нашу решимость испытывали. Никита упал на корабле с высокой лестницы — мог покалечиться, но только немного ушиб ногу. Корабль опаздывал на полтора часа. А игумену Ефрему, который нас ожидал, нужно было срочно уезжать в Грецию, его катер уже был готов к отплытию. И тем не менее он — почему-то — решил нас, не самых близких ему людей, дождаться. Мы больше часа разговаривали с ним о болезни Никиты, о жизни вообще, о моей профессии…
После возвращение с Афона Никите стало значительно лучше. И сейчас, слава Богу, все очень неплохо, он ходит в школу и живет нормальной жизнью. Мы всей семьей каждый день говорим Богу за это спасибо. Я уверен, что это испытание было нам послано, чтобы мы пришли к вере. И я от этого так счастлив! Иногда даже плачу от счастья, что все произошло так, как произошло. Я ведь теперь знаю, чего я мог бы никогда не узнать. Чего я был бы всю жизнь лишен, если бы не эта болезнь сына. Я ведь до этого жил как будто в темноте. Заходил время от времени в церковь, ставил свечки. Причащался один или два раза в жизни, точно не помню… Но это было таким своего рода хождением на самом первом уровне — как в какой-нибудь компьютерной игре. До подлинного погружения в мир веры я был где-то внизу таблицы. Ходил по горизонтали на одном и том же уровне. И тут вдруг раз — попал на новый. И свет вдруг открылся. И сердце замирает от одной мысли, сколько в этой жизни есть еще уровней… А я бы так и жил и даже не подозревал, что это так…
Не болезнь, а любовь
— Неверующие люди часто с иронией говорят о тех, кто приходит к вере через болезнь. Дескать, тут все понятно: пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Что бы Вы таким людям ответили?
— Могу говорить только за себя. Мой приход к вере — это не путь через болезнь. Это путь через любовь. Любовь к ребенку, который страдает и которому ты пытаешься помочь, и к супруге, которая плачет и мучается. Именно так я все случившееся воспринимаю. Ведь к каким-то шагам подталкивает не сама болезнь, а переживание за больного.
Более того, у меня была в жизни и собственная болезнь, которая могла бы привести меня к вере. Но не привела.
Мне был 21 год. Я тогда учился в Школе-студии МХАТ. Это был период общения с девушками, гулянок с друзьями, знакомства с алкоголем. Не могу сказать, что мы в своей компании опускались как-то уж совершенно страшно, просто мы делали все, что свойственно светской молодежи: наслаждались жизнью. Словом, ни времени, ни обстоятельств, чтобы подумать о Боге, у меня не было. Пока на четвертом курсе перед дипломным спектаклем я не попал под машину, перебегая Садовое кольцо… К тому моменту я был успешным и перспективным актером на своем курсе. Олег Николаевич Ефремов уже взял меня во МХАТ и планировал для меня какие-то роли. Перспектива была очень радужная. И тут все рухнуло в одночасье… Все оказалось очень серьезно: открытый перелом ноги и другие травмы. И было очень заметно, что врачи «скорой помощи» с самого начала смотрели на меня как на человека, который вот-вот скончается… Потом врачи НИИ им. Склифосовского всерьез обсуждали, отрезать мне ногу или нет. Полтора месяца я провел в больнице. А потом еще два года ходил на костылях. Само собой, с театром начались проблемы. Хотя я благодарен Олегу Николаевичу Ефремову, который нашел возможность давать мне какие-то небольшие роли и платить хотя бы минимальную зарплату. Я был единственным актером МХАТа, который играл на костылях — например, брата Силу в «Кабале святош» Булгакова. У меня был текст: «А принесите-ка сюда испанский сапожок*». И в зале смеялись, потому что было видно, что инквизитор на костылях, очевидно, и сам этот сапожок на себе испытывал… Сейчас вспоминать об этом забавно, но тогда было не до смеха. В своем нынешнем возрасте я понимаю, что лет до двадцати мне все в жизни давалось авансом. Все было благополучно и в отношениях с людьми, и в профессии. Я с первого раза поступил в театральный институт. Я не москвич, приехал из Киева, но московские друзья сразу предложили мне жилье, не было финансовых проблем. И тут вдруг случается такое…
Словом, лежа в больнице, я решил, что мне нужно креститься. Это было совершенно самостоятельное решение, никто мне его не «подсказывал». Когда выписали, поехал к родителям в Украину и в маленькой церкви в городе Ирпень крестился. Родители удивились, потому что сами были людьми невоцерковленными, но к решению отнеслись с уважением.
— И что произошло дальше?
— Ничего. В том-то и дело. Жизнь осталась прежней. Крестился, но подлинно к вере не пришел. Ничего не изменилось. Наоборот… Было отчаяние, уныние, гнев. Это было страшно: ты считаешь себя сильным и талантливым, но не можешь ничего воплотить. Видимо, любовь к себе любимому (интересная тавтология!) не помогла. И только гораздо позже любовь к ребенку и его болезнь привели к вере по-настоящему.
Фото из семейного архива Егора Пазенко
— «По-настоящему» — это как?
— Мне в свое время очень запомнились слова архимандрита Тихона (Секретарева), наместника Псково-Печерского монастыря: «Некоторые люди ударяются в веру так стремительно, что потом их за ноги стаскивать надо. Так что вы уж поспокойнее…» У нас и вправду порой считается, что чем больше ты молитв и акафистов дома вычитываешь, тем глубже твоя вера. Само собой, исполнять правила, быть в обрядах — это важно и нужно, если искренне. Но ведь не это главное…
— А что для Вас главное?
— Работать сердцем. Пытаться исполнять Божью заповедь о любви к ближнему. Уметь прощать. Это ужасно сложно… Когда выхожу из себя, страшно себя потом ругаю. И при этом чувствую: осознать то, что это неправильно, или (назовем вещи своими именами) осознать собственные грехи — это та отправная точка, в которой начинается жизнь христианина. Когда в этой точке стоишь, тогда и вправду можешь сказать, что веришь в Бога. Уже просто невозможно не верить, просто потому что четко понимаешь: без Него, только своими силами с самим собой — не справиться. Мы-то привыкли считать грехами исключительно самые страшные вещи. То и дело слышишь: «А что?! Я ведь никого не убил и не ограбил». Да я и сам так говорил еще совсем недавно. А потом пришло понимание, что не менее серьезные грехи — это то недоброе отношение к людям, ближним и далеким, которое мы проявляем на каждом шагу… Только придя в Церковь, я стал об этом задумываться. И тут же все в жизни начало становиться на свои места. И в душе, и в семье, и, как ни странно, даже в работе.
«Отец Андрей, благословите сфотографироваться!?»
— Как приход к вере отразился на работе?
— С главной ролью в фильме «Настоятель» связана удивительная для меня история. Мы с сыном Никитой вернулись в Москву из нашей первой поездки на Афон. Как раз тогда я спрашивал отца Ефрема, играть ли злодеев, а он посоветовал слушать свое сердце. На следующий же день мне звонят из Санкт-Петербурга и предлагают сыграть священника в фильме «Настоятель». Причем говорят, что готовы утвердить меня без проб, хотя на главные роли обычно устраивают пробы. И гонорар сразу предложили весьма достойный. Раньше я не мог и помыслить о том, чтобы играть священника. К тому же это было время моих самых первых шагов в Церкви… Начались съемочные дни. Снимать должны были под Гдовом, но почему-то перенесли съемки под Санкт-Петербург. Наконец мы дошли до сцен, происходящих в храме. Меня одели в священническое облачение. Захожу в еще пустой пока храм со страшным волнением и благоговением: впервые снимаюсь в церкви, впервые играю священника… Захожу — и вижу Ватопедскую икону Всецарицы: копию той самой иконы, которая висит в Ватопедском монастыре на Афоне, написанную монахами. Оказалось, настоятель храма недавно сам был на Афоне и привез эту копию… Кто-то назвал бы это совпадением, знаком судьбы или еще как-то. Но для меня это стало своего рода благословением на всю нашу работу.
«Священник в фильме защищает добро». Кадр из фильма «Настоятель», 2010 г.
— Не было сомнений, браться ли за роль священника, да еще такого необычного — с криминальным прошлым?
— Честно говоря, во время съемок меня мучил вопрос: для чего я это делаю? Нет ли здесь на самом деле лукавства перед самим собой: не снимаем ли мы обыкновенный боевичок, чтобы аудитория «клюнула», и для пущей экзотики главный герой тут — священник… Но потом твердо понял, что это не так. Ведь если бы мы совершали ошибку, Господь не позволил бы этот фильм снять. Любой актер знает, что съемки — процесс нервный, вечные накладки, срывы и т. д. У нас же съемки шли удивительно ровно. А потом мы получили очень хорошие рейтинги. Фильм был первым за неделю среди художественных картин и шестой среди вообще всех передач, то есть подобрался вплотную к вечерним новостям и ток-шоу. О чем это говорит? Люди хотят смотреть фильмы о героях, которые обладают ярко выраженной нравственной позицией. В нашем случае — о верующем человеке. Зрители вообще устали от безверия и от отсутствия понятного морального мерила…
— А с духовником Вы работу в «Настоятеле» обсуждали?
— Конечно, я взял благословение у отца Ефрема на эту роль. А недавно с одним афонским монахом я беседовал об этой роли, объяснял, что священник по сценарию дерется. Монах сначала сказал, что драться священнику, конечно же, нельзя, а потом сам продолжил: «Хотя если бы я шел по улице и увидел бы, что обижают слабого человека, я бы вступился за него и стал бы драться с обидчиком». И именно так происходит в фильме. Ведь не самого священника обижают, а обижают его паству. И в силу обстоятельств, когда милиция помочь не может, ему приходится действовать самому.
Когда я говорил о «Настоятеле» с отцом Ефремом, его слова стали для меня своего рода камертоном: «Если после твоей роли хотя бы один человек зайдет в храм и там останется, значит, ты уже делаешь свое дело не зря, и оно угодно Господу». Я это прочувствовал и запомнил. И стал подходить к этой работе именно так: показать зрителю, что у каждого человека есть шанс изменить свою жизнь, как это сделал мой герой. Показать, что православная вера дает каждому возможность, изменившись, оставить грехи далеко — там, за чертой. Как тот разбойник, которого распяли рядом со Христом. Ему потребовалось несколько минут, чтобы целиком переосмыслить все свое существование и спастись. А значит, и у каждого из нас есть шанс. Другое дело, что когда такое «перерождение» происходит, самое трудное — не откатиться через какое-то время назад… Во всяком случае, со мной такое происходило: не в глобальных вопросах веры, но в каких-то житейских привычках, с которыми борешься-борешься, и вроде они уже в прошлом, а потом раз — и опять тут как тут. Но вера дает ощущение, что ты все же можешь победить в войне со своими грехами.
— Тем не менее многих образ такого батюшки, берущего в руки оружие, смутил…
— Лично я такой критики не слышал. Хотя я был абсолютно уверен, что священники должны будут высказывать критические замечания, ведь в фильме есть некоторые неточности в плане реалий церковной жизни. Но священнослужители в основном подходят и говорят: «Отец Андрей (имя персонажа Егора Пазенко в фильме «Настоятель» — Ред.), давай с тобой сфотографируемся?»
Что же касается криминального прошлого моего героя, то, на мой взгляд, это только усиливает в фильме мысль о переосмыслении жизни. И я вижу, что зрители это «считывают». Мы возили «Настоятеля» на фестиваль в Анапу. На просмотр пришел полный зал, и после фильма была часовая беседа. Я, честно говоря, ждал, что публика будет в основном говорить как раз на тему, «почему священник дерется». Но не об этом говорили. Главной темой стало как раз то, насколько — оказывается! — радикально человек может изменить свою жизнь. Для многих это было откровением. Люди сомневались: а возможно ли такое в реальности? Не слишком ли далеко зашел художественный вымысел сценаристов? И я искренне убежден, что это возможно в жизни. Ведь когда мой герой еще был бандитом, он не был крещен. Крестился он, по сценарию, как раз когда прежняя жизнь зашла в тупик. И все стало меняться…
— А Вас самого как церковного человека не смущала роль такого священника?
— Для меня было принципиальным то, что он защищает добро. Ведь в сценарии очень четко прописано, что ни одного человека он не убивает. То же самое и в фильме «Настоятель-2». Более того, во время съемок я лично следил за тем, чтобы даже удары, которые мой герой наносит, не были чересчур калечащими. Были вещи, которые придумывались прямо по ходу съемок. Например, когда один герой говорит священнику: «Добро должно быть с кулаками», мой герой отвечает: «Добро просто должно быть». В этих словах лично для меня заключен смысл всего фильма. Да и на самом деле — всей жизни. Чем больше мы будем работать каждый со своей гордыней и ленью, тем больше будет добра. Не делать больно людям — в семье, на работе, в метро… Это очень непросто. Но я на своем опыте убеждаюсь, что если хотя бы за этим следить, уже становится чуть легче…
